Категорически не приемлю категоричность
Вот теперь я могу это выложить для раздолбания. Долбайте пожесточе.Так могла постучаться в их домус только Судьба...
Лукреция всегда и сразу — по стуку в дверь — узнавала, кто к ним (или к ней) пришёл.
Супруг, возвращаясь домой, не стучался. Он спешивался перед воротами, иногда задевая их ножнами, а иногда и не задевая — и ближайший к воротам раб спешил распахнуть их перед хозяином, и это был праздник сердца Лукреции. Соседи стучались нахраписто и своекорыстно, и приходилось открывать, выслушивать, одалживать, смеяться, соглашаться, выпроваживать... Странствующие и путешествующие стучались редко и робко — но для них всегда были готовы ночлег и пища в домусе Луция Тарквиния Коллатина, даже если хозяина не было дома. Воры и грабители не стучались, а ломились, а если стучались — то ещё более робко, чем странники, но с хитрой и угрожающей робостью; их встречали пращи и палки рабов и мечи свободных...
Домус Луция Тарквиния из Коллации, центуриона и сенатора Великого Рима, был богат и крепок.
Так властно и коротко могла постучаться в него только Судьба.
Их было четверо, вошедших в домус Луция Тарквиния Коллатина. Сам Луций Тарквиний Коллатин был не первым, а пятым, сопровождающим четверых. Прежде прочих Лукреция увидела свою Судьбу — старшего из царевичей, Секста. Прочими были два его брата (рыхлый добродушный Тит и всегда насмешливый Аррунт), царский шут Луций Юний Тупица (почему-то тоже в офицерском облачении) и супруг.
Супруг был лишним. Его не должно было быть здесь и сейчас. Он в это время должен был воевать Трою... нет, Ардею! Лукреция пряла козью шерсть, когда к ней постучалась её Судьба и привела супруга...
— Прядёшь? — горделиво вопросил супруг и высокомерно покосился на её Судьбу.
А Судьба молчала, пожирая Лукрецию своими всевидящими, всезнающими, властными глазами.
— Да, муж мой, — тихо и покорно ответила Лукреция. — Ты воюешь, а я пряду. — И опустила глаза под взором своей Судьбы.
— Ты выиграл, Коллатин! — сказала Судьба, продолжая пожирать Лукрецию глазами. Резко отвернулась и вышла из комнаты, и покинула домус, уводя за собой всех прочих — двух братьев, шута и супруга.
Лукреция бросилась было следом за своей Судьбой... нет, она должна была броситься следом за своим мужем! Несколько долгих, бесконечно долгих мгновений она стояла, выронив веретено и прижав руки к груди, пытаясь успокоить безумно колотящееся сердце. Куда бежать? Вослед супругу — или вослед своей Судьбе? Это были совсем разные направления, они только казались одинаковыми!
Лукреция, повалив прялку, упала на мягкую груду козьей шерсти, и рабы захлопотали вокруг, пытаясь привести хозяйку в чувство... В чувство, которого уже не было, которое сменилось другим. Всепоглощающим и противоположным. Преступным. Непозволительным для сабинянки.
* * *
— Твой конь засекается, Секст! — сказал Луций-Тупица, когда они отдалились мили на две от Коллации. — Остановись и дай ему отдохнуть — или мы не одолеем двадцать миль до Ардейи!
— Ты снова прав, Тупица... — задумчиво отозвался царевич. — Скачите во весь опор! — властно крикнул он братьям и Коллатину. — Вы должны быть в лагере к утру!
Они остановились почти на полпути от Коллации к Риму — Секст и царский шут в офицерском облачении. Было темно. Было два часа пополуночи.
— Ты знаешь, куда я сейчас поскачу? — спросил Секст.
— Да, царевич! — Луций, последний из рода Юниев, решил не покривить душой.
— Ты будешь молчать?
— О чём, царевич? — спросил Луций Юний.
— О моих намерениях!
— Я не могу говорить о том, что мне неизвестно, — Луций Юний не солгал.
Всё развивалось так, как он предполагал, и даже лучше...
— Ты подождёшь меня возле ворот... — бросил Секст, разворачивая коня и бросая его в галоп — обратно, к Коллации.
Луцию Юнию Бруту ничего не нужно было решать и делать — всё было решено и сделано Судьбой. Он всего лишь предоставил Судьбе такую возможность...
Спустя полтора часа старший царевич проскакал мимо него по направлению к Риму и далее к Ардее, а Тупица неспешно двинулся к домусу всадника из Коллации.
Хозяйка домуса отворила ему сама.
Такие лица Луций Юний видел только у весталок, да и то нечасто, а лишь когда им доводилось обслуживать верховных жрецов...
— Ты? — спросила Лукреция. — Что тебе нужно?
Луций Юний вытащил из ножен кинжал и протянул ей рукояткой вперёд.
— Убей меня, госпожа, — сказал он, — и никто ничего не узнает.
Она нерешительно взяла оружие и вдруг захлопнула ворота перед ним, царским шутом.
Всё происходило так, как надо.
Левая щека Секста была распухшей и красной, как от пощёчины. И даже без всякого «как» — от пощёчины. У сабинянок очень тяжёлые руки...
Лукреция всегда и сразу — по стуку в дверь — узнавала, кто к ним (или к ней) пришёл.
Супруг, возвращаясь домой, не стучался. Он спешивался перед воротами, иногда задевая их ножнами, а иногда и не задевая — и ближайший к воротам раб спешил распахнуть их перед хозяином, и это был праздник сердца Лукреции. Соседи стучались нахраписто и своекорыстно, и приходилось открывать, выслушивать, одалживать, смеяться, соглашаться, выпроваживать... Странствующие и путешествующие стучались редко и робко — но для них всегда были готовы ночлег и пища в домусе Луция Тарквиния Коллатина, даже если хозяина не было дома. Воры и грабители не стучались, а ломились, а если стучались — то ещё более робко, чем странники, но с хитрой и угрожающей робостью; их встречали пращи и палки рабов и мечи свободных...
Домус Луция Тарквиния из Коллации, центуриона и сенатора Великого Рима, был богат и крепок.
Так властно и коротко могла постучаться в него только Судьба.
Их было четверо, вошедших в домус Луция Тарквиния Коллатина. Сам Луций Тарквиний Коллатин был не первым, а пятым, сопровождающим четверых. Прежде прочих Лукреция увидела свою Судьбу — старшего из царевичей, Секста. Прочими были два его брата (рыхлый добродушный Тит и всегда насмешливый Аррунт), царский шут Луций Юний Тупица (почему-то тоже в офицерском облачении) и супруг.
Супруг был лишним. Его не должно было быть здесь и сейчас. Он в это время должен был воевать Трою... нет, Ардею! Лукреция пряла козью шерсть, когда к ней постучалась её Судьба и привела супруга...
— Прядёшь? — горделиво вопросил супруг и высокомерно покосился на её Судьбу.
А Судьба молчала, пожирая Лукрецию своими всевидящими, всезнающими, властными глазами.
— Да, муж мой, — тихо и покорно ответила Лукреция. — Ты воюешь, а я пряду. — И опустила глаза под взором своей Судьбы.
— Ты выиграл, Коллатин! — сказала Судьба, продолжая пожирать Лукрецию глазами. Резко отвернулась и вышла из комнаты, и покинула домус, уводя за собой всех прочих — двух братьев, шута и супруга.
Лукреция бросилась было следом за своей Судьбой... нет, она должна была броситься следом за своим мужем! Несколько долгих, бесконечно долгих мгновений она стояла, выронив веретено и прижав руки к груди, пытаясь успокоить безумно колотящееся сердце. Куда бежать? Вослед супругу — или вослед своей Судьбе? Это были совсем разные направления, они только казались одинаковыми!
Лукреция, повалив прялку, упала на мягкую груду козьей шерсти, и рабы захлопотали вокруг, пытаясь привести хозяйку в чувство... В чувство, которого уже не было, которое сменилось другим. Всепоглощающим и противоположным. Преступным. Непозволительным для сабинянки.
* * *
— Твой конь засекается, Секст! — сказал Луций-Тупица, когда они отдалились мили на две от Коллации. — Остановись и дай ему отдохнуть — или мы не одолеем двадцать миль до Ардейи!
— Ты снова прав, Тупица... — задумчиво отозвался царевич. — Скачите во весь опор! — властно крикнул он братьям и Коллатину. — Вы должны быть в лагере к утру!
Они остановились почти на полпути от Коллации к Риму — Секст и царский шут в офицерском облачении. Было темно. Было два часа пополуночи.
— Ты знаешь, куда я сейчас поскачу? — спросил Секст.
— Да, царевич! — Луций, последний из рода Юниев, решил не покривить душой.
— Ты будешь молчать?
— О чём, царевич? — спросил Луций Юний.
— О моих намерениях!
— Я не могу говорить о том, что мне неизвестно, — Луций Юний не солгал.
Всё развивалось так, как он предполагал, и даже лучше...
— Ты подождёшь меня возле ворот... — бросил Секст, разворачивая коня и бросая его в галоп — обратно, к Коллации.
Луцию Юнию Бруту ничего не нужно было решать и делать — всё было решено и сделано Судьбой. Он всего лишь предоставил Судьбе такую возможность...
Спустя полтора часа старший царевич проскакал мимо него по направлению к Риму и далее к Ардее, а Тупица неспешно двинулся к домусу всадника из Коллации.
Хозяйка домуса отворила ему сама.
Такие лица Луций Юний видел только у весталок, да и то нечасто, а лишь когда им доводилось обслуживать верховных жрецов...
— Ты? — спросила Лукреция. — Что тебе нужно?
Луций Юний вытащил из ножен кинжал и протянул ей рукояткой вперёд.
— Убей меня, госпожа, — сказал он, — и никто ничего не узнает.
Она нерешительно взяла оружие и вдруг захлопнула ворота перед ним, царским шутом.
Всё происходило так, как надо.
Левая щека Секста была распухшей и красной, как от пощёчины. И даже без всякого «как» — от пощёчины. У сабинянок очень тяжёлые руки...
Воры и грабители стучались тоже робко, - гыгы! воры в древнем Риме и правда стучались? я не подкалываю,я просто не знаю.
Луций-Тупица
Луций, последний из рода Юниев,
Луций Юний
Луций Юний
Луцию Юнию Бруту
Луций Юний
Луций Юний - может, хоть раз - просто Луций?
Увы, нет. Луцием его могли называть только в семье, внутри семьи - мать, отец, брат... Раб Луция Юния Брута мог называть своего господина Луцием...
Луциев в Риме было гораздо больше, чем в России Ванек. У них (у римлян) вообще было очень мало имен (кажется, два-три десятка). Даже вместе с родовым именем (типа нашей фамилии - например, Кузнецов) получались частые совпадения, поэтому очень важно было еще и третье имя - личное. По сути, кличка. (Сцевола - левша, Брут - тупица, Гордый - он гордый и есть, и так далее).
Кстати, Тарквиний Гордый тоже был Луцием (первое имя). Полностью: Луций Тарквиний Гордый.
ПЫСЫ. Между прочим, называть Луция Юния Брута просто Брутом тоже не следует слишком часто. Потому что в Риме было по меньшей мере два знаменитых Брута. Первый (о котором тут речь) изгнал из Рима этрусских царей и основал Республику. А второй, через 500 лет после первого, убил Цезаря (организовал убийство и сам нанёс один из ударов кинжалом в спину. «И ты, Брут!» — это о нём, о втором из знаменитых Брутов).
получается, Секст - Судьба не только Лукреции, но и других героев?
Нет. Своей Судьбой назвала его про себя Лукреция. Любовь с первого взгляда, что поделаешь! Замуж-то она была отцом отдана, неким Лукрецием из сабинян (у римлян все дочери получали в качестве первого имени имя отца, а после него следовало, обычно, порядковое числительное: Лукреция Прима, Лукреция Секунда и т.д. Был бы я древним римлянином, моя дочь называлась бы не Вероникой, а Александрой Прима ). Но Брут говорит о Судьбе в первоначальном и всеохватном смысле этого слова... Наверное, следует использовать тут слово Рок. Подумаю. Спасибо.
воры в древнем Риме и правда стучались? я не подкалываю,я просто не знаю.
И еще раз спасибо - тоже подумаю. Если они стучались, то изображали что-нибудь робкое, это уж так, но чаще, наверное, не стучались а ломились
Вот почему я прочёл этот отрывок? Потому, что автор мне известен. Потому, что я получаю удовольствие просто от чтения всего, что тобою написано. Слог, построение фраз, вкрапление мыслей, претендующих на афористичность - это всё имеется в любом твоём тексте. НО. Тема меня совершенно не трогает, дикий я человек. Ну не интересно мне, чего там в древнем Риме было и кто кого изнасиловал. А таких, как я - тьмы и тьмы.
Но и людей, которым интересна история, тоже неимоверное количество. (а может никто никого и не насиловал, поди знай!).
Этот текст для них.
Странное дело, вот Луций Юний настолько давний персонаж, что, возможно, его и вовсе не было, а Илья Тенин совсем не существовал. То есть они одинаковы должны быть для восприятия, но повесть о Илье Тенине я прочёл трижды (и ещё буду), а про Луция Юния мне не больно интересно читать. Странные у меня заморочки. Видит бог, странные! Стоит мне увидеть в титрах фильма: "Основано на реальных событиях", и я смотреть не стану этот фильм. И с книгами такая же ерунда. Единственный исторический роман, мною прочтённый - "Жестокий век" Исая Калашникова и то, видно, потому что Чингисхан мой земляк (про Чингисхана роман).
Отчасти (но в большой степени) именно этим он, первый Брут, меня привлёк.
Ну и ещё мыслёй об том, что все величайшие изобретения и открытия оборачиваются для человечества самой что ни на есть губительной своей стороной. И демократия, и милосердие, и тайны атомного ядра... Но неужто открыватели-изобретатели желали людям плохого?
Вот и захотелось написать одного из таких открывателей-изобретателей... И очень даже хорошо, что он - мифический, как Прометей.
А к историческим романам ты зря так жёстко. Исторические романы - чистой воды фантастика!
Это я понимаю. Даже не могу вспомнить откуда у меня взялась эта незаинтересованность.
Вот есть такой исторический роман - «Финикийский корабль». Это совсем не такой роман, как мой «Феакийские корабли». Финикийцы - существовали. Когда-то. А феакийцев вообще не было. И нигде — кроме как в «Одиссее» — о них ничего нельзя узнать...
И, знаешь, я не смог читать роман «Финикийский корабль»! Это не фантастика, это просто ложь... А фантастика должна быть правдивой или должна не быть...
Так что, где-то в чем-то мы с тобой стыкуемся.
Лукин тут идёт даже гораздо дальше: «реальность фантастична - стоит лишь присмотреться» (не дословно)...
ПЫПЫПЫПЫПЫСЫ. Очень хочется написать нечто, замаскированное под реализм... Чтобы любители "исторический правды" охотно схавали и подавились.
Его стоит читать?
«С твердо обдуманным намереньем он стал изображать глупца, предоставляя распоряжаться собой и своим имуществом царскому произволу, и даже принял прозвище Брута — «Тупицы», чтобы под прикрытием этого прозвища сильный духом освободитель римского народа мог выжидать своего времени. Вот кого Тарквинии взяли тогда с собой в Дельфы, скорее посмешищем, чем товарищем, а он, как рассказывают, понес в дар Аполлону золотой жезл, скрытый внутри полого рогового, — иносказательный образ собственного ума».
Это очень популярная в Англии комик-бригада, 70х годов. Их скетчи нужно смотреть. Но вам не понравится.
домус - это жилое строение, всё занимаемое представителями одной семьи, одного рода. Наиболее близкое (но далеко не идентичное) из русского языка - "особняк".
Да по барабану. Это может быть сколь угодно исторично, но читается как "лошендус с мостендус свалендус".
Понятно.
Древнеримских историков стоит читать. Но вам не понравится.
Кажется, я пишу не для вас... Без обид?
Я о том - вам-то нужно чтобы я высказывался?
Скажем так: ваши высказывания бывают полезными для меня. Увы, не в данном конкретном случае. Спишем это на жару и тёплую минералку
"Домус", действительно, смотрится забавно. Кто как, а я сразу вспомнил классику:
Енеус ностер магнус панус
І славний троянорум князь,
Шмигляв по морю, як циганус,
Ад те, о рекс! прислав нунк нас.
Рогамус, доміне Латине,
Нехай наш капут не загине.
Пермітте жить в землі своєй,
Хоть за пекунії, хоть гратіс,
Ми дяковати будем сатіс
Бенефіценції твоєй.
Ещё момент, я не специалист, но термин "офицерское облачение" по отношению к царскому Риму мне кажется сомнительным. Они тогда вроде чуть ли не в вилланову одевались, особых формальных офицерств и таких понятий наверное не было.
Не вполне так. Были центурии и были центурионы, да и легионом уже не всё римское войско называлось, как лет за 100-150 до того. Наконец, были уже и трибуны в центуриях, были уже и орлы (знамена). Следовательно, и форма.И как раз при Тарквинии Гордом всё это начало формироваться (он начал, уж очень много воевать ему приходилось). Во всяком случае, манипулы (сдвоенные центурии) при нём уже были.
ПЫСЫ. Чего еще не было - так это осадных башен. По крайней мере как привычного и постоянного явления. Считается, что они появились только лет через 200. Но почему бы моему Коллатину и не изобрести и не применить впервые именно при штурме Ардеи? Ведь штурм был неудачным, и изобретенное запросто могло сгореть, не оставив следа археологам
А язык я, разумеется, буду чистить. Может быть (не наверняка) и "домусу" подыщу более современный синоним...
Так сказать, не претендует на историческую точность. Чисто про психологию и пощечины, а Клио на уровне декораций.)
Да. Типа поспорить с Шекспиром и Пушкиным на их территории