Браслет волос вокруг моей кости...
Раньше это было романом, но я сократила его и решила выставить здесь...
В прошлый раз, когда я выставляла свой рассказ, мне написали, что это больше напоминает отрывок из фильма, непонятный и неинтересный. Ну что ж поделаешь, я не умею писать короткие рассказы. Этот получился достаточно длинным, и возможно никто не возьмётся его читать...
Но всё же я выставляю.
Ласковым прибоем вынесло на берег
Мёртвую усмешку короля-паяца,
Ветер взвыл от горя безутешным зверем,
Толпа продолжала смеяться...
(гр. Коридор)
Его назвали простым, обычным именем Роберт. В его дворе было много мальчишек с именем Роберт. Но такого как он больше не было никого.
читать дальшеТогда мальчику было всего тринадцать лет.
Каждый день он приходил в старый двор, садился на скрипучие качели и, прислонившись лбом к холодной цепи, смотрел на слепые, пустые окна.
Роберт был единственным ребёнком в семье. У него не было ни братьев, ни сестёр. Так же, как и не было друзей. Именно поэтому мальчик чувствовал себя ужасно одиноким. Но он ждал. Он ждал по ночам, уткнувшись лицом в подушку и водя пальцем по шерстяному клетчатому одеялу. Он ждал, сидя в одиноком дворе. Он ждал, глядя в туманное, английское небо. Он ждал и знал, что где-то, где-то, совсем рядом есть его ДРУГ. Единственный, настоящий и неповторимый...
В тот самый день, когда жизнь Роберта перевернётся раз и навсегда, он как обычно сидел в Старом Дворе на качелях. Мальчик о чём-то думал, прикрыв глаза и положив ладонь на шершавые страницы какой-то книги. Ветер листал их, создавая тихий шорох — единственный звук в этой пронзительной тишине…
— Кто-то идёт? — прошептал он, внезапно услышав шаги.
Поднявшись на ноги, Роберт взял книгу в руки и сделал несколько шагов вперёд. — Или мне показалось…
Но Роберту не показалось. Во двор действительно кто-то вошёл. И эти кто-то была шайка мальчишек, во главе с девочкой с русыми волосами, в рваной юбке и с грязными коленями. В её тощей ручонке была увесистая палка. Она что-то громко кричала, тряся сжатыми кулаками. Идущий рядом с ней мальчик, раскрыл рот от удивления и не сводил с приятельницы глаз.
Но вот девочка замолчала и остановилась. Бросив свой дикий взгляд на Роберта, она криво усмехнулась и воскликнула:
— Кого я вижу?! Не уж-то Роберт, любовь моя.
Роберт махнул на них рукой и отвернулся, собираясь уходить. Но девочка перегородила ему дорогу, выбежав вперёд.
— Нам очень скучно, — протянула она, ткнув Роберта палкой в живот.
Кто были эти дети? «Бандиты с большой дороги», оборванцы, бродяги, трущобные обитатели. Восемь мальчишек и одна девчонка — Эмили.
Мать думала, что ей одиннадцать, но мозг женщины ослабел от пьянства; ей могло быть и десять, и двенадцать.
Эмили была грубой, жадной дикаркой. В ругательстве ей уступали все уличные гуляки; она могла плюнуть дальше любого мальчишки — никто так и не сумел побить её «рекорд». Ей было так мало лет, а она уже начала курить.
Каждый человек, взглянувший на Эмили, не смог сдержать бы слёз. Казалось, Бог позабыл об этом несчастном создании.
Но нет! Каждый день Эмили взбиралась на крышу и кричала, что она счастлива. Потому что она свободна — и больше ей ничего не нужно. Ни любовь матери, ни школа, ни дом — ничего.
— Конечно, так весело нападать вдевятером на одного, — сказал Роберт, прикрыв глаза. Всё началось опять.
— Конечно весело, — хмыкнул темноволосый мальчик. — Ты же не такой как все. Ты псих. Ты сумасшедший. А над таким как ты мы любим издеваться.
Эмили громко захохотала и пихнула Роберта с такой силой, что он упал.
— Ты — слабак! Почему ты не защищаешься?
— Потому что я не хочу с тобой драться.
— Не хочешь? Какая жалость.
Эмили размахнулась и ударила мальчика по лицу палкой.
Роберт судорожно вздохнул и, прикрыв разбитый нос рукой, попытался подняться. Однако кто-то пнул его, и мальчик снова упал.
Эмили отбросила палку и, присев на колени, усмехнулась.
— Тебе больно, Роберт?
Произнеся это, девочка взялась за его указательный палец и вывернула его. Роберт сжал зубы с такой силой, что онемел подбородок.
За спиной раздался истеричный смех.
Чьи-то шаги его спасли…
Это были шаги старой леди из соседнего дома. Но ребята этого не знали, поэтому оставили Роберта лежать на земле и побежали прочь.
Мальчик медленно сел и вытер рукавом белой рубахи окровавленное лицо.
Нет, он не плакал. Он привык к боли.
Еле передвигая ногами, Роберт добрался до дороги и остановился. И только сейчас он почувствовал ком в горле. Ведь он был неравнодушен к Эмили, которая смеялась и издевалась над ним. Но мальчику было всё равно. Всё равно, что она его терпеть не может. Всё равно, что она никогда не посмотрит в его сторону. Просто всё равно.
От тяжёлых раздумий его отвлёк чей-то жалобный вой и глухой удар. Вздрогнув, Роберт поднял глаза и увидел пронёсшуюся мимо машину, лежащую на холодном асфальте мёртвую собаку, и маленькую девочку, которая громко плакала…
После он в слезах влетел в свой дом, заперся в ванной и закрыл лицо руками.
— Всё ужасно… В этом мире нет ничего прекрасного… Почему Бог так к нам жесток?
Дрожащей рукой мальчик взял кисть и открыл белую краску.
Нет больше Роберта. Есть только Чёрный Шут — со ртом до ушей и грустными глазами…
В оптический прицел не разобрать имен
И не понятен цвет знамен - совпали бы приметы,
Дай бог, пожить успел - посмейся, Гуинплен!
Да, ты поднимешься с колен, но не увидишь лета…
(гр. Коридор)
Четыре года спустя.
Эмили бродила по рынку между киосками со старой одеждой, фруктами и хлебом, обходя людей с набитыми сумками. Было утро, и девушка знала, что дома её не накормят, а она успела порядком проголодаться.
Остановившись, она прикурила и бросила взгляд на горячие пирожки с подливкой.
Торговка заметила это и, окинув взглядом девушку, крикнула.
— Уходи отсюда, бродяга. Наверняка у тебя в кармане нет ни пенни!
Вид у Эмили действительно был сногсшибательный. Русые, нечёсаные волосы перехвачены на лбу кожаным шнурком, рукава белой рубашки были разорваны, джинсы все в саже, а на колене большая дыра, открывающая глубокую рану с запёкшейся кровью.
Девушка ухмыльнулась и бросила сигарету.
— Хорошо, я уже ухожу.
Произнеся это, Эмили схватила горячий пирожок с мясом и бросилась наутёк. Вдогонку ей летели проклятия.
С ведьминским хохотом, девушка влетела в Старый Двор и, усевшись на землю, вцепилась зубами в свой горячий, помятый трофей. Позади Эмили на качелях сидит юноша с лицом пьеро, и внимательно за ней наблюдал, прижав у груди книгу.
Но она поглощена пирогом, и ничего этого не знает. Единственная мысль, которая посетила её голову, это было то, что сегодня не надо делиться добычей с остальными и всё достанется ей.
Девушка специально сбежала от своих товарищей, чтобы побыть одной. Иногда ей докучала беготня по дворам и швыряние камнями в прохожих. Это значит, что она начала взрослеть. А жаль.
Эмили хотела остаться ребёнком навсегда. Играть в воинов, прятаться по подвалам, бегать на перегонки по мостовой… Но ничто не вечно.
Каждый день она смотрела в зеркало и понимала, что детство медленно уходит от неё, звонко смеясь и махая на прощание рукой…
Закончив трапезу, Эмили поднялась на ноги, стряхнула с джинсов крошки и уже собралась уходить, но вот её глаза наткнулись на чьё-то лицо… Лицо? Разве эту ужасную маску можно было назвать лицом?
Губы Эмили скривились в усмешке. Чёрный Шут.
— А, это ты, Роберт…
— Меня зовут не Роберт, и ты это знаешь. Роберт умер четыре года назад, когда ты со всей бандой избила его.
— О, да. Ему было очень больно. Бедняжка. Мне так его жаль.
— Исчезни. Чего ты тут стоишь? Хочешь поиздеваться надо мной? Извини, не выйдет. Я изменился.
— Я вижу. И не в лучшую сторону… Интересно, каково смотреть твоим родителям на чудовище? Наверное, они уже забыли твоё лицо…
— Интересно, а каково спать в подвалах, воровать еду на рынке и кутаться в эти тряпки?
Эмили поджала губы. Чёрный Шут понял, что задел за живое.
— Но зато я не одинока. У меня, в отличие от тебя, есть друзья. И я счастлива. А ты так и проживёшь всю жизнь в одиночестве, ведь никто не хочет общаться с сумасшедшим. Посмейся!
Произнеся это, девушка развернулась и бросилась прочь.
Юноша с грустью смотрел ей вслед.
***
После этого короткого разговора, Эмили влетела в подъезд старого дама и упала на холодный пол, прижавшись спиной к грязной стене.
— Я ненавижу тебя, — прошипела она. — Ненавижу твою чёртову маску, ненавижу твой смех, ненавижу, ненавижу…
— Эмили!
К ней подошёл светловолосый юноша в грязной одежде и сел рядом.
— Чего тебе, Дик?
— Мы по всюду тебя ищем. Где ты была?
— Разговаривала с этим клоуном…
— С Чёрным Шутом?
— А с кем же ещё?
Эмили провела ладонью по волосам и тяжело вздохнула.
— Как жаль, что меня с тобой не было, — произнёс Дик. — Я бы не упустил возможности его побить… А ты чего, расстроилась, что ли?
Девушка изобразила на лице удивление.
— О чём ты говоришь? Я тебя не понимаю.
— Ну… О разговоре с этим шизофреником.
— А из-за чего я должна расстраиваться, ответь мне? Я его ненавижу. Потому что он белый ворон, не такой как все. Наверняка он уродлив, поэтому и прикрывается за этой ужасной маской… Дай сигарету.
Дик улыбнулся и, протянув подруге пачку, посмотрел на жёлтые блики на потолке.
— Я даже не заметил, как ушло лето…
Маленький ветер, такой непослушный,
Продул, гад, все небо и небо простыло,
И мы на планете стоим, как под душем,
Нам так одиноко, темно и уныло …
(гр. Коридор)
— Роберт! Роберт!
— Я не Роберт, мама. Я Чёрный Шут.
— Перестань нести чушь! Ты не шут, ты мой сын Роберт Парслоу.
— Нет.
Роберт сидел в своей комнате, на подоконнике и смотрел на пустую улицу.
До него доносился тихий шорох листьев, шёпот ветра и чей-то оборванный смех… Он видел дым, выходящий из большой трубы газовой фабрики, видел давно заброшенную стройку, книжный магазин и… и Эмили, сидевшую под сенью старого дуба в своих единственных джинсах и рваной рубахе. Она опять была одна. С ней не было ни Дика, ни всех остальных. Она сидела на скамейке и, облокотившись на спинку, курила.
Чёрный Шут невольно вспомнил последний разговор с Эмили.
— Она никогда не умела общаться с людьми, — тихо произнёс юноша.
— О чём ты говоришь, дорогой?
Роберт посмотрел на мать и покачал головой.
— Ни о чём мама. Ни о чём.
***
Эмили выкурила уже десятую сигарету за час, проведённый под окнами дома Чёрного Шута. Девушка убеждала себя, что пришла сюда для того, чтобы побыть одной. Но это было не так! Далеко не так!
Она пришла сюда для того, чтобы увидеть этого странного юношу. Но зачем? Эмили знала, что их встреча как обычно закончится ссорой и они будут оскорблять друг друга, говорить, как ненавидят…
— Я хочу его увидеть… Как это странно, не правда ли?
Эмили усмехнулась.
Хотя Чёрный Шут редко выходил на улицу вечером, сегодня он не мог сидеть дома.
Когда тихо скрипнула калитка, девушка вздрогнула и резко обернулась. Роберт как обычно был весь в чёрном, словно подчёркивая таким образом всё мрачное состояние своей души. Хотя маски уже было достаточно.
Заправив за уши пряди густых волос, юноша поднял глаза и усмехнулся своим безобразным ртом.
— Эмили, — тихо проговорил он. — Зачем ты здесь?
Девушка ничего не ответила. Она медленно поднялась на ноги и, взглянув на бледное небо, сделала несколько шагов вперёд. Чёрный Шут внимательно смотрел на неё, теребя край рубахи.
— Ты был когда-нибудь на крыше, Чёрный Шут?
Юноша широко улыбнулся и покачал головой.
— Нет, никогда. Но зато ты, наверное, облазила все крыши этого города.
Эмили вздёрнула подбородок.
— Почти все.
С этими словами девушка схватила юношу за рукав и потащила за собой.
— Это очень легко. Сначала нужно перелезть через железную решётку, отделяющую нас от чердака. А там просто выбить окно и ты уже на крыше. Я тебе покажу.
Ребята зашли в подъезд и по лестнице вбежали на самый верхний этаж. Лукаво подмигнув Роберту, Эмили перемахнула через решётку и, скрестив руки на груди, произнесла:
— Теперь ты.
Чёрный Шут усмехнулся, схватился за холодные, железные прутья и подтянулся вверх. Они стояли на грязной площадке, усыпанной окурками и с раскиданными битыми бутылками из под пива.
— Я вижу, ваша честная компания здесь тоже побывала? — спросил юноша. Эмили пнула ногой бутылку и, ухмыльнувшись, произнесла:
— Всего один раз… Будешь курить?
— Я не курю.
— А что так плохо? Родителей боишься?
— Я за здоровье своё боюсь.
Эмили пожала плечами и, прикурив, побежала вверх по лестнице. Роберт поспешил за ней.
И вот, наконец, они на чердаке. Это было большое помещение, заваленное всяким хламом, с низким потолком, грязными стенами в подтёках и окном без стекла.
Эмили встала на подоконник и вылезла на крышу. Роберт несколько секунд колебался, но всё же решился и последовал её примеру.
Прохладный ветер тут же ударил ему в лицо, и он был вынужден зажмуриться.
— Тут довольно… холодно, — произнёс юноша.
— Ой, да брось ты, — отмахнулась от него Эмили, садясь по-турецки. — Зато смотри, как здесь красиво!
Чёрный Шут подошёл к самому краю и оглядел унылый двор. Возле старого дуба, где несколько минут назад сидела Эмили, столпилась вся её банда, недоумённо оглядываясь по сторонам.
— Тебя ищут, Эмили.
— Да, и, кажется, они смотрят сюда. Не думаю, что им нравиться увиденное.
Дик, прыгающий на одном месте, разъярённо тряс кулаками и что-то кричал.
Эмили показала ему средний палец и рассмеялась.
— Зачем мы здесь? — спросил Чёрный Шут.
— Зачем? Потому что сейчас будет дождь.
Девушка указала на тёмную тучу. Прогремел гром.
Роберт сначала не понял, что к чему, но когда крупная капля упала на его лицо…
— Моя маска, — прошептал он. Эмили усмехнулась и кивнула.
— Да. Твоя маска будет смыта.
Чёрный Шут посмотрел на девушку, и спросил:
— Ты хочешь увидеть моё лицо?
Эмили кивнула.
— Да. Я хочу увидеть твоё лицо.
— Зачем?..
Эмили поднялась на ноги и воскликнула:
— Прости меня!
— За что?
— За всё. За то, что я издевалась над тобой, за то, что я ударила тебя, за то что…
Эмили замолчала. Куда делась её гордость? Она клялась себе, что никогда не попросит прощения у кого-либо. Потому что это было унизительно. Но сегодня она не могла не произнести слово «Прости».
— Ответь мне на один вопрос… Если бы не было того чёртового дня, ты бы не нарисовал эту ужасную маску?
Роберт опустил глаза. С его лица стекала краска, оставляя на рубахе тёмные пятна.
— Я не хочу лгать, поэтому не буду отвечать на этот вопрос.
Эмили посмотрела на его лицо, такое прекрасное без этой чудовищной маски и, откинув с лица мокрые пряди волос, печально улыбнулась.
— Не надо. Я и так знаю ответ.
— А зачем тогда спрашиваешь.
— Просто так… Хочешь спою?
Чёрный Шут засмеялся и кивнул.
— Маленький ветер, такой непослушный,
Продул, гад, все небо и небо простыло,
И мы на планете стоим, как под душем,
Нам так одиноко, темно и уныло …
IV
Бег по крышам.
Эти выстрелы вслед, этот окрик "Постой!",
Этот тусклый рассвет, этот скрежет трамвая,
Я пытался уйти в небеса, я кричал "От винта!"
Только та, что поливала живою водой,
Сама оказалась еле живая,
Я искал ее взглядом, но в этих глазах пустота.
(Гр. Коридор)
— Ты спятила, Эмили?!
Эмили и Дик шли по старой стройке рядом с болотом, кидая в воду камни.
— Ответь мне, зачем ты полезла с этим клоуном на крышу?
— Не знаю…
— Как это не знаешь? У меня иногда бывает предчувствие, что ты сходишь с ума…
Эмили словно его не слышала. Она смотрела на небо и что-то тихо напевала.
— Тебе он что, нравиться что ли?
— А если и да, то что?
Девушка остановилась и, уперев руки в бока, с вызовом посмотрела на друга.
— Какая тебе разница?!! Я могу влюбиться в нашего соседа алкоголика, который пьёт с моей матерью каждый день и играет на своём дурацком баяне, и тебя это совершенно не будет касаться! Ясно тебе?!
Дик поднял кверху руки и сделал шаг назад.
— Хорошо, молчу, молчу! Чего ты так разошлась?
— Ничего! — буркнула Эмили и, развернувшись, зашагала прочь.
***
— Сынок, а кто эта девочка? — спросила миссис Парслоу, заваривая чай на кухне.
— Какая девочка? — с удивлением воскликнул Роберт, хотя прекрасно понимал, о ком идёт речь.
— Та, с которой ты сидел вчера на крыше.
— Её зовут Эмили…
— Эмили? Это та, что всё время издевалась над тобой и била по лицу палкой?
— Ну…, — замялся юноша. — Она попросила у меня прощения.
— Прощения? ПРОЩЕНИЯ?! Так легко сказать слово «Прости». Что тебе даёт её «прости»? Она никогда не исправиться! Навсегда останется такой хулиганкой, которая будет издеваться над слабыми…
— Я не был слабым, мама! Она просто девчонка, и я не хотел с ней драться.
— А я бы на твоём месте хорошенько наподдавала ей, чтобы в следующий раз неповадно было…
— Я не ты. И я сам решу, что мне делать, а чего нет. Я не маленький ребёнок!
— Ты глубоко заблуждаешься… Я не хочу, чтобы ты общался с ней. Вы разные люди. Она живёт в другом мире… Пообещай мне, что больше никогда не увижу тебя с ней.
— Обещаю, мама. Ты не увидишь.
Миссис Парслоу вздохнула и ушла в гостиную. А Роберт, улыбаясь, подошёл к окну и выглянул на улицу, надеясь увидеть знакомую, хрупкую фигурку. Но нет. Двор был пуст…
— Чёрный Шут… — внезапно послышался тихий шёпот за спиной.
Юноша медленно обернулся. Эмили стояла в дверях кухни с сигаретой в зубах и бутылкой пива в правой руке.
— Ты что здесь делаешь?
— Ты знаешь миссис Фокс с соседней улицы? Кажется, я выбила ей окно… Она гналась за мной два квартала, и мне просто не куда было от неё скрыться… Смотри-ка, в обед сто лет, а ещё ничего, шустрая старуха…
— Тише! Мать может услышать… Пойдём в мою комнату.
Эмили допила пиво и, выбросив пустую бутылку в окно, вышла в коридор.
Чёрный Шут внимательно осмотрелся и, схватив девушку за руку, забежал в свою комнату, захлопнув дверь.
— Так зачем ты всё-таки пришла? Не думаю, чтобы только спрятаться от миссис Фокс.
— Ты прав, с тебя бутылка! Я пришла за тобой. Пошли, погуляем.
— Я не могу. Мама попросила меня порешать кое-какие задачи и…
— Задачи? Кому нужны эти чёртовы задачи? На лучше…
Эмили протянула Роберту пачку сигаре6т.
— Я не курю…
— Да что ты как попугай. «Я не курю, я не курю». Я уже это слышала…
Чёрный Шут тяжело вздохнул и вытащил сигарету. Эмили с одобрением улыбнулась и кинула юноше зажигалку. Тот неумело прикурил и затянулся.
— Эй, поаккуратней! У тебя сейчас дым из ушей повалит! Или ты собрался выкурить сигарету за одну затяжку.
Чёрный Шут усмехнулся.
— Слушай, а мне понравилось… Хоть это и вредно.
— Жить вообще вредно. Пошли, купим тебе пачку сигарет, зажигалку, да и бутылку пива за одно.
Эмили встала на подоконник и посмотрела вниз.
— Ты что, хочешь прыгать со второго этажа?
— А почему бы и нет? Только, к сожалению, пострадают цветочки твоей матери… Потому что я не собираюсь прыгать на камни.
Произнеся это, девушка сиганула вниз. Чёрный Шут посмотрел на то, как она поднимается и отряхает джинсы и, зажмурив глаза, прыгнул следом. Послышался громкий стон.
— Кажется, я приземлился не удачно…
— Ха! Ещё нормально для первого раза. Когда я впервые прыгала из окна, то сломала запястье. А потом ничего, натренировалась….
— Роберт! Роберт!
Это кричала миссис Парслоу. Она смотрела на развернувшуюся картину внизу и не могла найти слов.
— Счастливо оставаться, мадам! Мы будем рады вас не видеть! — воскликнула Эмили и, вместе с Робертом, выбежала во двор.
— Постой! Постой, Роберт!
Но юноша уже не слышал её…
Они бежали по дороге и их скрывал предутренний туман…
Они бежали мимо сонных прохожих, мимо грустных, пустых дворов, слушая, как где-то вдалеке работает кран… Они слышали журчание мутных ручьёв, текущих по грязным улочкам, слышали, как где-то далеко едет пустой трамвай…
Эмили и Роберт остановились возле киоска, купили пачку сигарет и две бутылки дешёвого пива, и дальше пошли пешком.
После они залезли на крышу недостроенного, давно заброшенного дома и девушка спросила Чёрного Шута:
— Ты счастлив? Ты счастлив в этой маске, в этих чёрных одеждах и с этой болезнью?
Юноша задумался и попытался заглянуть в глаза Эмили, но они были пусты.
— Да. Я счастлив.
— А чего тебе не хватает для счастья.
«Тебя», — подумал Роберт, а вслух сказал:
— Свободы…
— Свободы? А что тебе мешает стать свободным?
— «Эта маска, эти чёрные одежды и эта болезнь».
Эмили горько усмехнулась.
— Ты хотел бы присоединиться к нам?
— Нет. Мне не нужны «вы». Я не хочу видеть всю эту твою банду бродяг. Я хочу видеть тебя…
Девушка засмеялась и сказала:
— Давай кто быстрей до конца крыши?
И они побежали, с громким хохотом, под стук в окна разбуженных людей и они совсем не знали, что за ними следит пара тёмных глаз, которые горели от ненависти и обиды.
Он заставил их всех улыбаться,
Высунув свои жуткие морды,
Лебединая песня паяца
Взорвалась бесконечным аккордом,
Лебединая песня паяца
Разнесла их убогие храмы,
Им осталось теперь лишь смеяться,
Им бросать больше не в кого камни.
(гр. Коридор).
Эмили сидела на земле, прислонившись к стене своего убогого дома и тихо играя на гитаре.
— Мы - беспризорные дети бурлящего мира,
Мы необъяснимая страсть, мы немая печаль городов,
Мы одиноки в рассвете как чёрные дыры,
Увы, это плата за власть - наша боль это чья-то любовь, — тихо пела она, с грустью глядя на греющуюся, на солнце дворовую кошку. Она о чём-то думала…
И в этот момент к ней подошёл Дик. Он сел рядом с ней и, почесав немытую голову, сказал:
— Я видел вас с Чёрным Шутом. Вчера. А ты говорила, что ненавидишь его.
— Что ты от меня хочешь, Дик? Оправданий? Прости, не дождёшься…
— Я просто хочу узнать, зачем тебе это надо? Вы два разных человека. Вам никогда не быть вместе. Ты — из стаи волков, а он — белый, ручной голубь. Неприученный к дворовой жизни! Ты просто уничтожишь его… Он не сможет жить, как ты.
Эмили поджала губы и отвернулась.
— Я не хочу об этом говорить…
— Не хочешь? Ну и чёрт с тобой! Губи дальше этого несчастного умалишённого, научи его курить и пить, научи драться, а потом сделай несчастным его и его бедную мать. Тебе-то всё равно, у тебя её никогда и не было!
Прокричав это, Дик вскочил на ноги и бросился прочь.
Эмили осталась одна.
***
Наступил полдень.
Роберт сидел в Старом Дворе со своей потрёпанной книгой и раскачивался на качели. Его лицо как обычно было разрисовано белыми и чёрными красками, но сегодня оно было каким-то «особенно грустным».
«Особенно грустным» — так подумала Эмили, направляясь к нему.
Заметив девушку, Роберт поднялся на ноги и слабо улыбнулся.
— Привет.
— Привет, Чёрный Шут.
Наступило молчание. Эмили стояла, опустив глаза и не знав, с чего начать. Роберт внимательно смотрел на неё.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
— Роберт… Прости меня, но… Мы не можем больше общаться, бегать по этим крышам и…
— Почему?
— Потому что… Да ты и так знаешь ответ. Я из стаи волков, а ты белый, ручной голубь…
Роберт горько усмехнулся.
— Чьи это слова? — спросил он.
— Это мои слова.
— Не лги мне…
— А я не лгу! — закричала Эмили. — Это чистая правда. Правда то, что ты комнатное растение, не приученное ни к чему. Мы с тобой два разных человека. Зачем я вообще потащила тебя тогда на эту крышу, заводила с тобой разговор и…
Речь Эмили превратилась в бессмысленный лепет. Она хваталась за голову, трясла руками, мотала головой, топала ногами, пытаясь что-то кому-то доказать… Скорее всего самой себе…
Роберт стоял, прислонившись лбом к железному столбу и закрыв глаза.
— Я ненавижу тебя, Роберт, слышишь? Ненавижу! Ненавижу твою маску, твой смех, ненавижу звук твоих шагов, ненавижу, ненавижу! НЕНАВИЖУ!
Эмили развернулась и бросилась прочь.
Чёрный Шут закусил нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. Но слёзы уже текли по его щекам, смывая краску…
***
Был поздний вечер. На Пирожной улице, среди старых, облезлых домов на земле, вокруг костра сидели девять человек. Среди них были и Эмили с Диком.
Только Эмили не пела песен в этот вечер и не читала стихов. Она просто сидела по-турецки и смотрела на огонь.
— Что-то случилось? — спросил Дик.
— Ты был прав. Мы разные люди…
Юноша улыбнулся.
— Я рад, что ты это поняла, Эмили. Поверь мне, так будет лучше для вас обоих.
Девушка кивнула, хотя с трудом в это верила.
— Хочешь пива?
— Нет. Я сегодня не в настроении, чтобы пить пиво…
Дик хотел что-то сказал, но тут один из парней закричал:
— О, смотрите кто идёт! Мистер Клоун.
Все обернулись. К ним направлялся Роберт, в грязной белой рубахе и с бутылкой портвейна в руке. Его рот был разукрашен красной помадой, что делало его безобразным клоуном…
— Очень рад вас всех видеть, друзья мои. И тебя, Эмили дорогуша.
— Роберт, ты пьян! — воскликнула девушка, поднимаясь на ноги.
— Пьян? Ха! Это я от тебя научился пить. Пить — хорошо. Курить — ещё лучше!
«Роберт, не надо!» — хотела сказать Эмили, но слова застряли в горле.
— Конец пути и конец небоскреба, жуткий мрак чердака - а потом
Люк наверх, на Олимп, на свободу, но к кому ж он пришел на поклон?
Небоскребы скребли и скребли - и от небес ни черта не осталось
И тогда он решил долететь до земли - и шагнул вниз, а эхо смеялось, — затянул юноша, делая сальто и тряся руками.
Ребята дружно гоготали, аплодируя. И лишь одна Эмили, упавшая на землю от бессилия, с ужасом наблюдала за происходящим.
— Роберт, пожалуйста!
— А я умер, я умер, я счастлив, что я умер,
Как хорошо быть мертвым,
Я знаю, я знаю, они не понимают,
Но смерть все лица стерла...
Я умер... Я умер...
Замолчав, юноша осмотрел присутствующих и воскликнул:
— Ну, бейте меня. Я же псих, сумасшедший! Вы любите издеваться над такими, как я! Где ваша палка? Забейте меня до смерти. Я больше не могу смотреть на ваши уродливые лица.
И тогда ребята, во главе с Диком, бросились на Чёрного Шута, громко хохоча. Эмили не хотела видеть продолжение, поэтому вбежала в подъезд убогого дома и, прижавшись спиной к грязной стене, зарыдала. С улицы слышались глухие удары и пьяный смех…
Я сниму парик и платье,
Вытру грим рукой дрожащей,
Выйду в города объятья,
Думать, где ж я настоящий...
(гр. Коридор).
— Эмили.
На следующее утро Дик подошёл к девушке, которая спала ночью в подъезде, и положил тяжёлую руку на плечо.
— Уходи, Дик. Я не хочу с тобой разговаривать.
— Эмили, он сам виноват.
Эмили просто покачала головой, ничего не ответив.
Парень вздохнул, и упал перед девушкой на колени.
— Ну, скажи мне, чем я хуже этого клоуна? Ответь мне на один единственный вопрос и я уйду!
— В его глазах есть душа. А в твоих нет. Дай попить.
Эмили вырвала у Дика бутылку с водой и, поднявшись на ноги, побежала вниз по лестнице.
Выйдя на улицу, девушка посмотрела на потухший костёр, на сиротливо лежавшую на земле гитару и тяжело вздохнула.
Землю заливало розоватым, утренним светом. Слышалось пение птиц, лёгкий ветер приносил с реки гниловатый запах тины…
Эмили заправила волосы за уши и направилась к Роберту, который распластался на земле. Его лицо было всё в крови, рубаха разорвана, а тело всё в ссадинах и синяках. Он лежал, закрыв глаза, будто мёртвый. Его рот чуть приоткрылся и Эмили увидела зияющую дыру на том месте, где раньше должен был быть зуб.
— Роберт… Роберт, ты слышишь меня?
Юноша открыл глаза и застонал.
Эмили помогла ему сесть и протянула бутылку. Чёрный Шут жадно припал к ней, глотая воду, которая текла по его подбородку, шее и попадая на рубаху. Напившись, Роберт прошептал:
— Эмили, я…
— Не говори ничего. Просто сделай то, что так давно хотел сделать, но не решался. Смой свою маску.
Юноша улыбнулся.
— Хорошо…
Вода смывала краску, вперемешку с кровью, и вскоре ничего не осталось от Чёрного Шута. Теперь был только Роберт. Усталый, избитый, но Роберт.
— А теперь пошли.
— Куда, Эмили?
— Куда-нибудь. Но главное подальше отсюда.
Девушка взяла гитару и помогла подняться юноше.
Рука об руку они покинули улицу и вышли на железную дорогу.
Они тихо шли, напевая. Взошло солнце.
— Маленький ветер, такой непослушный,
Продул, гад, все небо и небо простыло,
И мы на планете стоим, как под душем,
Нам так одиноко, темно и уныло …
В прошлый раз, когда я выставляла свой рассказ, мне написали, что это больше напоминает отрывок из фильма, непонятный и неинтересный. Ну что ж поделаешь, я не умею писать короткие рассказы. Этот получился достаточно длинным, и возможно никто не возьмётся его читать...
Но всё же я выставляю.
«ЧЁРНЫЙ ШУТ».
I
Пьеро.
Пьеро.
Ласковым прибоем вынесло на берег
Мёртвую усмешку короля-паяца,
Ветер взвыл от горя безутешным зверем,
Толпа продолжала смеяться...
(гр. Коридор)
Его назвали простым, обычным именем Роберт. В его дворе было много мальчишек с именем Роберт. Но такого как он больше не было никого.
читать дальшеТогда мальчику было всего тринадцать лет.
Каждый день он приходил в старый двор, садился на скрипучие качели и, прислонившись лбом к холодной цепи, смотрел на слепые, пустые окна.
Роберт был единственным ребёнком в семье. У него не было ни братьев, ни сестёр. Так же, как и не было друзей. Именно поэтому мальчик чувствовал себя ужасно одиноким. Но он ждал. Он ждал по ночам, уткнувшись лицом в подушку и водя пальцем по шерстяному клетчатому одеялу. Он ждал, сидя в одиноком дворе. Он ждал, глядя в туманное, английское небо. Он ждал и знал, что где-то, где-то, совсем рядом есть его ДРУГ. Единственный, настоящий и неповторимый...
В тот самый день, когда жизнь Роберта перевернётся раз и навсегда, он как обычно сидел в Старом Дворе на качелях. Мальчик о чём-то думал, прикрыв глаза и положив ладонь на шершавые страницы какой-то книги. Ветер листал их, создавая тихий шорох — единственный звук в этой пронзительной тишине…
— Кто-то идёт? — прошептал он, внезапно услышав шаги.
Поднявшись на ноги, Роберт взял книгу в руки и сделал несколько шагов вперёд. — Или мне показалось…
Но Роберту не показалось. Во двор действительно кто-то вошёл. И эти кто-то была шайка мальчишек, во главе с девочкой с русыми волосами, в рваной юбке и с грязными коленями. В её тощей ручонке была увесистая палка. Она что-то громко кричала, тряся сжатыми кулаками. Идущий рядом с ней мальчик, раскрыл рот от удивления и не сводил с приятельницы глаз.
Но вот девочка замолчала и остановилась. Бросив свой дикий взгляд на Роберта, она криво усмехнулась и воскликнула:
— Кого я вижу?! Не уж-то Роберт, любовь моя.
Роберт махнул на них рукой и отвернулся, собираясь уходить. Но девочка перегородила ему дорогу, выбежав вперёд.
— Нам очень скучно, — протянула она, ткнув Роберта палкой в живот.
Кто были эти дети? «Бандиты с большой дороги», оборванцы, бродяги, трущобные обитатели. Восемь мальчишек и одна девчонка — Эмили.
Мать думала, что ей одиннадцать, но мозг женщины ослабел от пьянства; ей могло быть и десять, и двенадцать.
Эмили была грубой, жадной дикаркой. В ругательстве ей уступали все уличные гуляки; она могла плюнуть дальше любого мальчишки — никто так и не сумел побить её «рекорд». Ей было так мало лет, а она уже начала курить.
Каждый человек, взглянувший на Эмили, не смог сдержать бы слёз. Казалось, Бог позабыл об этом несчастном создании.
Но нет! Каждый день Эмили взбиралась на крышу и кричала, что она счастлива. Потому что она свободна — и больше ей ничего не нужно. Ни любовь матери, ни школа, ни дом — ничего.
— Конечно, так весело нападать вдевятером на одного, — сказал Роберт, прикрыв глаза. Всё началось опять.
— Конечно весело, — хмыкнул темноволосый мальчик. — Ты же не такой как все. Ты псих. Ты сумасшедший. А над таким как ты мы любим издеваться.
Эмили громко захохотала и пихнула Роберта с такой силой, что он упал.
— Ты — слабак! Почему ты не защищаешься?
— Потому что я не хочу с тобой драться.
— Не хочешь? Какая жалость.
Эмили размахнулась и ударила мальчика по лицу палкой.
Роберт судорожно вздохнул и, прикрыв разбитый нос рукой, попытался подняться. Однако кто-то пнул его, и мальчик снова упал.
Эмили отбросила палку и, присев на колени, усмехнулась.
— Тебе больно, Роберт?
Произнеся это, девочка взялась за его указательный палец и вывернула его. Роберт сжал зубы с такой силой, что онемел подбородок.
За спиной раздался истеричный смех.
Чьи-то шаги его спасли…
Это были шаги старой леди из соседнего дома. Но ребята этого не знали, поэтому оставили Роберта лежать на земле и побежали прочь.
Мальчик медленно сел и вытер рукавом белой рубахи окровавленное лицо.
Нет, он не плакал. Он привык к боли.
Еле передвигая ногами, Роберт добрался до дороги и остановился. И только сейчас он почувствовал ком в горле. Ведь он был неравнодушен к Эмили, которая смеялась и издевалась над ним. Но мальчику было всё равно. Всё равно, что она его терпеть не может. Всё равно, что она никогда не посмотрит в его сторону. Просто всё равно.
От тяжёлых раздумий его отвлёк чей-то жалобный вой и глухой удар. Вздрогнув, Роберт поднял глаза и увидел пронёсшуюся мимо машину, лежащую на холодном асфальте мёртвую собаку, и маленькую девочку, которая громко плакала…
После он в слезах влетел в свой дом, заперся в ванной и закрыл лицо руками.
— Всё ужасно… В этом мире нет ничего прекрасного… Почему Бог так к нам жесток?
Дрожащей рукой мальчик взял кисть и открыл белую краску.
Нет больше Роберта. Есть только Чёрный Шут — со ртом до ушей и грустными глазами…
II
Белый Ворон
Белый Ворон
В оптический прицел не разобрать имен
И не понятен цвет знамен - совпали бы приметы,
Дай бог, пожить успел - посмейся, Гуинплен!
Да, ты поднимешься с колен, но не увидишь лета…
(гр. Коридор)
Четыре года спустя.
Эмили бродила по рынку между киосками со старой одеждой, фруктами и хлебом, обходя людей с набитыми сумками. Было утро, и девушка знала, что дома её не накормят, а она успела порядком проголодаться.
Остановившись, она прикурила и бросила взгляд на горячие пирожки с подливкой.
Торговка заметила это и, окинув взглядом девушку, крикнула.
— Уходи отсюда, бродяга. Наверняка у тебя в кармане нет ни пенни!
Вид у Эмили действительно был сногсшибательный. Русые, нечёсаные волосы перехвачены на лбу кожаным шнурком, рукава белой рубашки были разорваны, джинсы все в саже, а на колене большая дыра, открывающая глубокую рану с запёкшейся кровью.
Девушка ухмыльнулась и бросила сигарету.
— Хорошо, я уже ухожу.
Произнеся это, Эмили схватила горячий пирожок с мясом и бросилась наутёк. Вдогонку ей летели проклятия.
С ведьминским хохотом, девушка влетела в Старый Двор и, усевшись на землю, вцепилась зубами в свой горячий, помятый трофей. Позади Эмили на качелях сидит юноша с лицом пьеро, и внимательно за ней наблюдал, прижав у груди книгу.
Но она поглощена пирогом, и ничего этого не знает. Единственная мысль, которая посетила её голову, это было то, что сегодня не надо делиться добычей с остальными и всё достанется ей.
Девушка специально сбежала от своих товарищей, чтобы побыть одной. Иногда ей докучала беготня по дворам и швыряние камнями в прохожих. Это значит, что она начала взрослеть. А жаль.
Эмили хотела остаться ребёнком навсегда. Играть в воинов, прятаться по подвалам, бегать на перегонки по мостовой… Но ничто не вечно.
Каждый день она смотрела в зеркало и понимала, что детство медленно уходит от неё, звонко смеясь и махая на прощание рукой…
Закончив трапезу, Эмили поднялась на ноги, стряхнула с джинсов крошки и уже собралась уходить, но вот её глаза наткнулись на чьё-то лицо… Лицо? Разве эту ужасную маску можно было назвать лицом?
Губы Эмили скривились в усмешке. Чёрный Шут.
— А, это ты, Роберт…
— Меня зовут не Роберт, и ты это знаешь. Роберт умер четыре года назад, когда ты со всей бандой избила его.
— О, да. Ему было очень больно. Бедняжка. Мне так его жаль.
— Исчезни. Чего ты тут стоишь? Хочешь поиздеваться надо мной? Извини, не выйдет. Я изменился.
— Я вижу. И не в лучшую сторону… Интересно, каково смотреть твоим родителям на чудовище? Наверное, они уже забыли твоё лицо…
— Интересно, а каково спать в подвалах, воровать еду на рынке и кутаться в эти тряпки?
Эмили поджала губы. Чёрный Шут понял, что задел за живое.
— Но зато я не одинока. У меня, в отличие от тебя, есть друзья. И я счастлива. А ты так и проживёшь всю жизнь в одиночестве, ведь никто не хочет общаться с сумасшедшим. Посмейся!
Произнеся это, девушка развернулась и бросилась прочь.
Юноша с грустью смотрел ей вслед.
***
После этого короткого разговора, Эмили влетела в подъезд старого дама и упала на холодный пол, прижавшись спиной к грязной стене.
— Я ненавижу тебя, — прошипела она. — Ненавижу твою чёртову маску, ненавижу твой смех, ненавижу, ненавижу…
— Эмили!
К ней подошёл светловолосый юноша в грязной одежде и сел рядом.
— Чего тебе, Дик?
— Мы по всюду тебя ищем. Где ты была?
— Разговаривала с этим клоуном…
— С Чёрным Шутом?
— А с кем же ещё?
Эмили провела ладонью по волосам и тяжело вздохнула.
— Как жаль, что меня с тобой не было, — произнёс Дик. — Я бы не упустил возможности его побить… А ты чего, расстроилась, что ли?
Девушка изобразила на лице удивление.
— О чём ты говоришь? Я тебя не понимаю.
— Ну… О разговоре с этим шизофреником.
— А из-за чего я должна расстраиваться, ответь мне? Я его ненавижу. Потому что он белый ворон, не такой как все. Наверняка он уродлив, поэтому и прикрывается за этой ужасной маской… Дай сигарету.
Дик улыбнулся и, протянув подруге пачку, посмотрел на жёлтые блики на потолке.
— Я даже не заметил, как ушло лето…
III
«…Пыльные крыши пустых городов…»
«…Пыльные крыши пустых городов…»
Маленький ветер, такой непослушный,
Продул, гад, все небо и небо простыло,
И мы на планете стоим, как под душем,
Нам так одиноко, темно и уныло …
(гр. Коридор)
— Роберт! Роберт!
— Я не Роберт, мама. Я Чёрный Шут.
— Перестань нести чушь! Ты не шут, ты мой сын Роберт Парслоу.
— Нет.
Роберт сидел в своей комнате, на подоконнике и смотрел на пустую улицу.
До него доносился тихий шорох листьев, шёпот ветра и чей-то оборванный смех… Он видел дым, выходящий из большой трубы газовой фабрики, видел давно заброшенную стройку, книжный магазин и… и Эмили, сидевшую под сенью старого дуба в своих единственных джинсах и рваной рубахе. Она опять была одна. С ней не было ни Дика, ни всех остальных. Она сидела на скамейке и, облокотившись на спинку, курила.
Чёрный Шут невольно вспомнил последний разговор с Эмили.
— Она никогда не умела общаться с людьми, — тихо произнёс юноша.
— О чём ты говоришь, дорогой?
Роберт посмотрел на мать и покачал головой.
— Ни о чём мама. Ни о чём.
***
Эмили выкурила уже десятую сигарету за час, проведённый под окнами дома Чёрного Шута. Девушка убеждала себя, что пришла сюда для того, чтобы побыть одной. Но это было не так! Далеко не так!
Она пришла сюда для того, чтобы увидеть этого странного юношу. Но зачем? Эмили знала, что их встреча как обычно закончится ссорой и они будут оскорблять друг друга, говорить, как ненавидят…
— Я хочу его увидеть… Как это странно, не правда ли?
Эмили усмехнулась.
Хотя Чёрный Шут редко выходил на улицу вечером, сегодня он не мог сидеть дома.
Когда тихо скрипнула калитка, девушка вздрогнула и резко обернулась. Роберт как обычно был весь в чёрном, словно подчёркивая таким образом всё мрачное состояние своей души. Хотя маски уже было достаточно.
Заправив за уши пряди густых волос, юноша поднял глаза и усмехнулся своим безобразным ртом.
— Эмили, — тихо проговорил он. — Зачем ты здесь?
Девушка ничего не ответила. Она медленно поднялась на ноги и, взглянув на бледное небо, сделала несколько шагов вперёд. Чёрный Шут внимательно смотрел на неё, теребя край рубахи.
— Ты был когда-нибудь на крыше, Чёрный Шут?
Юноша широко улыбнулся и покачал головой.
— Нет, никогда. Но зато ты, наверное, облазила все крыши этого города.
Эмили вздёрнула подбородок.
— Почти все.
С этими словами девушка схватила юношу за рукав и потащила за собой.
— Это очень легко. Сначала нужно перелезть через железную решётку, отделяющую нас от чердака. А там просто выбить окно и ты уже на крыше. Я тебе покажу.
Ребята зашли в подъезд и по лестнице вбежали на самый верхний этаж. Лукаво подмигнув Роберту, Эмили перемахнула через решётку и, скрестив руки на груди, произнесла:
— Теперь ты.
Чёрный Шут усмехнулся, схватился за холодные, железные прутья и подтянулся вверх. Они стояли на грязной площадке, усыпанной окурками и с раскиданными битыми бутылками из под пива.
— Я вижу, ваша честная компания здесь тоже побывала? — спросил юноша. Эмили пнула ногой бутылку и, ухмыльнувшись, произнесла:
— Всего один раз… Будешь курить?
— Я не курю.
— А что так плохо? Родителей боишься?
— Я за здоровье своё боюсь.
Эмили пожала плечами и, прикурив, побежала вверх по лестнице. Роберт поспешил за ней.
И вот, наконец, они на чердаке. Это было большое помещение, заваленное всяким хламом, с низким потолком, грязными стенами в подтёках и окном без стекла.
Эмили встала на подоконник и вылезла на крышу. Роберт несколько секунд колебался, но всё же решился и последовал её примеру.
Прохладный ветер тут же ударил ему в лицо, и он был вынужден зажмуриться.
— Тут довольно… холодно, — произнёс юноша.
— Ой, да брось ты, — отмахнулась от него Эмили, садясь по-турецки. — Зато смотри, как здесь красиво!
Чёрный Шут подошёл к самому краю и оглядел унылый двор. Возле старого дуба, где несколько минут назад сидела Эмили, столпилась вся её банда, недоумённо оглядываясь по сторонам.
— Тебя ищут, Эмили.
— Да, и, кажется, они смотрят сюда. Не думаю, что им нравиться увиденное.
Дик, прыгающий на одном месте, разъярённо тряс кулаками и что-то кричал.
Эмили показала ему средний палец и рассмеялась.
— Зачем мы здесь? — спросил Чёрный Шут.
— Зачем? Потому что сейчас будет дождь.
Девушка указала на тёмную тучу. Прогремел гром.
Роберт сначала не понял, что к чему, но когда крупная капля упала на его лицо…
— Моя маска, — прошептал он. Эмили усмехнулась и кивнула.
— Да. Твоя маска будет смыта.
Чёрный Шут посмотрел на девушку, и спросил:
— Ты хочешь увидеть моё лицо?
Эмили кивнула.
— Да. Я хочу увидеть твоё лицо.
— Зачем?..
Эмили поднялась на ноги и воскликнула:
— Прости меня!
— За что?
— За всё. За то, что я издевалась над тобой, за то, что я ударила тебя, за то что…
Эмили замолчала. Куда делась её гордость? Она клялась себе, что никогда не попросит прощения у кого-либо. Потому что это было унизительно. Но сегодня она не могла не произнести слово «Прости».
— Ответь мне на один вопрос… Если бы не было того чёртового дня, ты бы не нарисовал эту ужасную маску?
Роберт опустил глаза. С его лица стекала краска, оставляя на рубахе тёмные пятна.
— Я не хочу лгать, поэтому не буду отвечать на этот вопрос.
Эмили посмотрела на его лицо, такое прекрасное без этой чудовищной маски и, откинув с лица мокрые пряди волос, печально улыбнулась.
— Не надо. Я и так знаю ответ.
— А зачем тогда спрашиваешь.
— Просто так… Хочешь спою?
Чёрный Шут засмеялся и кивнул.
— Маленький ветер, такой непослушный,
Продул, гад, все небо и небо простыло,
И мы на планете стоим, как под душем,
Нам так одиноко, темно и уныло …
IV
Бег по крышам.
Эти выстрелы вслед, этот окрик "Постой!",
Этот тусклый рассвет, этот скрежет трамвая,
Я пытался уйти в небеса, я кричал "От винта!"
Только та, что поливала живою водой,
Сама оказалась еле живая,
Я искал ее взглядом, но в этих глазах пустота.
(Гр. Коридор)
— Ты спятила, Эмили?!
Эмили и Дик шли по старой стройке рядом с болотом, кидая в воду камни.
— Ответь мне, зачем ты полезла с этим клоуном на крышу?
— Не знаю…
— Как это не знаешь? У меня иногда бывает предчувствие, что ты сходишь с ума…
Эмили словно его не слышала. Она смотрела на небо и что-то тихо напевала.
— Тебе он что, нравиться что ли?
— А если и да, то что?
Девушка остановилась и, уперев руки в бока, с вызовом посмотрела на друга.
— Какая тебе разница?!! Я могу влюбиться в нашего соседа алкоголика, который пьёт с моей матерью каждый день и играет на своём дурацком баяне, и тебя это совершенно не будет касаться! Ясно тебе?!
Дик поднял кверху руки и сделал шаг назад.
— Хорошо, молчу, молчу! Чего ты так разошлась?
— Ничего! — буркнула Эмили и, развернувшись, зашагала прочь.
***
— Сынок, а кто эта девочка? — спросила миссис Парслоу, заваривая чай на кухне.
— Какая девочка? — с удивлением воскликнул Роберт, хотя прекрасно понимал, о ком идёт речь.
— Та, с которой ты сидел вчера на крыше.
— Её зовут Эмили…
— Эмили? Это та, что всё время издевалась над тобой и била по лицу палкой?
— Ну…, — замялся юноша. — Она попросила у меня прощения.
— Прощения? ПРОЩЕНИЯ?! Так легко сказать слово «Прости». Что тебе даёт её «прости»? Она никогда не исправиться! Навсегда останется такой хулиганкой, которая будет издеваться над слабыми…
— Я не был слабым, мама! Она просто девчонка, и я не хотел с ней драться.
— А я бы на твоём месте хорошенько наподдавала ей, чтобы в следующий раз неповадно было…
— Я не ты. И я сам решу, что мне делать, а чего нет. Я не маленький ребёнок!
— Ты глубоко заблуждаешься… Я не хочу, чтобы ты общался с ней. Вы разные люди. Она живёт в другом мире… Пообещай мне, что больше никогда не увижу тебя с ней.
— Обещаю, мама. Ты не увидишь.
Миссис Парслоу вздохнула и ушла в гостиную. А Роберт, улыбаясь, подошёл к окну и выглянул на улицу, надеясь увидеть знакомую, хрупкую фигурку. Но нет. Двор был пуст…
— Чёрный Шут… — внезапно послышался тихий шёпот за спиной.
Юноша медленно обернулся. Эмили стояла в дверях кухни с сигаретой в зубах и бутылкой пива в правой руке.
— Ты что здесь делаешь?
— Ты знаешь миссис Фокс с соседней улицы? Кажется, я выбила ей окно… Она гналась за мной два квартала, и мне просто не куда было от неё скрыться… Смотри-ка, в обед сто лет, а ещё ничего, шустрая старуха…
— Тише! Мать может услышать… Пойдём в мою комнату.
Эмили допила пиво и, выбросив пустую бутылку в окно, вышла в коридор.
Чёрный Шут внимательно осмотрелся и, схватив девушку за руку, забежал в свою комнату, захлопнув дверь.
— Так зачем ты всё-таки пришла? Не думаю, чтобы только спрятаться от миссис Фокс.
— Ты прав, с тебя бутылка! Я пришла за тобой. Пошли, погуляем.
— Я не могу. Мама попросила меня порешать кое-какие задачи и…
— Задачи? Кому нужны эти чёртовы задачи? На лучше…
Эмили протянула Роберту пачку сигаре6т.
— Я не курю…
— Да что ты как попугай. «Я не курю, я не курю». Я уже это слышала…
Чёрный Шут тяжело вздохнул и вытащил сигарету. Эмили с одобрением улыбнулась и кинула юноше зажигалку. Тот неумело прикурил и затянулся.
— Эй, поаккуратней! У тебя сейчас дым из ушей повалит! Или ты собрался выкурить сигарету за одну затяжку.
Чёрный Шут усмехнулся.
— Слушай, а мне понравилось… Хоть это и вредно.
— Жить вообще вредно. Пошли, купим тебе пачку сигарет, зажигалку, да и бутылку пива за одно.
Эмили встала на подоконник и посмотрела вниз.
— Ты что, хочешь прыгать со второго этажа?
— А почему бы и нет? Только, к сожалению, пострадают цветочки твоей матери… Потому что я не собираюсь прыгать на камни.
Произнеся это, девушка сиганула вниз. Чёрный Шут посмотрел на то, как она поднимается и отряхает джинсы и, зажмурив глаза, прыгнул следом. Послышался громкий стон.
— Кажется, я приземлился не удачно…
— Ха! Ещё нормально для первого раза. Когда я впервые прыгала из окна, то сломала запястье. А потом ничего, натренировалась….
— Роберт! Роберт!
Это кричала миссис Парслоу. Она смотрела на развернувшуюся картину внизу и не могла найти слов.
— Счастливо оставаться, мадам! Мы будем рады вас не видеть! — воскликнула Эмили и, вместе с Робертом, выбежала во двор.
— Постой! Постой, Роберт!
Но юноша уже не слышал её…
Они бежали по дороге и их скрывал предутренний туман…
Они бежали мимо сонных прохожих, мимо грустных, пустых дворов, слушая, как где-то вдалеке работает кран… Они слышали журчание мутных ручьёв, текущих по грязным улочкам, слышали, как где-то далеко едет пустой трамвай…
Эмили и Роберт остановились возле киоска, купили пачку сигарет и две бутылки дешёвого пива, и дальше пошли пешком.
После они залезли на крышу недостроенного, давно заброшенного дома и девушка спросила Чёрного Шута:
— Ты счастлив? Ты счастлив в этой маске, в этих чёрных одеждах и с этой болезнью?
Юноша задумался и попытался заглянуть в глаза Эмили, но они были пусты.
— Да. Я счастлив.
— А чего тебе не хватает для счастья.
«Тебя», — подумал Роберт, а вслух сказал:
— Свободы…
— Свободы? А что тебе мешает стать свободным?
— «Эта маска, эти чёрные одежды и эта болезнь».
Эмили горько усмехнулась.
— Ты хотел бы присоединиться к нам?
— Нет. Мне не нужны «вы». Я не хочу видеть всю эту твою банду бродяг. Я хочу видеть тебя…
Девушка засмеялась и сказала:
— Давай кто быстрей до конца крыши?
И они побежали, с громким хохотом, под стук в окна разбуженных людей и они совсем не знали, что за ними следит пара тёмных глаз, которые горели от ненависти и обиды.
V
Я умер!
Я умер!
Он заставил их всех улыбаться,
Высунув свои жуткие морды,
Лебединая песня паяца
Взорвалась бесконечным аккордом,
Лебединая песня паяца
Разнесла их убогие храмы,
Им осталось теперь лишь смеяться,
Им бросать больше не в кого камни.
(гр. Коридор).
Эмили сидела на земле, прислонившись к стене своего убогого дома и тихо играя на гитаре.
— Мы - беспризорные дети бурлящего мира,
Мы необъяснимая страсть, мы немая печаль городов,
Мы одиноки в рассвете как чёрные дыры,
Увы, это плата за власть - наша боль это чья-то любовь, — тихо пела она, с грустью глядя на греющуюся, на солнце дворовую кошку. Она о чём-то думала…
И в этот момент к ней подошёл Дик. Он сел рядом с ней и, почесав немытую голову, сказал:
— Я видел вас с Чёрным Шутом. Вчера. А ты говорила, что ненавидишь его.
— Что ты от меня хочешь, Дик? Оправданий? Прости, не дождёшься…
— Я просто хочу узнать, зачем тебе это надо? Вы два разных человека. Вам никогда не быть вместе. Ты — из стаи волков, а он — белый, ручной голубь. Неприученный к дворовой жизни! Ты просто уничтожишь его… Он не сможет жить, как ты.
Эмили поджала губы и отвернулась.
— Я не хочу об этом говорить…
— Не хочешь? Ну и чёрт с тобой! Губи дальше этого несчастного умалишённого, научи его курить и пить, научи драться, а потом сделай несчастным его и его бедную мать. Тебе-то всё равно, у тебя её никогда и не было!
Прокричав это, Дик вскочил на ноги и бросился прочь.
Эмили осталась одна.
***
Наступил полдень.
Роберт сидел в Старом Дворе со своей потрёпанной книгой и раскачивался на качели. Его лицо как обычно было разрисовано белыми и чёрными красками, но сегодня оно было каким-то «особенно грустным».
«Особенно грустным» — так подумала Эмили, направляясь к нему.
Заметив девушку, Роберт поднялся на ноги и слабо улыбнулся.
— Привет.
— Привет, Чёрный Шут.
Наступило молчание. Эмили стояла, опустив глаза и не знав, с чего начать. Роберт внимательно смотрел на неё.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
— Роберт… Прости меня, но… Мы не можем больше общаться, бегать по этим крышам и…
— Почему?
— Потому что… Да ты и так знаешь ответ. Я из стаи волков, а ты белый, ручной голубь…
Роберт горько усмехнулся.
— Чьи это слова? — спросил он.
— Это мои слова.
— Не лги мне…
— А я не лгу! — закричала Эмили. — Это чистая правда. Правда то, что ты комнатное растение, не приученное ни к чему. Мы с тобой два разных человека. Зачем я вообще потащила тебя тогда на эту крышу, заводила с тобой разговор и…
Речь Эмили превратилась в бессмысленный лепет. Она хваталась за голову, трясла руками, мотала головой, топала ногами, пытаясь что-то кому-то доказать… Скорее всего самой себе…
Роберт стоял, прислонившись лбом к железному столбу и закрыв глаза.
— Я ненавижу тебя, Роберт, слышишь? Ненавижу! Ненавижу твою маску, твой смех, ненавижу звук твоих шагов, ненавижу, ненавижу! НЕНАВИЖУ!
Эмили развернулась и бросилась прочь.
Чёрный Шут закусил нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. Но слёзы уже текли по его щекам, смывая краску…
***
Был поздний вечер. На Пирожной улице, среди старых, облезлых домов на земле, вокруг костра сидели девять человек. Среди них были и Эмили с Диком.
Только Эмили не пела песен в этот вечер и не читала стихов. Она просто сидела по-турецки и смотрела на огонь.
— Что-то случилось? — спросил Дик.
— Ты был прав. Мы разные люди…
Юноша улыбнулся.
— Я рад, что ты это поняла, Эмили. Поверь мне, так будет лучше для вас обоих.
Девушка кивнула, хотя с трудом в это верила.
— Хочешь пива?
— Нет. Я сегодня не в настроении, чтобы пить пиво…
Дик хотел что-то сказал, но тут один из парней закричал:
— О, смотрите кто идёт! Мистер Клоун.
Все обернулись. К ним направлялся Роберт, в грязной белой рубахе и с бутылкой портвейна в руке. Его рот был разукрашен красной помадой, что делало его безобразным клоуном…
— Очень рад вас всех видеть, друзья мои. И тебя, Эмили дорогуша.
— Роберт, ты пьян! — воскликнула девушка, поднимаясь на ноги.
— Пьян? Ха! Это я от тебя научился пить. Пить — хорошо. Курить — ещё лучше!
«Роберт, не надо!» — хотела сказать Эмили, но слова застряли в горле.
— Конец пути и конец небоскреба, жуткий мрак чердака - а потом
Люк наверх, на Олимп, на свободу, но к кому ж он пришел на поклон?
Небоскребы скребли и скребли - и от небес ни черта не осталось
И тогда он решил долететь до земли - и шагнул вниз, а эхо смеялось, — затянул юноша, делая сальто и тряся руками.
Ребята дружно гоготали, аплодируя. И лишь одна Эмили, упавшая на землю от бессилия, с ужасом наблюдала за происходящим.
— Роберт, пожалуйста!
— А я умер, я умер, я счастлив, что я умер,
Как хорошо быть мертвым,
Я знаю, я знаю, они не понимают,
Но смерть все лица стерла...
Я умер... Я умер...
Замолчав, юноша осмотрел присутствующих и воскликнул:
— Ну, бейте меня. Я же псих, сумасшедший! Вы любите издеваться над такими, как я! Где ваша палка? Забейте меня до смерти. Я больше не могу смотреть на ваши уродливые лица.
И тогда ребята, во главе с Диком, бросились на Чёрного Шута, громко хохоча. Эмили не хотела видеть продолжение, поэтому вбежала в подъезд убогого дома и, прижавшись спиной к грязной стене, зарыдала. С улицы слышались глухие удары и пьяный смех…
VI
Теперь она есть.
Теперь она есть.
Я сниму парик и платье,
Вытру грим рукой дрожащей,
Выйду в города объятья,
Думать, где ж я настоящий...
(гр. Коридор).
— Эмили.
На следующее утро Дик подошёл к девушке, которая спала ночью в подъезде, и положил тяжёлую руку на плечо.
— Уходи, Дик. Я не хочу с тобой разговаривать.
— Эмили, он сам виноват.
Эмили просто покачала головой, ничего не ответив.
Парень вздохнул, и упал перед девушкой на колени.
— Ну, скажи мне, чем я хуже этого клоуна? Ответь мне на один единственный вопрос и я уйду!
— В его глазах есть душа. А в твоих нет. Дай попить.
Эмили вырвала у Дика бутылку с водой и, поднявшись на ноги, побежала вниз по лестнице.
Выйдя на улицу, девушка посмотрела на потухший костёр, на сиротливо лежавшую на земле гитару и тяжело вздохнула.
Землю заливало розоватым, утренним светом. Слышалось пение птиц, лёгкий ветер приносил с реки гниловатый запах тины…
Эмили заправила волосы за уши и направилась к Роберту, который распластался на земле. Его лицо было всё в крови, рубаха разорвана, а тело всё в ссадинах и синяках. Он лежал, закрыв глаза, будто мёртвый. Его рот чуть приоткрылся и Эмили увидела зияющую дыру на том месте, где раньше должен был быть зуб.
— Роберт… Роберт, ты слышишь меня?
Юноша открыл глаза и застонал.
Эмили помогла ему сесть и протянула бутылку. Чёрный Шут жадно припал к ней, глотая воду, которая текла по его подбородку, шее и попадая на рубаху. Напившись, Роберт прошептал:
— Эмили, я…
— Не говори ничего. Просто сделай то, что так давно хотел сделать, но не решался. Смой свою маску.
Юноша улыбнулся.
— Хорошо…
Вода смывала краску, вперемешку с кровью, и вскоре ничего не осталось от Чёрного Шута. Теперь был только Роберт. Усталый, избитый, но Роберт.
— А теперь пошли.
— Куда, Эмили?
— Куда-нибудь. Но главное подальше отсюда.
Девушка взяла гитару и помогла подняться юноше.
Рука об руку они покинули улицу и вышли на железную дорогу.
Они тихо шли, напевая. Взошло солнце.
— Маленький ветер, такой непослушный,
Продул, гад, все небо и небо простыло,
И мы на планете стоим, как под душем,
Нам так одиноко, темно и уныло …
КОНЕЦ.
@музыка: Рассказ писался под музыку группы "Коридор"