подхожу; критически
пишет mono-in-life
Автор выспался, выздоровел, он любит мир и решил всё-таки поделиться с вами переписанным вариантом, ибо он непостоянный тип с причудами.
Итак, описание оставим прежним: Это простая история с налётом французской романтики.
Небо рухнуло на Париж этой ночью и вот теперь лежало под окном. Смотрело на Ноэля снизу вверх и хмурилось. Он прислонился лбом к окну, такой же мрачный в нимбе сигаретного дыма. Кисть скользила между пальцами. Он думал, как уместить эту бесконечность на крохотном клочке бумаги. Как собрать бурю в стакан.
В дверь постучали, а потом она скрипнула. Ноэль никогда не запирал её, потому что понятия не имел, где ключи. Это была, пожалуй, единственная квартира на бульваре Сен-Жермен, в которой мог бы поживиться разве что какой-нибудь безнадёжный идиот-художник, пропивший кисти. И не потому что Ноэль скупился на мебель, просто нагромождение мешало ему мыслить.
Со спины повеяло прохладой, и он обернулся, рассеяв нимб нитями по воздуху. На пороге комнаты застыл паренёк лет девятнадцати, аккуратный, белолицый, чуть нахохлившийся от холода. В его светлых волосах блестели осколки неба, и Ноэль заинтересованно уставился на него своим пронизывающим взглядом, сложив руки на груди и чуть склонив голову. Парня это смутило ещё больше, он сцепил пальцы и приоткрыл рот, но слова не спешили, будто он забыл их.
- Доброе утро? – подсказал Ноэль.
- Д-да, доброе, - отозвался парень тихим голоском. – Я насчёт комнаты… Я звонил вам по объявлению.
- Ах да, комната, - Ноэль всплеснул руками, задумчиво поджал губы и беспорядочно прошёлся туда-сюда, запустив пятерню в и без того растрёпанную копну чёрных кудрей, словно вспоминал, куда он положил эту комнату. Сигарета в его губах дымила сама по себе, будто он и о ней забыл тоже. – Комната, - повторил он. – Идём сюда, - он скользнул мимо парня по коридору, оставляя после себя дымовой шлейф, и толкнул дверь. – Ну вот, комната. Кровать, шкаф, письменный стол. Книг нет, но вид как раз на них, - он прошёлся среди скудных апартаментов и распахнул раму окна, в которое мог свободно вышагнуть во весь рост. Низкая узорчатая решётка отгораживала его от лёгкого падения. Книжные лавки утонули в небесной серости, и ничего видно не было. Ноэль быстро отвернулся. – Плата в четыреста франков тебя устроит? – он пошёл обратно в залу. – Как твоё имя?читать дальше
Парень ещё немного походил по комнатке, осмотрел разрисованный потолок, потрогал простыни и пошёл следом. В просторной зале с большими окнами без занавесок и исписанными обоями было много пространства для солнечного света, но сейчас он был приглушённо серым. Из мебели здесь были только тощий диванчик, массивный сплошь в разноцветных отпечатках шкаф, небольшой заваленный всяким хламом столик у мольберта и холсты, холсты, холсты.
- Я Кристоф.
- Кристоф. От Христа. Тебе подходит, у тебя ангельское лицо,- он повернулся на секунду, при этом занимаясь установкой чистого холста.
- Христос не был ангелом, - паренёк снова застыл на пороге, неуверенный, что его приглашали войти.
- О, это дельное замечание, - художник повернулся, выпрямился и снова сцепил руки, глядя на парня своим тяжёлым взглядом несколько мгновений. – Моё имя Ноэль. Можешь стать сюда?
- Зачем? – Кристоф сделал несколько робких шагов. Сверлящий взор отвлекал всё внимание, и парню будто приходилось вспоминать, как делаются шаги.
- Я хочу нарисовать тебя. И сними, пожалуйста, куртку.
- Меня? – он удивлённо распахнул глаза и совсем уже приклеился к месту.
- Здесь только ты и я, - Ноэль затушил сигарету в полную пепельницу. – Ну же, - он подошёл и, чуть зацепив парня за локоть, подтолкнул его к окну. – Я съем тебя позже.
- Что? – художник почувствовал через куртку, как парнишка вздрогнул.
- Это была шутка. Ладно?
Парень кивнул явно неуверенно. Он никак не мог сообразить, настоящий ли это взгляд или наигранный. Волшебник перед ним или иллюзионист, отвлекающий внимание. Но он всё-таки снял куртку и аккуратно положил её на подоконник.
- Смотри вот сюда, - Ноэль коснулся его подбородка одним пальцем и чуть повернул к окну. Он вернулся к мольберту и намешал красок на палитру. – Так чем ты занимаешься, Кристоф?
- Я приехал в Париж, чтобы учиться. Меня приняли в Сорбонну. На математику, - парень не знал, куда ему деть руки, и сцепил их в замок.
- Математик, который верит в Христа? Это интересно. Подходит для названия картины, как считаешь? – Ноэль чуть улыбнулся, разглядывая его уже с расстояния.
- Это всё равно, что «ночная драка негров в подвале», - Кристоф улыбнулся тоже. Он почти смог рассмешить своего нового странного знакомого.
Он позировал пару часов. В комнате тем временем стало гораздо светлее, небо рассеялось, и теперь сверху зияла сплошь белая пустота. Оставалось только ждать, когда появятся зародыши нового полотна. Художник не выкурил ни одной сигареты, пока рисовал, его взгляд стал задумчивым, будто ушёл в себя, и это позволило свободно его рассмотреть, не отвлекаясь на глаза. Он был длинный, худой и гибкий, будто пластилиновый. Волосы его торчали какими-то безумными угольно-чёрными всполохами, но глаза не закрывали, будто даже они понимали, что прятать такие глаза было бы кощунством. Он говорил мало, в основном, задавал вопросы, но о себе рассказывать не стал.
Кристоф даже боялся смотреть на холст, мало ли какой стиль может взбрести в голову такому загадочному человеку, парень уже приготовился увидеть себя в виде мыльных пузырей, но вдруг портрет оказался очень реалистичным и ярким.
- Это красиво… - выдохнул парень. – Лучше, чем я есть.
- Ты просто не знаешь, какой ты на самом деле, - Ноэль тут же потянулся за сигаретой.
Кристоф подумал, что он понятия не имеет, как будет с этим человеком жить. Но вскоре он уже мчался в отель за своими вещами.
Комната оказалась вполне пригодной для жилья. Кристоф разложил аккуратными стопочками все свои вещи, от свитеров до книг и тетрадок, - всё, что привёз с собой из родного Блуа. После он осмотрел остальную часть квартиры, она была вполне в духе человека, который вспоминает об уборке не чаще раза в месяц, но в целом и уборную и кухню вполне можно было найти и опознать. Кристоф немного прибрался, стараясь делать это беззвучно, но Ноэль не показался из комнаты за весь вечер.
Только уже ночью, лёжа под одеялом, Кристоф услышал звук гитарных струн, он натянул свитер и тихонько выбрался из комнаты. Крадучись на цыпочках, он заглянул в залу, но поскольку сразу же был замечен, то уселся на пол в дверном проёме, прислонившись к нему спиной. Ноэль полулежал на диванчике, раскинув ноги, и мягко перебирал струны, иногда шепча какие-то обрывистые строчки. Он посмотрел на Кристофа из-под кудрявой шевелюры, из которой торчала пара тонких кисточек, и парень обхватил свои коленки. В этом орлином взгляде он вдруг увидел столько горечи, что ему стало холодно. Будто здесь, в своей берлоге, художник не чувствовал комфорта уединения, а только тяжесть одиночества.
- Я тебя разбудил? – вдруг спросил он, продолжая наигрывать тихую мелодию.
- Нет, я не спал, - Кристоф спрятал нос в коленки, глядя на художника исподлобья. – Привыкаю к новому месту. А ты… почему не спишь?
- Нужно крепко вымотаться, чтобы нормально уснуть. Или крепко напиться.
- Бессонница?
- Головная боль.
- У меня есть лекарство, давай я принесу.
- Это не та боль, которую можно убить лекарством, - Ноэль закрыл глаза. – Иди спать, Кристоф.
Парню хотелось ещё посидеть, но, пожелав спокойной ночи, он ушёл, чтобы не докучать. А потом ещё долго лежал и слушал тихое бормотание под гитарный перелив.
На следующий день после занятий в Университете, Кристоф обналичил чек родителей, чтобы заплатить за комнату. Но когда он пришёл в квартиру, в ней было шумно. В зале собрались какие-то люди, парень хотел быстро проскочить в свою комнату, но Ноэль его заметил и окликнул.
- Иди, посиди с нами.
Смущаясь, Кристоф осторожно пробрался к художнику, который сидел на полу в самом дальнем углу, там, где вчера стоял мольберт.
- Не бойся, садись, - Ноэль дёрнул его за штанину, и парень опустился рядом с ним.
- Вина?
- Нет, спасибо.
Кристоф огляделся. В комнате было несколько мужчин, большинство старше Ноэля, они сидели, где попало, пили вино, курили и бурно обсуждали искусство, даже не обратив внимания на появление нового человека. Кристоф чувствовал себя неловко, он был лишним здесь и мало понимал разговор. А тут ещё и Ноэль положил ладонь ему на коленку. Просто так, скорее всего даже сам не заметил, при этом продолжая говорить. Ладонь была горячая и даже через ткань обжигала, ну подумаешь ладонь, а Кристоф с трудом оторвал взгляд, что-то магнитящее было в этом жесте.
Он отвёл взгляд к стене и только сейчас заметил, что она сплошь исписана стихами, они были начёрканы хаотично и часто без подписей. Кристоф стал гадать, какие из них художник сочинил сам.
Когда я буду мёртв,
когда меня причислят к нашим дорогим усопшим
(Сомнительно, чтоб вспомнил обо мне хоть кто-нибудь из тех,
С кем я не раз бок о бок шагал по улицам),
Останется ль тогда в моих стихах хоть что-то
От стольких образов, от стольких взглядов, стольких лиц,
Мгновенно промелькнувших предо мною в толпе бурлящей?
Сколько бессонных ночей было отпечатано на этих стенах? Можно было подумать, что иногда он впадал в приступы безумия, и Кристоф не стал бы утверждать, что этого действительно не случалось.
Он посмотрел на Ноэля. Тот курил и с полуулыбкой слушал дискуссию, уложив на ногу Кристофа уже руку до локтя. И он понял, что вчера всё-таки была чистая магия, а иллюзия начиналась сейчас. Он был другим, словно вытянулся в струну и стал неуязвимым. И вдруг эти пальцы, поглаживающие его колено, показались Кристофу жестом столь наигранным, что стало даже неприятно. Будто художник поставил на парне печать, обозначил его своей вещью, которой можно похвастаться перед друзьями. Кристоф осторожно убрал с себя эту руку, а потом встал и молча ушёл из квартиры, чтобы развеять тоску, бесцельно болтаясь по парижским улицам.
На следующий день отдать деньги тоже не получилось. Кристоф едва ли не с порога квартиры наткнулся на голую девушку, которая ничуть его не постеснявшись, изобразила нечто вроде реверанса и ускользнула в кухню. Кристоф растерянно опустил взгляд и на цыпочках пошёл в свою комнату. Проходя мимо залы, он увидел ещё и обнажённого парня, а заодно и Ноэля, который с карандашом в зубах поправлял его позу. Значит, эти двое были натурщиками. Кристоф хотел поздороваться, но его отчего-то задел вид того, как руки художника непринуждённо касаются другого тела, ему стало неуютно, и он быстро ушёл. Сидя у себя и делая задания, он постоянно прислушивался, но дверь не скрипнула ни разу.
Выбравшись готовить себе ужин, парень чувствовал какую-то странную злость. Ну сколько можно их рисовать? Не холодно им, что ли, голыми сидеть? Пытаясь убедить себя, что его это никак не касается, Кристоф и сам не заметил, как выдраил всю кухню.
А ночью он смотрел в потолок и слушал стоны из-за стены. Судя по всему, Ноэль был крайне не разборчив в связях или же для лучшего сна брал всё, что попадалось под руку. Это злило и расстраивало Кристофа одновременно. Он смог уснуть, только когда услышал скрип входной двери.
Наутро парень решил, что деньги всё-таки нужно отдать, чтобы не мучиться с ними больше. Он осторожно открыл дверь и заглянул в спальню художника. Беззвучно ступая, он остановился у кровати, положил на тумбочку четыреста франков и уже хотел было уйти, но, повинуясь непреодолимому желанию позаботиться о своём странном соседе, натянул белое одеяло на обнажённые плечи. Но как только Ноэль чуть пошевелился, парень смущённо выскочил из комнаты.
Топая пешком до Сорбонны, он думал о том, что вполне может ограничить себя от контактов с художником. Ведь, в конце концов, Кристоф просто снимает у него комнату. Но в Университете завести друзей у него не получалось, он был слишком стеснительный и не решался ни с кем заговорить.
И его планы провалились уже вечером. Ноэль был дома один и, заметив Кристофа, он позвал его попозировать для нового портрета.
- Мне нужно заниматься…
- Обещаю отнять у тебя не больше часа.
Увильнуть у парня не получилось. Они снова были наедине, и глаза Ноэля отвлекали на себя всё внимание, не позволяя думать ни о чём, кроме них. Кристоф снял куртку и подошёл к окну.
- Смотри на свет, - только сказал художник и больше ничего не поправил: ни положения рук, ни головы, не коснулся его ни разу. Кристоф почему-то подумал, что ему неприятно, после того как он тогда убрал руку со своего колена.
- Где мне лучше стать?
- Неважно, можешь даже сесть, главное, чтобы лицом к свету.
- А когда рисовал этого парня вчера, ты…
- С моделей я рисую тело, потому мне важна точность позы и обнажённость, а ты – это душа и история, и то, как у тебя топорщатся волосы, как ты чуть сутулишься и перебираешь пальцами, как смущённо пускаешь взгляд, - это всё гораздо важнее, - Ноэль изучающе смотрел на него минуту, и Кристоф это время молчал, смотрел в эти глаза.
- Ты когда-нибудь любил, Ноэль? – спросил он после.
- Художник всегда в кого-нибудь влюблён. Моей первой любовью была Изабель Юппер – нежный светлый ангел на тонких ножках. Почти как ты.
Кристоф рассмеялся.
- Нет, я имел в виду настоящую любовь, когда ты… ну когда… ты с кем-то одно целое…
- Тогда твой вопрос не корректен, Кристоф, - Ноэль остановил взгляд на его глазах. – Потому что настоящая любовь не бывает в прошедшем времени.
- Значит, ты кого-то любишь? – парень даже подался чуть вперёд, распахнув глаза.
- Почему ты спрашиваешь?
- У тебя взгляд очень… очень одинокого человека.
Ноэль не ответил и дальше рисовал молча. Кристоф кусал губы, но заговорить больше не решился.
На следующий день художника дома не было ни днём, ни ночью. Он пришёл только утром, растрёпанный, с чёрными кругами под глазами. Кристоф растерянно смотрел, как он разбрасывает ботинки.
- Ноэль, что с тобой?
- Всё хорошо, малыш, - художник погладил его ладонью по щеке. От него пахло опиумным дымом.
Он хотел улечься на диване в зале, но Кристоф дотянул его до спальни, помог раздеться, хотя Ноэль и пытался сопротивляться, а потом уложил под одеяло. Он почувствовал странное желание лечь рядом, обнять художника и вытянуть его из этого состояния разорванности и пустоты. Но не спавший и дёрганный он ушёл на занятия.
В этот день он получил первое замечание, потому что совсем не слушал преподавателя и не мог ответить ни на один вопрос. В голове его творился полный кавардак из чувств и мыслей. Как так получилось, что он стал влюбляться в Ноэля или скорее даже осознавать, что любит? Ведь в нём было больше странного, чем хорошего.
Но едва ли раньше Кристоф вообще задумывался о любви. Ему нравилось учиться, читать книги, ходить в музеи со своими друзьями из Блуа. Разве что однажды он пытался начать встречаться с красивой девчонкой по имени Мишель, но всё закончилось, когда она его поцеловала, а он едва сдержался, чтобы не вытереть рот рукой. Он тогда решил, что дело в Мишель, просто она ему не подходит. А теперь вот могло статься, что дело было в нём.
Кристоф задумчиво бродил по улицам Парижа, пока вконец не заблудился, и ему пришлось искать выход обратно к бульвару. В квартиру он входил с жутко колотящимся сердцем, поскольку принял твёрдое решение поцеловать Ноэля. Одного только он не мог никак придумать: что делать, если художник его отвергнет или сочтёт одним из тех одноразовых тех, что годились и для полотен, и для постели. Смотреть ему в глаза он тогда больше не сможет.
Ноэль был дома, уже выспавшийся и свежий. Он возился с холстами, переставлял их, какие-то упаковывал. Кристоф только поздоровался, снял куртку и ушёл на кухню. Но от вида еды его замутило, а никакого спиртного он здесь найти не смог. Тогда он просто дождался, когда шум в зале стихнет, а потом на ватных ногах пошёл в спальню к художнику.
Ноэль сидел у себя на кровати спиной к двери и разговаривал по мобильному. Он не заметил Кристофа или просто не подал вида.
Парень осторожно забрался на кровать позади него, но Ноэль по-прежнему на него не отреагировал, увлечённый речью собеседника. Никогда в жизни Кристоф не волновался так, как в этот момент, у него дрожали пальцы. Он приблизился и легонько коснулся губами открытой шеи. Ноэль вздрогнул, и сам Кристоф вздрогнул тоже, у него зазвенело в голове от опьянения. Не отнимая трубки от уха, художник повернулся, глядя через плечо, но никакого сопротивления не выказал. Парень потянул вниз расстёгнутую рубашку и стал целовать плечи, обвивая горячее тело руками, поглаживая мягкую кожу. Ноэль прикрыл глаза и теперь отвечал в трубку только бессвязные обрывки фраз, будто уже и не слышал, что ему там говорят.
Кристоф и вовсе не замечал тут постороннего присутствия и даже умудрился снять с художника рубашку полностью. Окутывая Ноэля своими объятьями, он затянул его на середине кровати, и когда из губы встретились, трубка улетела в сторону.
Утром Кристоф проснулся один. Он выбрался из постели и обошёл всю квартиру, но вместо Ноэля нашёл только записку: «Уехал в Орлеан». Он сокрушённо опустился на стул и долго смотрел на эту фразу, будто ждал, что вот сейчас проявится ещё одна, хоть как-то указывающая на неравнодушие. Потом он вспомнил о запакованных холстах и понял, что дело в выставке. Но легче от этого не стало.
Ноэль вернулся только через пять дней. Кристоф уже к тому времени подумывал упаковывать вещи. Но в газете все объявления о сдаче комнат были им почёрканы: здесь дорого, там далеко, а тут голос у владельца неприятный.
Это была уже ночь, Ноэль разбросал вещи в прихожей и в комнату парня заявился уже в расстёгнутой рубашке.
- Проснись, Солнышко! – завопил он и упал на кровать, благо, не на самого парня.
Кристоф и без того не спал. Он сел, пытаясь разглядеть в ночных сумерках лицо художника. В извечной смеси запахов сигаретного дыма и красок он уловил нотки алкоголя.
- Ноэль, где ты был так долго? – тихо спросил парень. Он был растерян, не знал, как себя вести.
- Я же написал тебе, что уехал в Орлеан. Там эти люди, выставки, выставки, люди, - он провёл ладонью по лицу и тоже сел, подобравшись ближе к Кристофу.
- Почему ты не разбудил меня, чтобы предупредить?
- Как, ты разве не знаешь? Нет, в самом деле? Ты не знаешь, что будить спящего ангела кощунственно? – художник тут же сцеловал смущённую улыбку с губ парня.
- Ноэль… - выдохнул Кристоф, из последних сил пытаясь продолжить разговор, ведь он не должен был сдаваться так быстро, - я не хочу быть для тебя только телом.
- А разве когда-то был?
Художник повалил его на подушку, и парень понял, что он безнадёжно увяз в этом человеке, словно в зыбучих песках.
Наутро, слушая над ухом сонное сопение, Кристоф был самым счастливым человеком.
Но он понимал, конечно же, что с Ноэлем так не может быть всегда. И потому, когда художник в следующий раз пришёл домой утром, Кристоф молча потянул его в комнату, уложил на кровать и, устроившись рядом, крепко обнял, прижимая дурную кучерявую голову к своей груди.
- Это невыносимо… - шептал Ноэль, до боли цепляясь пальцами в плечи парня. – Как будто всё горит изнутри. Хочется разорвать себя на части.
Кристоф испуганно молчал, чувствуя на руках горячие слёзы. Он не мог забрать эту боль, хотя и очень хотел. Мог только быть рядом, держать душу Ноэля в ладонях и заботиться о ней. Может быть, в мире не было лекарств, способных убить эту боль, но оставалась ещё главная исцеляющая сила.
Когда художник уснул, Кристоф укутал его в одеяло, поцеловал и ушёл на занятия. Он весь день думал, как сделать так, чтобы Ноэль больше не уходил по ночам, чтобы он перестал вытраливать из себя душу.
А потом парень увидел скукожившуюся фигуру художника с альбомом на коленках. Он сидел на асфальте, сложив ноги по-турецки, и рисовал девчонку, которая читала, забравшись на витрину книжной лавки. Его сосредоточенный взгляд перескальзывал с девчушки на бумагу и обратно, а иногда он постукивал карандашом по губам и втыкал его в буйные вихры, тут же вынимая из них другой.
На Кристофа накатила такая волна нежности, что он подошёл к Ноэлю, опустился на колени и, обхватив его лицо ладонями, поцеловал прямо здесь, при всех. Поцелуй получился тягучим и долгим.
- Я люблю тебя, Ноэль, очень люблю.
И он ушёл, оставив художника долго смотреть ему вслед, даже не заметив, что выронил все карандаши.
На следующий день в квартире снова собрались пропахшие краской мужчины, ни бурно дискутировали о кинематографе, когда Кристоф вошёл. Он был так окрылён, что смело проскочил по зале, переступая через чьи-то руки, и уселся рядом с Ноэлем. Тот пыхтел, как паровоз, и отстаивал актёрскую неподражаемость Чаплина. А парень обнял его так резко, что художник даже выронил сигарету.
- Кристоф, я прожёг из-за тебя штаны.
Парень разжал руки и горящими глазами уставился в эти чёрные глаза.
- Я знаю, что делать, Ноэль! – выпалил он. – Нам нужно уехать, пусть ненадолго, но в совсем-совсем другое место. Ты видел когда-нибудь океан? Я – нет, но очень хочу.
- Как мы уедем, у тебя же занятия, - художник затушил сигарету и поднял взгляд на парня. И сквозь игру, сквозь иллюзию и эту непроницаемость, что была для всех, проявился его тот самый настоящий взгляд, магнитящий и поглощающий. Все эти люди и их слова стали приглушёнными и отошли на второй план.
- Ну и что? Потом наверстаю, если не выгонят, - парень сел чуть позади Ноэля, прислонился грудью к его спине и обвил руками. – Представь, как там просторно для твоей прекрасной души, нет этих стен, от которых тяжело дышать, ты почувствуешь, как эта боль отступит.
Художник повернулся и запечатлел поцелуй на щеке у Кристофа, и тот весь засиял от счастья.
- Марк Шагал, господа! – театрально объявил кто-то. – «Над городом».
Все взгляды обратились к ним. Ноэль улыбнулся и закрыл глаза. А за окном, там, высоко-высоко, растянулось шёлковое полотно возрождённого неба.
Автор выспался, выздоровел, он любит мир и решил всё-таки поделиться с вами переписанным вариантом, ибо он непостоянный тип с причудами.
Итак, описание оставим прежним: Это простая история с налётом французской романтики.
Осколки неба в твоих волосах
Небо рухнуло на Париж этой ночью и вот теперь лежало под окном. Смотрело на Ноэля снизу вверх и хмурилось. Он прислонился лбом к окну, такой же мрачный в нимбе сигаретного дыма. Кисть скользила между пальцами. Он думал, как уместить эту бесконечность на крохотном клочке бумаги. Как собрать бурю в стакан.
В дверь постучали, а потом она скрипнула. Ноэль никогда не запирал её, потому что понятия не имел, где ключи. Это была, пожалуй, единственная квартира на бульваре Сен-Жермен, в которой мог бы поживиться разве что какой-нибудь безнадёжный идиот-художник, пропивший кисти. И не потому что Ноэль скупился на мебель, просто нагромождение мешало ему мыслить.
Со спины повеяло прохладой, и он обернулся, рассеяв нимб нитями по воздуху. На пороге комнаты застыл паренёк лет девятнадцати, аккуратный, белолицый, чуть нахохлившийся от холода. В его светлых волосах блестели осколки неба, и Ноэль заинтересованно уставился на него своим пронизывающим взглядом, сложив руки на груди и чуть склонив голову. Парня это смутило ещё больше, он сцепил пальцы и приоткрыл рот, но слова не спешили, будто он забыл их.
- Доброе утро? – подсказал Ноэль.
- Д-да, доброе, - отозвался парень тихим голоском. – Я насчёт комнаты… Я звонил вам по объявлению.
- Ах да, комната, - Ноэль всплеснул руками, задумчиво поджал губы и беспорядочно прошёлся туда-сюда, запустив пятерню в и без того растрёпанную копну чёрных кудрей, словно вспоминал, куда он положил эту комнату. Сигарета в его губах дымила сама по себе, будто он и о ней забыл тоже. – Комната, - повторил он. – Идём сюда, - он скользнул мимо парня по коридору, оставляя после себя дымовой шлейф, и толкнул дверь. – Ну вот, комната. Кровать, шкаф, письменный стол. Книг нет, но вид как раз на них, - он прошёлся среди скудных апартаментов и распахнул раму окна, в которое мог свободно вышагнуть во весь рост. Низкая узорчатая решётка отгораживала его от лёгкого падения. Книжные лавки утонули в небесной серости, и ничего видно не было. Ноэль быстро отвернулся. – Плата в четыреста франков тебя устроит? – он пошёл обратно в залу. – Как твоё имя?читать дальше
Парень ещё немного походил по комнатке, осмотрел разрисованный потолок, потрогал простыни и пошёл следом. В просторной зале с большими окнами без занавесок и исписанными обоями было много пространства для солнечного света, но сейчас он был приглушённо серым. Из мебели здесь были только тощий диванчик, массивный сплошь в разноцветных отпечатках шкаф, небольшой заваленный всяким хламом столик у мольберта и холсты, холсты, холсты.
- Я Кристоф.
- Кристоф. От Христа. Тебе подходит, у тебя ангельское лицо,- он повернулся на секунду, при этом занимаясь установкой чистого холста.
- Христос не был ангелом, - паренёк снова застыл на пороге, неуверенный, что его приглашали войти.
- О, это дельное замечание, - художник повернулся, выпрямился и снова сцепил руки, глядя на парня своим тяжёлым взглядом несколько мгновений. – Моё имя Ноэль. Можешь стать сюда?
- Зачем? – Кристоф сделал несколько робких шагов. Сверлящий взор отвлекал всё внимание, и парню будто приходилось вспоминать, как делаются шаги.
- Я хочу нарисовать тебя. И сними, пожалуйста, куртку.
- Меня? – он удивлённо распахнул глаза и совсем уже приклеился к месту.
- Здесь только ты и я, - Ноэль затушил сигарету в полную пепельницу. – Ну же, - он подошёл и, чуть зацепив парня за локоть, подтолкнул его к окну. – Я съем тебя позже.
- Что? – художник почувствовал через куртку, как парнишка вздрогнул.
- Это была шутка. Ладно?
Парень кивнул явно неуверенно. Он никак не мог сообразить, настоящий ли это взгляд или наигранный. Волшебник перед ним или иллюзионист, отвлекающий внимание. Но он всё-таки снял куртку и аккуратно положил её на подоконник.
- Смотри вот сюда, - Ноэль коснулся его подбородка одним пальцем и чуть повернул к окну. Он вернулся к мольберту и намешал красок на палитру. – Так чем ты занимаешься, Кристоф?
- Я приехал в Париж, чтобы учиться. Меня приняли в Сорбонну. На математику, - парень не знал, куда ему деть руки, и сцепил их в замок.
- Математик, который верит в Христа? Это интересно. Подходит для названия картины, как считаешь? – Ноэль чуть улыбнулся, разглядывая его уже с расстояния.
- Это всё равно, что «ночная драка негров в подвале», - Кристоф улыбнулся тоже. Он почти смог рассмешить своего нового странного знакомого.
Он позировал пару часов. В комнате тем временем стало гораздо светлее, небо рассеялось, и теперь сверху зияла сплошь белая пустота. Оставалось только ждать, когда появятся зародыши нового полотна. Художник не выкурил ни одной сигареты, пока рисовал, его взгляд стал задумчивым, будто ушёл в себя, и это позволило свободно его рассмотреть, не отвлекаясь на глаза. Он был длинный, худой и гибкий, будто пластилиновый. Волосы его торчали какими-то безумными угольно-чёрными всполохами, но глаза не закрывали, будто даже они понимали, что прятать такие глаза было бы кощунством. Он говорил мало, в основном, задавал вопросы, но о себе рассказывать не стал.
Кристоф даже боялся смотреть на холст, мало ли какой стиль может взбрести в голову такому загадочному человеку, парень уже приготовился увидеть себя в виде мыльных пузырей, но вдруг портрет оказался очень реалистичным и ярким.
- Это красиво… - выдохнул парень. – Лучше, чем я есть.
- Ты просто не знаешь, какой ты на самом деле, - Ноэль тут же потянулся за сигаретой.
Кристоф подумал, что он понятия не имеет, как будет с этим человеком жить. Но вскоре он уже мчался в отель за своими вещами.
Комната оказалась вполне пригодной для жилья. Кристоф разложил аккуратными стопочками все свои вещи, от свитеров до книг и тетрадок, - всё, что привёз с собой из родного Блуа. После он осмотрел остальную часть квартиры, она была вполне в духе человека, который вспоминает об уборке не чаще раза в месяц, но в целом и уборную и кухню вполне можно было найти и опознать. Кристоф немного прибрался, стараясь делать это беззвучно, но Ноэль не показался из комнаты за весь вечер.
Только уже ночью, лёжа под одеялом, Кристоф услышал звук гитарных струн, он натянул свитер и тихонько выбрался из комнаты. Крадучись на цыпочках, он заглянул в залу, но поскольку сразу же был замечен, то уселся на пол в дверном проёме, прислонившись к нему спиной. Ноэль полулежал на диванчике, раскинув ноги, и мягко перебирал струны, иногда шепча какие-то обрывистые строчки. Он посмотрел на Кристофа из-под кудрявой шевелюры, из которой торчала пара тонких кисточек, и парень обхватил свои коленки. В этом орлином взгляде он вдруг увидел столько горечи, что ему стало холодно. Будто здесь, в своей берлоге, художник не чувствовал комфорта уединения, а только тяжесть одиночества.
- Я тебя разбудил? – вдруг спросил он, продолжая наигрывать тихую мелодию.
- Нет, я не спал, - Кристоф спрятал нос в коленки, глядя на художника исподлобья. – Привыкаю к новому месту. А ты… почему не спишь?
- Нужно крепко вымотаться, чтобы нормально уснуть. Или крепко напиться.
- Бессонница?
- Головная боль.
- У меня есть лекарство, давай я принесу.
- Это не та боль, которую можно убить лекарством, - Ноэль закрыл глаза. – Иди спать, Кристоф.
Парню хотелось ещё посидеть, но, пожелав спокойной ночи, он ушёл, чтобы не докучать. А потом ещё долго лежал и слушал тихое бормотание под гитарный перелив.
На следующий день после занятий в Университете, Кристоф обналичил чек родителей, чтобы заплатить за комнату. Но когда он пришёл в квартиру, в ней было шумно. В зале собрались какие-то люди, парень хотел быстро проскочить в свою комнату, но Ноэль его заметил и окликнул.
- Иди, посиди с нами.
Смущаясь, Кристоф осторожно пробрался к художнику, который сидел на полу в самом дальнем углу, там, где вчера стоял мольберт.
- Не бойся, садись, - Ноэль дёрнул его за штанину, и парень опустился рядом с ним.
- Вина?
- Нет, спасибо.
Кристоф огляделся. В комнате было несколько мужчин, большинство старше Ноэля, они сидели, где попало, пили вино, курили и бурно обсуждали искусство, даже не обратив внимания на появление нового человека. Кристоф чувствовал себя неловко, он был лишним здесь и мало понимал разговор. А тут ещё и Ноэль положил ладонь ему на коленку. Просто так, скорее всего даже сам не заметил, при этом продолжая говорить. Ладонь была горячая и даже через ткань обжигала, ну подумаешь ладонь, а Кристоф с трудом оторвал взгляд, что-то магнитящее было в этом жесте.
Он отвёл взгляд к стене и только сейчас заметил, что она сплошь исписана стихами, они были начёрканы хаотично и часто без подписей. Кристоф стал гадать, какие из них художник сочинил сам.
Когда я буду мёртв,
когда меня причислят к нашим дорогим усопшим
(Сомнительно, чтоб вспомнил обо мне хоть кто-нибудь из тех,
С кем я не раз бок о бок шагал по улицам),
Останется ль тогда в моих стихах хоть что-то
От стольких образов, от стольких взглядов, стольких лиц,
Мгновенно промелькнувших предо мною в толпе бурлящей?
Сколько бессонных ночей было отпечатано на этих стенах? Можно было подумать, что иногда он впадал в приступы безумия, и Кристоф не стал бы утверждать, что этого действительно не случалось.
Он посмотрел на Ноэля. Тот курил и с полуулыбкой слушал дискуссию, уложив на ногу Кристофа уже руку до локтя. И он понял, что вчера всё-таки была чистая магия, а иллюзия начиналась сейчас. Он был другим, словно вытянулся в струну и стал неуязвимым. И вдруг эти пальцы, поглаживающие его колено, показались Кристофу жестом столь наигранным, что стало даже неприятно. Будто художник поставил на парне печать, обозначил его своей вещью, которой можно похвастаться перед друзьями. Кристоф осторожно убрал с себя эту руку, а потом встал и молча ушёл из квартиры, чтобы развеять тоску, бесцельно болтаясь по парижским улицам.
На следующий день отдать деньги тоже не получилось. Кристоф едва ли не с порога квартиры наткнулся на голую девушку, которая ничуть его не постеснявшись, изобразила нечто вроде реверанса и ускользнула в кухню. Кристоф растерянно опустил взгляд и на цыпочках пошёл в свою комнату. Проходя мимо залы, он увидел ещё и обнажённого парня, а заодно и Ноэля, который с карандашом в зубах поправлял его позу. Значит, эти двое были натурщиками. Кристоф хотел поздороваться, но его отчего-то задел вид того, как руки художника непринуждённо касаются другого тела, ему стало неуютно, и он быстро ушёл. Сидя у себя и делая задания, он постоянно прислушивался, но дверь не скрипнула ни разу.
Выбравшись готовить себе ужин, парень чувствовал какую-то странную злость. Ну сколько можно их рисовать? Не холодно им, что ли, голыми сидеть? Пытаясь убедить себя, что его это никак не касается, Кристоф и сам не заметил, как выдраил всю кухню.
А ночью он смотрел в потолок и слушал стоны из-за стены. Судя по всему, Ноэль был крайне не разборчив в связях или же для лучшего сна брал всё, что попадалось под руку. Это злило и расстраивало Кристофа одновременно. Он смог уснуть, только когда услышал скрип входной двери.
Наутро парень решил, что деньги всё-таки нужно отдать, чтобы не мучиться с ними больше. Он осторожно открыл дверь и заглянул в спальню художника. Беззвучно ступая, он остановился у кровати, положил на тумбочку четыреста франков и уже хотел было уйти, но, повинуясь непреодолимому желанию позаботиться о своём странном соседе, натянул белое одеяло на обнажённые плечи. Но как только Ноэль чуть пошевелился, парень смущённо выскочил из комнаты.
Топая пешком до Сорбонны, он думал о том, что вполне может ограничить себя от контактов с художником. Ведь, в конце концов, Кристоф просто снимает у него комнату. Но в Университете завести друзей у него не получалось, он был слишком стеснительный и не решался ни с кем заговорить.
И его планы провалились уже вечером. Ноэль был дома один и, заметив Кристофа, он позвал его попозировать для нового портрета.
- Мне нужно заниматься…
- Обещаю отнять у тебя не больше часа.
Увильнуть у парня не получилось. Они снова были наедине, и глаза Ноэля отвлекали на себя всё внимание, не позволяя думать ни о чём, кроме них. Кристоф снял куртку и подошёл к окну.
- Смотри на свет, - только сказал художник и больше ничего не поправил: ни положения рук, ни головы, не коснулся его ни разу. Кристоф почему-то подумал, что ему неприятно, после того как он тогда убрал руку со своего колена.
- Где мне лучше стать?
- Неважно, можешь даже сесть, главное, чтобы лицом к свету.
- А когда рисовал этого парня вчера, ты…
- С моделей я рисую тело, потому мне важна точность позы и обнажённость, а ты – это душа и история, и то, как у тебя топорщатся волосы, как ты чуть сутулишься и перебираешь пальцами, как смущённо пускаешь взгляд, - это всё гораздо важнее, - Ноэль изучающе смотрел на него минуту, и Кристоф это время молчал, смотрел в эти глаза.
- Ты когда-нибудь любил, Ноэль? – спросил он после.
- Художник всегда в кого-нибудь влюблён. Моей первой любовью была Изабель Юппер – нежный светлый ангел на тонких ножках. Почти как ты.
Кристоф рассмеялся.
- Нет, я имел в виду настоящую любовь, когда ты… ну когда… ты с кем-то одно целое…
- Тогда твой вопрос не корректен, Кристоф, - Ноэль остановил взгляд на его глазах. – Потому что настоящая любовь не бывает в прошедшем времени.
- Значит, ты кого-то любишь? – парень даже подался чуть вперёд, распахнув глаза.
- Почему ты спрашиваешь?
- У тебя взгляд очень… очень одинокого человека.
Ноэль не ответил и дальше рисовал молча. Кристоф кусал губы, но заговорить больше не решился.
На следующий день художника дома не было ни днём, ни ночью. Он пришёл только утром, растрёпанный, с чёрными кругами под глазами. Кристоф растерянно смотрел, как он разбрасывает ботинки.
- Ноэль, что с тобой?
- Всё хорошо, малыш, - художник погладил его ладонью по щеке. От него пахло опиумным дымом.
Он хотел улечься на диване в зале, но Кристоф дотянул его до спальни, помог раздеться, хотя Ноэль и пытался сопротивляться, а потом уложил под одеяло. Он почувствовал странное желание лечь рядом, обнять художника и вытянуть его из этого состояния разорванности и пустоты. Но не спавший и дёрганный он ушёл на занятия.
В этот день он получил первое замечание, потому что совсем не слушал преподавателя и не мог ответить ни на один вопрос. В голове его творился полный кавардак из чувств и мыслей. Как так получилось, что он стал влюбляться в Ноэля или скорее даже осознавать, что любит? Ведь в нём было больше странного, чем хорошего.
Но едва ли раньше Кристоф вообще задумывался о любви. Ему нравилось учиться, читать книги, ходить в музеи со своими друзьями из Блуа. Разве что однажды он пытался начать встречаться с красивой девчонкой по имени Мишель, но всё закончилось, когда она его поцеловала, а он едва сдержался, чтобы не вытереть рот рукой. Он тогда решил, что дело в Мишель, просто она ему не подходит. А теперь вот могло статься, что дело было в нём.
Кристоф задумчиво бродил по улицам Парижа, пока вконец не заблудился, и ему пришлось искать выход обратно к бульвару. В квартиру он входил с жутко колотящимся сердцем, поскольку принял твёрдое решение поцеловать Ноэля. Одного только он не мог никак придумать: что делать, если художник его отвергнет или сочтёт одним из тех одноразовых тех, что годились и для полотен, и для постели. Смотреть ему в глаза он тогда больше не сможет.
Ноэль был дома, уже выспавшийся и свежий. Он возился с холстами, переставлял их, какие-то упаковывал. Кристоф только поздоровался, снял куртку и ушёл на кухню. Но от вида еды его замутило, а никакого спиртного он здесь найти не смог. Тогда он просто дождался, когда шум в зале стихнет, а потом на ватных ногах пошёл в спальню к художнику.
Ноэль сидел у себя на кровати спиной к двери и разговаривал по мобильному. Он не заметил Кристофа или просто не подал вида.
Парень осторожно забрался на кровать позади него, но Ноэль по-прежнему на него не отреагировал, увлечённый речью собеседника. Никогда в жизни Кристоф не волновался так, как в этот момент, у него дрожали пальцы. Он приблизился и легонько коснулся губами открытой шеи. Ноэль вздрогнул, и сам Кристоф вздрогнул тоже, у него зазвенело в голове от опьянения. Не отнимая трубки от уха, художник повернулся, глядя через плечо, но никакого сопротивления не выказал. Парень потянул вниз расстёгнутую рубашку и стал целовать плечи, обвивая горячее тело руками, поглаживая мягкую кожу. Ноэль прикрыл глаза и теперь отвечал в трубку только бессвязные обрывки фраз, будто уже и не слышал, что ему там говорят.
Кристоф и вовсе не замечал тут постороннего присутствия и даже умудрился снять с художника рубашку полностью. Окутывая Ноэля своими объятьями, он затянул его на середине кровати, и когда из губы встретились, трубка улетела в сторону.
Утром Кристоф проснулся один. Он выбрался из постели и обошёл всю квартиру, но вместо Ноэля нашёл только записку: «Уехал в Орлеан». Он сокрушённо опустился на стул и долго смотрел на эту фразу, будто ждал, что вот сейчас проявится ещё одна, хоть как-то указывающая на неравнодушие. Потом он вспомнил о запакованных холстах и понял, что дело в выставке. Но легче от этого не стало.
Ноэль вернулся только через пять дней. Кристоф уже к тому времени подумывал упаковывать вещи. Но в газете все объявления о сдаче комнат были им почёрканы: здесь дорого, там далеко, а тут голос у владельца неприятный.
Это была уже ночь, Ноэль разбросал вещи в прихожей и в комнату парня заявился уже в расстёгнутой рубашке.
- Проснись, Солнышко! – завопил он и упал на кровать, благо, не на самого парня.
Кристоф и без того не спал. Он сел, пытаясь разглядеть в ночных сумерках лицо художника. В извечной смеси запахов сигаретного дыма и красок он уловил нотки алкоголя.
- Ноэль, где ты был так долго? – тихо спросил парень. Он был растерян, не знал, как себя вести.
- Я же написал тебе, что уехал в Орлеан. Там эти люди, выставки, выставки, люди, - он провёл ладонью по лицу и тоже сел, подобравшись ближе к Кристофу.
- Почему ты не разбудил меня, чтобы предупредить?
- Как, ты разве не знаешь? Нет, в самом деле? Ты не знаешь, что будить спящего ангела кощунственно? – художник тут же сцеловал смущённую улыбку с губ парня.
- Ноэль… - выдохнул Кристоф, из последних сил пытаясь продолжить разговор, ведь он не должен был сдаваться так быстро, - я не хочу быть для тебя только телом.
- А разве когда-то был?
Художник повалил его на подушку, и парень понял, что он безнадёжно увяз в этом человеке, словно в зыбучих песках.
Наутро, слушая над ухом сонное сопение, Кристоф был самым счастливым человеком.
Но он понимал, конечно же, что с Ноэлем так не может быть всегда. И потому, когда художник в следующий раз пришёл домой утром, Кристоф молча потянул его в комнату, уложил на кровать и, устроившись рядом, крепко обнял, прижимая дурную кучерявую голову к своей груди.
- Это невыносимо… - шептал Ноэль, до боли цепляясь пальцами в плечи парня. – Как будто всё горит изнутри. Хочется разорвать себя на части.
Кристоф испуганно молчал, чувствуя на руках горячие слёзы. Он не мог забрать эту боль, хотя и очень хотел. Мог только быть рядом, держать душу Ноэля в ладонях и заботиться о ней. Может быть, в мире не было лекарств, способных убить эту боль, но оставалась ещё главная исцеляющая сила.
Когда художник уснул, Кристоф укутал его в одеяло, поцеловал и ушёл на занятия. Он весь день думал, как сделать так, чтобы Ноэль больше не уходил по ночам, чтобы он перестал вытраливать из себя душу.
А потом парень увидел скукожившуюся фигуру художника с альбомом на коленках. Он сидел на асфальте, сложив ноги по-турецки, и рисовал девчонку, которая читала, забравшись на витрину книжной лавки. Его сосредоточенный взгляд перескальзывал с девчушки на бумагу и обратно, а иногда он постукивал карандашом по губам и втыкал его в буйные вихры, тут же вынимая из них другой.
На Кристофа накатила такая волна нежности, что он подошёл к Ноэлю, опустился на колени и, обхватив его лицо ладонями, поцеловал прямо здесь, при всех. Поцелуй получился тягучим и долгим.
- Я люблю тебя, Ноэль, очень люблю.
И он ушёл, оставив художника долго смотреть ему вслед, даже не заметив, что выронил все карандаши.
На следующий день в квартире снова собрались пропахшие краской мужчины, ни бурно дискутировали о кинематографе, когда Кристоф вошёл. Он был так окрылён, что смело проскочил по зале, переступая через чьи-то руки, и уселся рядом с Ноэлем. Тот пыхтел, как паровоз, и отстаивал актёрскую неподражаемость Чаплина. А парень обнял его так резко, что художник даже выронил сигарету.
- Кристоф, я прожёг из-за тебя штаны.
Парень разжал руки и горящими глазами уставился в эти чёрные глаза.
- Я знаю, что делать, Ноэль! – выпалил он. – Нам нужно уехать, пусть ненадолго, но в совсем-совсем другое место. Ты видел когда-нибудь океан? Я – нет, но очень хочу.
- Как мы уедем, у тебя же занятия, - художник затушил сигарету и поднял взгляд на парня. И сквозь игру, сквозь иллюзию и эту непроницаемость, что была для всех, проявился его тот самый настоящий взгляд, магнитящий и поглощающий. Все эти люди и их слова стали приглушёнными и отошли на второй план.
- Ну и что? Потом наверстаю, если не выгонят, - парень сел чуть позади Ноэля, прислонился грудью к его спине и обвил руками. – Представь, как там просторно для твоей прекрасной души, нет этих стен, от которых тяжело дышать, ты почувствуешь, как эта боль отступит.
Художник повернулся и запечатлел поцелуй на щеке у Кристофа, и тот весь засиял от счастья.
- Марк Шагал, господа! – театрально объявил кто-то. – «Над городом».
Все взгляды обратились к ним. Ноэль улыбнулся и закрыл глаза. А за окном, там, высоко-высоко, растянулось шёлковое полотно возрождённого неба.
@темы: Рассказ
-
-
19.02.2014 в 16:20Забегая вперёд, скажу, эти две фразы - единственное, что мне понравилось в данном опусе.
читать дальше
-
-
19.02.2014 в 16:20Зная вашу привычку препираться с комментаторами: мне не нужно ничего отвечать - меня вы не переубедите - мотайте на ус, то что кажется полезным, игнорируйте остальное. Мне только скажите спасибо за потраченное время.
-
-
19.02.2014 в 21:39Мечталка на ночь, ну, для скорости руки чтоб слаще спалось. Как Он обнял Того, а Тот Его поцеловал – и куда... нет, чуть-чуть левее.
Эротические грезы в нижегородско-французском вкусе.
-
-
19.02.2014 в 22:29-
-
19.02.2014 в 22:48Когда «Ноэль» и «франки», это Франция. Когда «Дэн» и «доллары» - это Америка. Когда «Шерлок» и «фунты» - это Англия.
А про Россию романтику пишут редко. Она выездная обычно. Ну, Они сразу едут к океану. И романтизируются уже там. Под шум прибоя и плеск лунной дорожки.
-
-
19.02.2014 в 22:56-
-
19.02.2014 в 22:57В России школа и мама посуду мыть заставляет.-
-
19.02.2014 в 23:24Нехороший вы человек. Циник.
Оказывается.
-
-
19.02.2014 в 23:41-
-
19.02.2014 в 23:53Флуд не разводим, не обижаем автора, автор всё же старался.
-
-
20.02.2014 в 00:33А вообще мой вопрос был серьезным. И был он обращен [в основном] к автору. В предложенном сюжете нет ничего, что позволило бы однозначно привязать его к той или иной стране, ибо национальная специфика ни в чем не прослеживается. Замените имена на русские, Сорбонну на МГУ или финашку, франки на рубли - и будет история с легким оттенком русской романтики. Заставьте художника курить "Яву" пополам с "Беломором" и тушить бычки в банку "Нескафе", и будет тяжелый оттенок русской романтики. Хотя что-то мне подсказывает, что рассказ про матушку-Россию получился бы лучше хотя бы потому, что появились бы в тексте хоть какие-то детали, хоть какие-то элементы нашенского, русского быта, столичного или провинциального, которые вдохнули бы в повествование хоть капельку жизни и естественности.
Я считаю, что какой-нибудь начинающий графоман - я сам, например - написал бы гораздо лучше о России, чем о любой другой стране, просто потому, что я здесь живу и кой-чего да знаю об этой стране. А вот о Великобритании, например, я знаю очень мало - и сей недостаток я планирую устранять активным туризЬмом. И я посчитаю себя в праве писать о холодной (в прямом смысле) красоте шотландских замков только тогда, когда своими глазами их увижу и внутри побываю. А до тех пор это будет не описание тех же замков, а описание моих домыслов и догадок о том, какие они, эти замки. А опыт подсказывает, что действительность почти всегда куда богаче человеческой фантазии, не говоря о том, что реалистичнее.
Так вот отсюда и появляется к автору вопрос: mono-in-life, сколько раз вы были во франции? Со многими ли людьми там познакомились, со многими ли пообщались?
-
-
20.02.2014 в 00:37-
-
21.02.2014 в 10:30, партайгеноссен!оффтоп: "автор старался" - одна из самых дырявых фанерок для прикрывания ягодичных булок. лучше бы прикрываться тем, что ты недостаточно умен. меньше вопросов возникает. и, если "автор спешил" еще можно расшифровать как скинул черновики в сеть, пока его везли на срочную пересадку сердца, то старался - это как понимать? запил наперстком водки пачку виагры и рванул в гей-клуб, чтоб прихвастнуть? а по пути забежал в торговый центр по нужде, да там его и закрыла глухая уборщица?.. некому вызволить, телефон не ловил сеть, но на нем был текстовый редактор. и автор ка-а-ак начал стараться, ух, как он старался! а потом, когда его освободили, "спешил" выложить по указанной выше причине...
это я к тому, что старался ли автор для фанатов (коих тут нет) или для себя - итог один. фигово старался. факт наличия ещё одной редакции, в которую просто влили воды, не отмазывает. буквоюзер ничего не понял из того, что ему говорили. ему сказали: нет персов, характеров. он начал живописать нимбы из сигаретного дыма, разлетающиеся нитями. езвените, автор, я такого не видел, хотя очевидно, что это какой-то видеоштамп. нити отдельно представляю, дым-тоже. На воображение не жалуюсь, как вы изволили заметить. но нимб из дыма, который (нимб) разлетается нитями - ни в какую.
Автор, вам предлагали создать динамику, движение порывов души персов. вы обратно живописуете красоты длинных худых тел и кто какую руку на чью ляжку с полуулыбкой передвинул. да, можно за счет лишь поведения героя изобразить, что там на душе творится. но тут вы на себя, как говорят немцы, перевзяли.
опять же, повторяю, вот что вы творите: даёте кадр из фильма, скрин на первой минуте. потом-из середины ленты. потом-из финала. всё. впечатлила бы вас такая история любви? прочувствовали? нет, даже если скрины в наивысшем качестве и на них умопомрачительно ясно видны крылышки пролетающих мимо объектива мух. нет, даже если скрины каждые десять минут делали и вам показывали.
так есть ли смысл в экспресс-повествовании о любви, в чем радость комкать?
а вы пронаблюдайте, автор, за собой, когда смотрите историю нетрадиционных отношений. посмотрите новый фильм, а не тот, в котором один вид актера, плода люби Рэдклиффа и патинсона, заставляет вас трепетать.
пронаблюдайте за своими ощущениями, пока смотрите.вот герои. если бы они немедленно повалились в постель - было бы круто? ставите паузу и анализируете. наверное, нет. это был бы порноролик. а если герои мгновенно друг другу понравились? ну, как правило, кто-то один пылает неразделенной любовью. но даже если и понравились сразу обоюдно, то что между этим моментом и постелью? - правильно, муторное разжёвывание, почему они не могут. или муторные прятки, потому что опять не могут открыться. соответственно, удовольствие вы получаете, переживая за героев, сочувствуя им, вовлекаясь в историю.
так что не надо навешивать бантики и кружево на фрагментарно, топорно выполненный костяк. уделите внимание главному.
никаких иллюзий не питаю, всё, видимо, и в этот раз пролетит мимо.
ну и если пишете по фильму, то хоть скажите, что это фанфик. потому что для ориджа слабо. а так-хоть поклонницы фильма (актера) похвалят.