скажите мне глупостей и я сделаю вам гадостей.
...Красиво. Красиво... Как красиво вокруг. Снег идёт.читать дальше
Язык его был беден, как может быть беден язык человека, всю жизнь проведшего за решёткой. Сейчас ему двадцать, но чувствует он себя вдвое взрослей и втрое старее: годы, когда небо видишь только в кино, а неровные клетки на окнах воспринимаешь как само-собой разумеющееся, не добавляют во взгляд оптимизма, тем более, если это взгляд в будущее; а особенно в тюрьме, где возможностей отвлечься две: вспоминать, или грезить. Вспоминать ему было не о чем, родился и вырос он здесь же, в соседнем бараке, с видом на западную стену, а детство прошло в играх за право питаться лучше, не давать себя бить или трахать в задницу, в узком промежутке меж третьим и пятым бараками. Юность была бурной - к шестнадцатилетию ему преподнесли подарок. Роскошный и нужный - нож. Это первая вещь, которой он владел. И которой овладел. Ему думалось, что в совершенстве.
В восемнадцать он был одним из предводителей банды Четырёх, так назывались мелкие космополитичные группы, которые сумели договориться меж четырёх углов Зоны. Перекрёсток держали Ики, или Исты, смотря, кто и с какой долей ненависти и уважения говорил о них. Победить их считалось невозможным, так как только они владели двумя самым ценными вещами, что было в Зоне: информация и новые люди. Первая приносилась со вторыми, и новичков быстро прогоняли через фильтр, а потом мусор, не успевший сдохнуть, выкидывали на окраины. Сыном такой сволочи и матёрой зэчки он и был. И единственное, что осталось в его памяти от матери, это её тоска по воле. Годы и годы он думал. как сбежать... Выхода не было. Ни для таких как он отбросов Зоны, ни для жёстко сформированных Инстов. Даже легенды про Побег не ходили по баракам, и лишь изредка, кто-то вспоминал о полузабытом пересказе про парня, что отсидев пятнарик, слился в гробу, забравшись в него, вместо двинувшегося совсем другана, и сумел пройти через пламя крематория. Имя его было Крист и был он главарём.
Перекрёсток был именно перекрёстком, огромный крест, отгороженный "колючкой", от остальной Зоны, и узкие усиленные двери, напротив каждого барака. К каждой двери был приставлен Патруль, и в принципе любой мог пройти через них, предъявив номер выжженный на груди и погладив патрульную собаку, закупиться в чипке и подцепить - если повезёт - тёлку из вольных. Но только до ночи. Любой не Инстовец, найденный ночью на Перекрёстке, утром обнаруживался повешенным на воротах своего барака. Такова была жизнь, и Крист первый задумался, почему всё именно так, а не иначе. И первое, что он сделал, достигнув совершеннолетия - на ночь остался на Перекрёстке. Один. Без оружия.
Утром следующего дня он вернулся в свой барак и ударив в рельс, собрал сходняк. Первым делом он - прямо на ящике - перерезал глотку Главарю, и сказал, что он врал всем, и что он, Крист, узнал правду о том, что Перекрёсток на самом деле...
Через год, он сумел подчинить себе все Четыре Стороны. Это обошлось Окраинам в сто двадцать зэков и полгода резни. Но теперь Перекрёсток на ночь не запирался, а все достигшие силы парни обучались в Колонии Перекрёстка. Появились невиданные раньше вещи: гондоны, ложки из алюминия и на всех столбах повесили рупоры, из которых звучала музыка и голоса, которые говорили что-то очень странное, но наполняющее грудь обжигающе тёплым воздухом, и надеждой... Так прошло ещё два года.
Армия, раньше состоявшая из полутора сотен Отмороженных, теперь была поделена на три части: Отморозки, Быки и Писцы, и если первые два отряда были просто пополнены свежим мясом из новичков, то в Писцы набирали совсем старых, отмотавших по двадцать и более лет, особенно тех, кто всё время учился метать электроды. Таких было немного, так как это развлечение дорогое, да и надобности особой в таких мастерах не было. Теперь же этому специально учили, и учили молодых. Всего же три Отряда были равны двум Баракам, то есть больше тысячи бойцов. Крист ходил задумчивый и часто надолго пропадал в здании Режима, в Перекрёстке. Когда же у него, подловив, чтобы он был в настроении, спрашивали, чего он ждёт, он отвечал всегда одно и то же: зимы.
Холода ударили резко и сразу, за ночь помёрзла вода в бочках и несколько детей, что матери оставили на улице в наказание. Крист собрал Общий Сходняк и просто сказал: время. Всё уже знали, что и как нужно делать. Огромная толпа из женщин, детей и подростов, перемешавшись со стариками, пошла на Запретку... Никто не хотел быть первым, кого сожжёт высоковольтный разряд, но сзади напирали Отряды, по бокам рядами стояли и ждали только команды Писцы, и вот огромное, визжащие о воющее стадо вдавилось в ряды "колючки"... Треск, искры и короткие стоны слились с воем серен и криками тех, кому не повезло умереть сразу... АСУчки на вышках начали стрелять в толпу через восемь секунд, после прорыва... Но толпу уже нельзя было остановить, Отряды, коля отстающих ножами, гнали её вперёд, прямо в овраг и на колья, торчащие из него... Писцы забрасывали АСУ дротиками и копьями, и сумели "замолчать" две из них, третья, свихнувшись, стреляла поверх голов, по баракам. Когда толпа прокатилась мимо, из будки на вышке с замолчавшим пулемётом раздался одиночный щелчок пистолетного выстрела. От оврага несло гарью обугленного белка, кое-где стонали умирающие, а надо всем этим светило огромное Солнце, и мерно падал яркий от его лучей снег. Зона была пуста.
Язык его был беден, как может быть беден язык человека, всю жизнь проведшего за решёткой. Сейчас ему двадцать, но чувствует он себя вдвое взрослей и втрое старее: годы, когда небо видишь только в кино, а неровные клетки на окнах воспринимаешь как само-собой разумеющееся, не добавляют во взгляд оптимизма, тем более, если это взгляд в будущее; а особенно в тюрьме, где возможностей отвлечься две: вспоминать, или грезить. Вспоминать ему было не о чем, родился и вырос он здесь же, в соседнем бараке, с видом на западную стену, а детство прошло в играх за право питаться лучше, не давать себя бить или трахать в задницу, в узком промежутке меж третьим и пятым бараками. Юность была бурной - к шестнадцатилетию ему преподнесли подарок. Роскошный и нужный - нож. Это первая вещь, которой он владел. И которой овладел. Ему думалось, что в совершенстве.
В восемнадцать он был одним из предводителей банды Четырёх, так назывались мелкие космополитичные группы, которые сумели договориться меж четырёх углов Зоны. Перекрёсток держали Ики, или Исты, смотря, кто и с какой долей ненависти и уважения говорил о них. Победить их считалось невозможным, так как только они владели двумя самым ценными вещами, что было в Зоне: информация и новые люди. Первая приносилась со вторыми, и новичков быстро прогоняли через фильтр, а потом мусор, не успевший сдохнуть, выкидывали на окраины. Сыном такой сволочи и матёрой зэчки он и был. И единственное, что осталось в его памяти от матери, это её тоска по воле. Годы и годы он думал. как сбежать... Выхода не было. Ни для таких как он отбросов Зоны, ни для жёстко сформированных Инстов. Даже легенды про Побег не ходили по баракам, и лишь изредка, кто-то вспоминал о полузабытом пересказе про парня, что отсидев пятнарик, слился в гробу, забравшись в него, вместо двинувшегося совсем другана, и сумел пройти через пламя крематория. Имя его было Крист и был он главарём.
Перекрёсток был именно перекрёстком, огромный крест, отгороженный "колючкой", от остальной Зоны, и узкие усиленные двери, напротив каждого барака. К каждой двери был приставлен Патруль, и в принципе любой мог пройти через них, предъявив номер выжженный на груди и погладив патрульную собаку, закупиться в чипке и подцепить - если повезёт - тёлку из вольных. Но только до ночи. Любой не Инстовец, найденный ночью на Перекрёстке, утром обнаруживался повешенным на воротах своего барака. Такова была жизнь, и Крист первый задумался, почему всё именно так, а не иначе. И первое, что он сделал, достигнув совершеннолетия - на ночь остался на Перекрёстке. Один. Без оружия.
Утром следующего дня он вернулся в свой барак и ударив в рельс, собрал сходняк. Первым делом он - прямо на ящике - перерезал глотку Главарю, и сказал, что он врал всем, и что он, Крист, узнал правду о том, что Перекрёсток на самом деле...
Через год, он сумел подчинить себе все Четыре Стороны. Это обошлось Окраинам в сто двадцать зэков и полгода резни. Но теперь Перекрёсток на ночь не запирался, а все достигшие силы парни обучались в Колонии Перекрёстка. Появились невиданные раньше вещи: гондоны, ложки из алюминия и на всех столбах повесили рупоры, из которых звучала музыка и голоса, которые говорили что-то очень странное, но наполняющее грудь обжигающе тёплым воздухом, и надеждой... Так прошло ещё два года.
Армия, раньше состоявшая из полутора сотен Отмороженных, теперь была поделена на три части: Отморозки, Быки и Писцы, и если первые два отряда были просто пополнены свежим мясом из новичков, то в Писцы набирали совсем старых, отмотавших по двадцать и более лет, особенно тех, кто всё время учился метать электроды. Таких было немного, так как это развлечение дорогое, да и надобности особой в таких мастерах не было. Теперь же этому специально учили, и учили молодых. Всего же три Отряда были равны двум Баракам, то есть больше тысячи бойцов. Крист ходил задумчивый и часто надолго пропадал в здании Режима, в Перекрёстке. Когда же у него, подловив, чтобы он был в настроении, спрашивали, чего он ждёт, он отвечал всегда одно и то же: зимы.
Холода ударили резко и сразу, за ночь помёрзла вода в бочках и несколько детей, что матери оставили на улице в наказание. Крист собрал Общий Сходняк и просто сказал: время. Всё уже знали, что и как нужно делать. Огромная толпа из женщин, детей и подростов, перемешавшись со стариками, пошла на Запретку... Никто не хотел быть первым, кого сожжёт высоковольтный разряд, но сзади напирали Отряды, по бокам рядами стояли и ждали только команды Писцы, и вот огромное, визжащие о воющее стадо вдавилось в ряды "колючки"... Треск, искры и короткие стоны слились с воем серен и криками тех, кому не повезло умереть сразу... АСУчки на вышках начали стрелять в толпу через восемь секунд, после прорыва... Но толпу уже нельзя было остановить, Отряды, коля отстающих ножами, гнали её вперёд, прямо в овраг и на колья, торчащие из него... Писцы забрасывали АСУ дротиками и копьями, и сумели "замолчать" две из них, третья, свихнувшись, стреляла поверх голов, по баракам. Когда толпа прокатилась мимо, из будки на вышке с замолчавшим пулемётом раздался одиночный щелчок пистолетного выстрела. От оврага несло гарью обугленного белка, кое-где стонали умирающие, а надо всем этим светило огромное Солнце, и мерно падал яркий от его лучей снег. Зона была пуста.
-
-
16.12.2006 в 21:28Может было бы более правильно, если бы вместо слово "язык" использовалось "речь"?
После прочтения складывается ощущение, будто, это короткий пересказ какой-то более длинной истории. Если это так, то после прочитанного, у меня не возникло желания узнать более подробно - нет ничего такого, чтобы душу зацепило...
и напоследок, у меня есть пожелание: смотрите меньше фильмов или меньше играйте жестокие игры...
-
-
18.12.2006 в 03:22Ну, на вкус и цвет...
Я не смотрю ТВ и не играю в игры... Хотя, "косынка", это жестокая игра?
И вообще, молчел, что-то Вы плоски, как газета. Вас бы скомкать и помять, а уж потом употребить.