Он любил его спокойным, с еле заметной рябью от тёплого бриза, он знал, как оно прекрасно в розовых лучах заходящего солнца, и какое красное небо простирается над ним в ожидании ночи.
Он видел его бушующим и хмурился иногда, сидя поодаль.
Было что-то завораживающее в этой силе, с которой оно обрушивало свои волны на безжизненные скалы.
Но более нравилось ему оно тихое, нежное и кокетливо-покорное, ложащееся воздушной пеной к его ногам.
Они вместе встречали закаты.
Андреас любил сидеть на остывшем песке и шептать ему, делить свои чувства и свои мысли, а оно рокотало в ответ, и ветер превращал эти звуки в неведомые слова и доносил их до слуха Андреаса.
Сложно было понять или объяснить эту страсть.
Он так или иначе вдруг вспоминал о нём, и оказавшись абсолютно случайно у берега, уже не мог идти дальше и оставался. И был с ним.
Он рисовал на песке, чтобы потом своей рукой оно нежно стирало эти рисунки, хватало их, желая сохранить, приблизить к себе что-то, в чём был он, но песок таял, теряя линии и формы, расплывался.
Часы проходили незаметно, и время терялось на остывшем берегу, а солнце заливало горизонт золотом, затем опускалась чернота ночи, и загорались яркие, словно чьи-то мечты, звёзды.
Они отражались в море и казалось, что оно смотрит … на берег, на город, на него.
« Я поселюсь рядом с тобой, - сказал он однажды, - чтобы мы были вместе, и тогда мы совсем часто будем вместе. »
Оно заволновалось, по глади пошла заметная рябь. Затем стихло и тёплой водой накрыло его босые ступни.
Андреас решил. Он сразу же сообразил, где поставить шалаш, чтобы, разлившись, море не затопило его, стал обдумывать и ушел.
Он пропал на добрых два месяца. В городе было много дел. Он вспоминал о своём море, но мысли эти всплывали, словно яркие искры в ночи и так же быстро гасли.
Однажды по пути в соседний город, он вёз муку, Андреас издали увидел море, услышал его голос, и сам того не замечая, слез с повозки и отогнал её в тень раскидистого дерева.
«Здравствуй, - сказал он, широко улыбаясь морю, - Как ты?»
Ветер донёс до него его терпкий солёный вкус.
Море походило на огромную сытую кошку, изгибающую на солнце свою лоснящуюся спину, оно мягко урчало и нежно касалось его ног.
Оно было тоскливо и задумчиво, и так прекрасно в лучах заходящего солнца.
Оно льнуло к нему.
«Мы должны быть вместе! – сказал почти убеждённо Андреас, - Я не могу без тебя и скоро мы будем вместе!»
Оно зашептало в ответ и омыло вновь его ноги.
Андреас тряхнул головой, коснулся рукой волны и ушёл улыбаясь, полный новых мыслей и твёрдой уверенности.
Когда его силуэт растаял вдалеке, море с силой притянуло к себе песок, много маленьких белых крупинок, отпечатавших на себе его след. Его… след.
Он пропал, исчез. Опять.
Солнце вставало и садилось, прилетали говорливые чайки и кружили в поисках пищи, оно было то спокойно и удивительно прозрачно, так, что ребятня непременно тут же сбегалась купаться, то черно и задумчиво.
Иногда в своей безысходной тоске, томимое непрестанным ожиданием, оно в отчаянии бросалось на скалы, они тяжело гудели, а волны, стекая вниз, не приносили утешения, лишь ещё больше горечи.
Было утро, пасмурное серое утро.
Прошёл дождь и вода была мутной, а прибой вынес на берег бурые водоросли.
Он пришёл. Он сел на песке.
Море слышало его голос, оно не поверило ветру, но это и правда был он.
Оно умыло берег. Как стала тепла вода, заполненная тоской и нежностью, невысказанным чувством, страхом, ожиданием и радостью новой встречи.
- Я пришёл к тебе, - сказал он.
- Я нашел неплохое место, - добавил он, помолчав, - это над зелёной рекой, той, что спускается с холма. Я буду жить там. Дом почти готов.
Оно замерло. Оно молчало и даже ветер не шевелил его глади.
- Я помню всё, я помню. Конечно… речушка… да разве же её сравнить с тобой! И даже пурпурный закат не может сделать её хоть чуть – чуть краше, и течёт она медленно, размеренно, скучно, но вода в ней пригодна для питья. Пойми, ты всё, верно, понимаешь, я люблю тебя, ты прекрасно, ты огромно, ты живо, но ты не можешь дать того, что мне нужно. Я не могу пить солёную воду. Да и я ведь не рыбак, то ли дело… Мы не можем быть вместе. Прости меня.
Оно молчало.
-Ты ведь понимаешь… ты лучше, там нет твоей души, твоей игривости… но ты не можешь дать мне то, что мне нужно. Строить дом. Это всё так серьезно, нужно обезопасить его и себя, нужно выбрать хорошее место, пусть и по сухому расчету.
Оно было спокойно и безжизненно.
-Ты понимаешь?
Волна нежно накрыла его руку, протянутую ей навстречу.
Рыбаки клялись, что в ту неделю вода была солёной до такой крайности, что вплоть до самого открытого моря невозможно было ничего выловить.
Он приходил ещё, потом.
Садился на пляже и смотрел на закат.
Он говорил, рисовал на песке.
Только оно больше ничего не отвечало, лишь что-то своё насвистывал ветер, и подкатывали волны, затягивая остывший песок.