Астролог. Консультации онлайн.
Конечно, рабство отменили.
Давно.
Я не дура, но когда именное го отменили – не помню.
А иногда случается.
Не дурой, а рабом.
Например, огромный отисовский лифт. И именно я стою возле кнопки закрытия дверей.
И конечно, мне на последний этаж.
Первый. Второй. Третий.
Они стоят и ждут, пока я нажму на кнопку.
Без меня ничего не будет.
И вроде как я даже властелин.
Но я не смогу не нажать. У меня нет никакого выбора.
То есть он есть, конечно, но я никогда не стану стоять бревном. Ведь я должна. Таков негласный гражданский долг стоящего у кнопки.
И потому я не властелин. Я – раб.
А сегодня я в рабстве маршрутки.
Сижу на дополнительном сидении. Мало того, что самое неудобное, так еще и весь поток денег через меня. Брр, с мелочью.
И мне надоедает.
Я срываюсь.
Нет, не встаю, конечно, не кричу.
Не ругаюсь.
Просто перестаю принимать купюры, которые тыкают мне в руки.
Идите нахуй.
Тогда они временно прячут купюры и выпрямляют пальцы.
И начинают тыкать меня уже пальцами. В плечи, бока, голову.
Отовсюду меня тыкают.
Раб, ты что, оборзел?
Передавай за проезд.
Именно потому я не решаюсь игнорировать закрывающую кнопку лифта. Офисные работники мало ли чем и куда тыкать начнут.
Закрывается дверь.
Наконец-то.
Как раз начинается дождь. Как приятно ехать в теплой маршрутке под дождем.
Особенно когда все уже расплатились, когда можно спокойно передохнуть.
И тут мужчинка.
Классический неудачник: лысеющий, в носках под сандалии, очки.
Таких мне обычно очень жаль.
Жена унижает, изменяет. Дети авторитет его не признают. Собака облаивает. На работе одну и ту же сумму уже лет 15 получает, а больше нигде и не нужен.
Маршрутки всегда захлопывают двери перед ним. И сразу же начинается дождь. Чтоб через рубашку стало вино старую подранную майку, а волосы вокруг лысины расползлись, подобно щупальцам Ктулху.
Стойте!
Оглядываются все.
Стойте!
Так нельзя. Кто-то должен все изменить.
Стойте!
Если не я, то кто же?
Я не могу прекратить этот поток мелочи через меня.
Я не могу прекратить этот поток воды с неба.
Но могу прекратить его для одного конкретного человека.
Вот этого жалкого неудачника. Пусть у него не все будет плохо.
Стойте!
Давит очень сильно.
Они меня ненавидят.
Смотрят.
Каждый смотрит.
У каждого мысль обо мне своя. У каждого разная. Но все ужасные, мерзкие противные.
Они презирают меня.
Как можно было оставить их без созерцания большего, чем они неудачника?
А мне, как рабу сегодняшней маршрутки, он ближе по духу, чем каждому из них. Потому мне не страшно.
Стойте!
И он входит.
Уже промокший. Но счастливый.
Вряд ли он помнит, когда в последний раз невезение оборачивалось удачей. Он-то настроился на промокание под грозой. Простуду. Нытье жены.
Мне теперь сложно под их взглядами.
Сложно.
Давит очень сильно.
Они меня ненавидят.
Смотрят.
Каждый смотрит.
Стойте!
Я выхожу в лесопарке.
До работы далековато, но есть время.
Иду через парк.
Там я свободна. Ничья раба.
Властелин.
В глубине парка тихо и спокойно.
Тепло, уютно.
Пахнет свежестью после прошедшего дождя.
Приятно.
«Стой, блядская сука!»
Больно за волосы и щекой о кору дерева.
Счесала.
Падаю на неровную землю спиной, а надо мной – лысина и подранная под мокрой рубашкой майка.
Сандалия на горло, рвет ширинку на джинсах.
Мне холодно. Мокро. Страшно.
В нем гораздо больше силы, чем я предполагала.
Я и не думала, что меня так легко нагнуть через локоть, чтоб я не могла и вырваться.
Представляла, что попытаются изнасиловать.
Думала, дам между ног.
В глаз ключами.
Откушу головку.
Выбью нож и дам лбом в переносицу.
Теперь же меня трахают, сложив вдвое, прижав голову к коленям – мне и пикнуть больно.
Без ножа, пистолета. Просто так трахают.
Я чувствую себя по меньшей мере глупо. Я в дурацкой позе. В дурацком месте. С дурацким человеком. Перед которым я начинаю стесняться своих недостатков.
А потом становится очень больно, и я обо всем забываю.
Дорогие жены. Занимайтесь со своими мужьями анальным сексом. Хоть иногда. С нежностью, смазкой, ласками.
Иначе они будут заниматься им с особым остервенением, без сопутствующих обезболиванию атрибутов.
А мне больно даже плакать.
И когда уже ничей локоть не давит в живот.
Когда никого нет вокруг.
И я лежу на мокрой траве без штанов.
Одна.
Мне все равно больно плакать.
Рабу всегда показывали его место.
И если это не могли сделать смертные хозяева, в воспитание непременно вмешивались Силы Небесные.
Давно.
Я не дура, но когда именное го отменили – не помню.
А иногда случается.
Не дурой, а рабом.
Например, огромный отисовский лифт. И именно я стою возле кнопки закрытия дверей.
И конечно, мне на последний этаж.
Первый. Второй. Третий.
Они стоят и ждут, пока я нажму на кнопку.
Без меня ничего не будет.
И вроде как я даже властелин.
Но я не смогу не нажать. У меня нет никакого выбора.
То есть он есть, конечно, но я никогда не стану стоять бревном. Ведь я должна. Таков негласный гражданский долг стоящего у кнопки.
И потому я не властелин. Я – раб.
А сегодня я в рабстве маршрутки.
Сижу на дополнительном сидении. Мало того, что самое неудобное, так еще и весь поток денег через меня. Брр, с мелочью.
И мне надоедает.
Я срываюсь.
Нет, не встаю, конечно, не кричу.
Не ругаюсь.
Просто перестаю принимать купюры, которые тыкают мне в руки.
Идите нахуй.
Тогда они временно прячут купюры и выпрямляют пальцы.
И начинают тыкать меня уже пальцами. В плечи, бока, голову.
Отовсюду меня тыкают.
Раб, ты что, оборзел?
Передавай за проезд.
Именно потому я не решаюсь игнорировать закрывающую кнопку лифта. Офисные работники мало ли чем и куда тыкать начнут.
Закрывается дверь.
Наконец-то.
Как раз начинается дождь. Как приятно ехать в теплой маршрутке под дождем.
Особенно когда все уже расплатились, когда можно спокойно передохнуть.
И тут мужчинка.
Классический неудачник: лысеющий, в носках под сандалии, очки.
Таких мне обычно очень жаль.
Жена унижает, изменяет. Дети авторитет его не признают. Собака облаивает. На работе одну и ту же сумму уже лет 15 получает, а больше нигде и не нужен.
Маршрутки всегда захлопывают двери перед ним. И сразу же начинается дождь. Чтоб через рубашку стало вино старую подранную майку, а волосы вокруг лысины расползлись, подобно щупальцам Ктулху.
Стойте!
Оглядываются все.
Стойте!
Так нельзя. Кто-то должен все изменить.
Стойте!
Если не я, то кто же?
Я не могу прекратить этот поток мелочи через меня.
Я не могу прекратить этот поток воды с неба.
Но могу прекратить его для одного конкретного человека.
Вот этого жалкого неудачника. Пусть у него не все будет плохо.
Стойте!
Давит очень сильно.
Они меня ненавидят.
Смотрят.
Каждый смотрит.
У каждого мысль обо мне своя. У каждого разная. Но все ужасные, мерзкие противные.
Они презирают меня.
Как можно было оставить их без созерцания большего, чем они неудачника?
А мне, как рабу сегодняшней маршрутки, он ближе по духу, чем каждому из них. Потому мне не страшно.
Стойте!
И он входит.
Уже промокший. Но счастливый.
Вряд ли он помнит, когда в последний раз невезение оборачивалось удачей. Он-то настроился на промокание под грозой. Простуду. Нытье жены.
Мне теперь сложно под их взглядами.
Сложно.
Давит очень сильно.
Они меня ненавидят.
Смотрят.
Каждый смотрит.
Стойте!
Я выхожу в лесопарке.
До работы далековато, но есть время.
Иду через парк.
Там я свободна. Ничья раба.
Властелин.
В глубине парка тихо и спокойно.
Тепло, уютно.
Пахнет свежестью после прошедшего дождя.
Приятно.
«Стой, блядская сука!»
Больно за волосы и щекой о кору дерева.
Счесала.
Падаю на неровную землю спиной, а надо мной – лысина и подранная под мокрой рубашкой майка.
Сандалия на горло, рвет ширинку на джинсах.
Мне холодно. Мокро. Страшно.
В нем гораздо больше силы, чем я предполагала.
Я и не думала, что меня так легко нагнуть через локоть, чтоб я не могла и вырваться.
Представляла, что попытаются изнасиловать.
Думала, дам между ног.
В глаз ключами.
Откушу головку.
Выбью нож и дам лбом в переносицу.
Теперь же меня трахают, сложив вдвое, прижав голову к коленям – мне и пикнуть больно.
Без ножа, пистолета. Просто так трахают.
Я чувствую себя по меньшей мере глупо. Я в дурацкой позе. В дурацком месте. С дурацким человеком. Перед которым я начинаю стесняться своих недостатков.
А потом становится очень больно, и я обо всем забываю.
Дорогие жены. Занимайтесь со своими мужьями анальным сексом. Хоть иногда. С нежностью, смазкой, ласками.
Иначе они будут заниматься им с особым остервенением, без сопутствующих обезболиванию атрибутов.
А мне больно даже плакать.
И когда уже ничей локоть не давит в живот.
Когда никого нет вокруг.
И я лежу на мокрой траве без штанов.
Одна.
Мне все равно больно плакать.
Рабу всегда показывали его место.
И если это не могли сделать смертные хозяева, в воспитание непременно вмешивались Силы Небесные.
-
-
16.08.2007 в 14:24-
-
18.08.2007 в 13:55-
-
19.08.2007 в 02:33Вобщем, мне понравилось