Жду тапок) Сюжет банален, причем сказать в свое оправдание мне как-то нечего. Что есть, то есть. А что есть, выносится на ваш суд:
читать дальше Старые медные спицы гипнотически порхали, легко управляясь с черными нитками. В детстве Маша любила наблюдать за тем, как вязала ее мама. Эти монотонные движения казались тогда какими-то магическими, а сам процесс вязания, процесс создания чего-то нового, завораживал. С тех пор в ее сознании укоренилась такая ассоциативная цепочка: вязание – творение.
Маша, как и каждый человек, всегда хотела прожить свою жизнь так, чтобы оставить после себя что-то, вложить во что-то свою душу, чтобы потом, когда ее тело придадут земле, это что-то продолжало существовать и напоминало бы о ней. Вот почему, собственно, сейчас сидит и вяжет.
Лицевые петли, их она почему-то всегда любила больше. Они смотрятся как-то эстетичней. Такие себе красивенькие складные косички. Одна, вторая, третья… Мы никогда не замечаем течение времени. А тут с каждой петелькой уходит секунда. Даже полторы. Каждая петелька на шаг приближает ее к окончанию вязания. Каждая секунда на шаг приближает ее к финалу. В глубине души уже давно созрело страшное, сложное психологически решение. Когда она закроет последнюю петлю, она возьмет ручку и напишет предсмертную записку. Затем встанет, бросит последний взгляд в зеркало, поправит макияж и прическу (хоть это и не будет иметь уже решительно никакого значения, но что поделаешь – привычка), встанет на табуретку и… просунет голову в петлю. Банально, да. Но это жизнь, что заставляет принимать вот такие банальные в своей мировой важности решения. Кто-то презрительно хмыкнет, мол, еще одна самоубийца. И будет в чем-то прав. Даже во многом. Она достойна этого хмыканья, достойна презрения, достойна быть похороненной за оградой кладбища, достойна всеобщего непонимания и презрения – но разве это все ее сейчас волнует? Сейчас все, о чем думает ее воспаленный мозг – это как довязать шарф, как оставить после себя хоть что-то материальное. Петелька за петелькой, петелька за петелькой, а потом уже можно в петлю.
Изнаночные петли. «Дорогие мама и папа…» – вспомнилось почему-то. Нет, она не так начнет свою записку. Это тоже будет слишком банально, а записка будет еще одной нетленкой, которую Маша после себя оставит. Обращаться к отцу она не будет. Слишком сильно тот ее обидел. Ушел из семьи, когда ей было двенадцать лет. Чем окончательно разрушил едва зародившееся доверие к мужчинам. Может, и какая-то доля его вины есть сейчас в том, что она одна. Мать после развода полностью сконцентрировалась на своей карьере. Она была успешной женщиной, чего требовала и от дочери. Требовала отличных оценок, участия во всевозможных олимпиадах и конкурсах красоты, причем как результат принимала только победу. Четверки и вторые места провоцировали дома такие скандалы, что соседи вызывали милицию… Маша до трех часов ночи сидела за домашними заданиями, чтобы получить желанную пятерку по математике, которую ненавидела всеми фибрами юной души. Ну не давалась она ей, что поделаешь. Литературу и историю она любила куда больше. Но маме нужны были абсолютные пятерки по всем предметам. Вот так, на грани смертельного переутомления и нервного срыва и проходило ее детство.
Единственным счастливым моментом юности были три месяца летних каникул в десятом классе, когда она встречалась с одноклассником Димой. Первые чувства, первый поцелуй, первая боль и первые слезы. С наступлением учебы отношения как-то сошли на нет – выпускной класс, Маше нужно было учится, чтобы поступить в университет. Они так и останутся единственными отношениями в ее жизни. В дальнейшем ее личная жизнь как-то не складывалась.
Вот так и сейчас. Сегодня день ее рождения. Двадцать первый. И она встречает его в гордом одиночестве. Надоело, как это безумно надоело… Все, сегодня она со всем этим покончит. Раз и навсегда. Она всегда стремилась быть лучшей во всем: получала отличные оценки в школе, занимала призовые места на олимпиадах, сейчас училась в одном из престижнейших университетов страны, и на горизонте маячил красный диплом и высокооплачиваемая работа. Но ради чего, ради чего? Зачем она приложила столько усилий? Зачем она проводила ночи, штудируя учебники и конспекты? Чтобы вот так вот настал день рождения, и она вдруг резко поняла, что одна, что у нее нет ни подруг, ни любимого, ни счастья, ни какой-либо его перспективы, а есть только деспотичная мамочка, которая всю жизнь пытается через дочь реализовать то, что, возможно, когда-то в молодости упустила сама. А она сама всю жизнь ей покоряется. Это такой ее удел – покоряться. Она слишком никчемна, чтобы самостоятельно принимать какие-то решения. Слишком замкнута, чтобы иметь подруг, чтобы было с кем съесть миску оливье в день рождения. Слишком некрасива, чтобы какой-то молодой человек, окромя прыщавого одноклассника Димы, обратил на нее внимания. Да даже одноклассник Дима, и тот уже давно женат, сыночку скоро годик исполниться… Какой смысл ей жить дальше? Чтобы вот так вот, утро за утром, просыпаться и идти на учебу, а затем на работу, зарабатывать деньги, тратить их на еду, бизнес и маму-пенсионерку, потом снова просыпаться, и снова на работу… Слишком поздно уже что-то менять в этом круговороте. Выход только один – петля.
Снова лицевые. Пора бы продумать текст прощальной записки. Это будет ее ода, ода смерти и одиночеству. Ой… рука дрогнула и пропустила петельку. Попыталась словить, но сделала только хуже. Теперь по всему, уже почти довязанному шарфику поползла коварная стрелка. Ну вот, теперь придется распустить больше половины. Ее последняя работа же должна быть качественной. Эх, везет этой петельке – от нее столько всего зависит. И судьба этой половины шарфа и ее, Машины, лишние пол часа жизни.
Внезапно Маша чуть не выронила спицы. В голову пришла простая в своей гениальности мысль. А почему, собственно, она сама не может стать такой петелькой в своей жизни, почему не может распустить старый надоевший сценарий и связать новый? Двадцать один год она была отчаявшимся, загнанным в глубокую депрессию человеком, и это состояние настолько прочно укоренилось в ее сознании, что она не видела иного выхода кроме смерти. А, оказывается, можно попытаться найти другой. Можно же распустить старый шарф, и из этих же ниток связать новый? Правда же?
Маша отложила спицы и выкинула в мусоропровод приготовленную петлю.
Прошел год. Ее двадцать второй день рождения. В узком семейном кругу – только она и любимый муж. Этот год кардинально переменил ее налаженную жизнь. Маша бросила институт за пол года до защиты диплома. С мамой случился сердечный приступ, когда она об этом узнала. Но все обошлось, и сейчас она смирилась с решением дочери. Теперь Маша учится на дизайнера одежды, о чем всегда мечтала. Там же, в новом институте и встретила мужа Толика и подругу Дину. За этот год она научилась улыбаться.
Недовязанный шарф с упущенной петелькой хранится в шкафу, как некая семейная реликвия. И когда у нее снова случаются приступы депрессии, он напоминает ей о том, что все еще можно изменить.
А вчера две полосочки на тесте сделали ее самой счастливой женщиной на Земле. Хорошо бы, если бы это была девочка. Тогда она научит ее вязать…
читать дальше Старые медные спицы гипнотически порхали, легко управляясь с черными нитками. В детстве Маша любила наблюдать за тем, как вязала ее мама. Эти монотонные движения казались тогда какими-то магическими, а сам процесс вязания, процесс создания чего-то нового, завораживал. С тех пор в ее сознании укоренилась такая ассоциативная цепочка: вязание – творение.
Маша, как и каждый человек, всегда хотела прожить свою жизнь так, чтобы оставить после себя что-то, вложить во что-то свою душу, чтобы потом, когда ее тело придадут земле, это что-то продолжало существовать и напоминало бы о ней. Вот почему, собственно, сейчас сидит и вяжет.
Лицевые петли, их она почему-то всегда любила больше. Они смотрятся как-то эстетичней. Такие себе красивенькие складные косички. Одна, вторая, третья… Мы никогда не замечаем течение времени. А тут с каждой петелькой уходит секунда. Даже полторы. Каждая петелька на шаг приближает ее к окончанию вязания. Каждая секунда на шаг приближает ее к финалу. В глубине души уже давно созрело страшное, сложное психологически решение. Когда она закроет последнюю петлю, она возьмет ручку и напишет предсмертную записку. Затем встанет, бросит последний взгляд в зеркало, поправит макияж и прическу (хоть это и не будет иметь уже решительно никакого значения, но что поделаешь – привычка), встанет на табуретку и… просунет голову в петлю. Банально, да. Но это жизнь, что заставляет принимать вот такие банальные в своей мировой важности решения. Кто-то презрительно хмыкнет, мол, еще одна самоубийца. И будет в чем-то прав. Даже во многом. Она достойна этого хмыканья, достойна презрения, достойна быть похороненной за оградой кладбища, достойна всеобщего непонимания и презрения – но разве это все ее сейчас волнует? Сейчас все, о чем думает ее воспаленный мозг – это как довязать шарф, как оставить после себя хоть что-то материальное. Петелька за петелькой, петелька за петелькой, а потом уже можно в петлю.
Изнаночные петли. «Дорогие мама и папа…» – вспомнилось почему-то. Нет, она не так начнет свою записку. Это тоже будет слишком банально, а записка будет еще одной нетленкой, которую Маша после себя оставит. Обращаться к отцу она не будет. Слишком сильно тот ее обидел. Ушел из семьи, когда ей было двенадцать лет. Чем окончательно разрушил едва зародившееся доверие к мужчинам. Может, и какая-то доля его вины есть сейчас в том, что она одна. Мать после развода полностью сконцентрировалась на своей карьере. Она была успешной женщиной, чего требовала и от дочери. Требовала отличных оценок, участия во всевозможных олимпиадах и конкурсах красоты, причем как результат принимала только победу. Четверки и вторые места провоцировали дома такие скандалы, что соседи вызывали милицию… Маша до трех часов ночи сидела за домашними заданиями, чтобы получить желанную пятерку по математике, которую ненавидела всеми фибрами юной души. Ну не давалась она ей, что поделаешь. Литературу и историю она любила куда больше. Но маме нужны были абсолютные пятерки по всем предметам. Вот так, на грани смертельного переутомления и нервного срыва и проходило ее детство.
Единственным счастливым моментом юности были три месяца летних каникул в десятом классе, когда она встречалась с одноклассником Димой. Первые чувства, первый поцелуй, первая боль и первые слезы. С наступлением учебы отношения как-то сошли на нет – выпускной класс, Маше нужно было учится, чтобы поступить в университет. Они так и останутся единственными отношениями в ее жизни. В дальнейшем ее личная жизнь как-то не складывалась.
Вот так и сейчас. Сегодня день ее рождения. Двадцать первый. И она встречает его в гордом одиночестве. Надоело, как это безумно надоело… Все, сегодня она со всем этим покончит. Раз и навсегда. Она всегда стремилась быть лучшей во всем: получала отличные оценки в школе, занимала призовые места на олимпиадах, сейчас училась в одном из престижнейших университетов страны, и на горизонте маячил красный диплом и высокооплачиваемая работа. Но ради чего, ради чего? Зачем она приложила столько усилий? Зачем она проводила ночи, штудируя учебники и конспекты? Чтобы вот так вот настал день рождения, и она вдруг резко поняла, что одна, что у нее нет ни подруг, ни любимого, ни счастья, ни какой-либо его перспективы, а есть только деспотичная мамочка, которая всю жизнь пытается через дочь реализовать то, что, возможно, когда-то в молодости упустила сама. А она сама всю жизнь ей покоряется. Это такой ее удел – покоряться. Она слишком никчемна, чтобы самостоятельно принимать какие-то решения. Слишком замкнута, чтобы иметь подруг, чтобы было с кем съесть миску оливье в день рождения. Слишком некрасива, чтобы какой-то молодой человек, окромя прыщавого одноклассника Димы, обратил на нее внимания. Да даже одноклассник Дима, и тот уже давно женат, сыночку скоро годик исполниться… Какой смысл ей жить дальше? Чтобы вот так вот, утро за утром, просыпаться и идти на учебу, а затем на работу, зарабатывать деньги, тратить их на еду, бизнес и маму-пенсионерку, потом снова просыпаться, и снова на работу… Слишком поздно уже что-то менять в этом круговороте. Выход только один – петля.
Снова лицевые. Пора бы продумать текст прощальной записки. Это будет ее ода, ода смерти и одиночеству. Ой… рука дрогнула и пропустила петельку. Попыталась словить, но сделала только хуже. Теперь по всему, уже почти довязанному шарфику поползла коварная стрелка. Ну вот, теперь придется распустить больше половины. Ее последняя работа же должна быть качественной. Эх, везет этой петельке – от нее столько всего зависит. И судьба этой половины шарфа и ее, Машины, лишние пол часа жизни.
Внезапно Маша чуть не выронила спицы. В голову пришла простая в своей гениальности мысль. А почему, собственно, она сама не может стать такой петелькой в своей жизни, почему не может распустить старый надоевший сценарий и связать новый? Двадцать один год она была отчаявшимся, загнанным в глубокую депрессию человеком, и это состояние настолько прочно укоренилось в ее сознании, что она не видела иного выхода кроме смерти. А, оказывается, можно попытаться найти другой. Можно же распустить старый шарф, и из этих же ниток связать новый? Правда же?
Маша отложила спицы и выкинула в мусоропровод приготовленную петлю.
Прошел год. Ее двадцать второй день рождения. В узком семейном кругу – только она и любимый муж. Этот год кардинально переменил ее налаженную жизнь. Маша бросила институт за пол года до защиты диплома. С мамой случился сердечный приступ, когда она об этом узнала. Но все обошлось, и сейчас она смирилась с решением дочери. Теперь Маша учится на дизайнера одежды, о чем всегда мечтала. Там же, в новом институте и встретила мужа Толика и подругу Дину. За этот год она научилась улыбаться.
Недовязанный шарф с упущенной петелькой хранится в шкафу, как некая семейная реликвия. И когда у нее снова случаются приступы депрессии, он напоминает ей о том, что все еще можно изменить.
А вчера две полосочки на тесте сделали ее самой счастливой женщиной на Земле. Хорошо бы, если бы это была девочка. Тогда она научит ее вязать…
Больше, собственно, добавить нечего. Превью - Сюжет банален, причем сказать в свое оправдание мне как-то нечего. Что есть, то есть. - соответствует истине на 100%. Ждём его, родного... Сюжета то бишь.
И еще. Двадцать один год она была отчаявшимся, загнанным в глубокую депрессию человеком, но: Ушел из семьи, когда ей было двенадцать лет. Судя по дальнейшему повествованию, девочка до 12 лет вряд ли находилась в депрессивном состоянии... Откуда же взялось, что она депрессировала всю свою жизнь?
Морга, спасибо, что обратили мое внимание на логические нестыковки, я их не заметила.