- Из-за соперничества ты готов устроить турнир?
Осень наступила ранняя, с тонким ночным морозом, с высоленной инеем травой по утрам. Лужи сковало льдом, от реки шел пар и опускался на набережную, смывая очертания предметов и делая из зыбкими, как фантазии. По набережной медленно брели два человека, держась друг подле друга – высокий и немолодой мужчина, и толстый старик. По случаю холода оба были одеты в черные пальто.
- Из-за соперничества ты готов устроить турнир? – спросил старик.
- Да, - вскинул голову мужчина. - Только не турнир, от этого слова несет чем-то спортивным; нет, между нами будет поединок, сродни военному – и, как на войне, проигравший уйдет навсегда. Нашим оружием будут кисти, бранным полем натянутый холст. Зря это действо не принимают всерьез: сражения под знаменем искусства так же трагичны, как битва двух армий. Но ты хмуришься, Клод?
- Мне не нравится вся затея, Уолтер Глен, - ответил старик. – Есть в ней что-то неправильное.
читать дальше- Ты видел работы Антона?
- А кто их не видел? Весь город бурлит, - отвечал старик. – Дивная кисть, и в каждом мазке виден великий мастер. Тем более мне ужасно знать, как применяется столь мощный талант.
- Гений, Клод, гений. Оним – гений! Скажи это вслух, если подумал про себя, чего боишься? А если он гений, разве не достоин сам поединок между нами? Помнится, что ты и другие твердили, что мои картины встали в один ряд с Рафаэлем; я поверил вашим словам, что только один живущий стал лучшим, однако у меня не осталось противников. Я хочу воевать не только с мертвецом, но и с живым человеком. Правда, Оним неизвестно откуда появился, никто ничего про него не знает, вся его жизнь до последнего года – это громадная лакуна, но гений-то виден.
Старик остановился, заставив замереть на месте своего спутника, и внимательно взглянул на него.
- Уолтер, а теперь скажи правду: зачем тебе нужно состязание с Онимом? Ты гений, он гений, но ваши работы настолько противоположны друг другу, что я не могу понять, как можно их сравнивать Что лучше: рислинг или коньяк, - на этот вопрос легче ответить, чем на тот, который хочешь задать ты.
Художник долго молчал, нервно выстукивая на граните пальцами непонятный мотив. Он не сказал всей правды, и Клод почувствовал это; Глен поразился его проницательности и испытал досаду. Антон Оним, противник, с которым он так хотел схватиться, казался Клоду призраком, порождением помутненного разума, а Глен был в понимании старика здравым, чтобы его доводы не казались излишне надуманными. Никто ничего не знал об Ониме, никто никогда не видел величайшего мастера, даже его агент, ведущий переписку через почту. Предположений было множество: считали, что он очень молод – стоило только услышать псевдоним, чтобы увидеть в этом поступке выходку мальчишки. Передавали, что Оним пишет свои картины по ночам, а в краску добавляет капли крови. Сам Клод при упоминании имени художника всегда представлял что-то черное, неясное, словно большое пятно, с желтым глазом посередине. Болтали много чего, и часто полную чепуху, ничуть не проливающую свет на темную фигуру. Усомнились бы и в существовании художника, если бы не картины.
Клод содрогался, едва вспоминал о них. Однажды увидев их, он не сумел оторвать взгляда от картин, и стоял долго, впитывая в себя изумительные черты, затем вдруг почувствовал, как откуда-то снизу поднимается волна вожделения, и страшно перепугался. Было в испытанном чувстве что-то животное. Никогда не замечал он, чтобы в картинах выражалась так явно чужая воля; считая себя целомудренным человеком, Клод мог без труда преодолеть соблазны, больше рассчитанные на грубые натуры. Потому наполнившие жизнь соблазны не имели над стариком той власти, которой пытались добиться их создатели. И только перед картинами Онима старик сдался, забыв все, что твердо знал, забыв чистоту и достоинство – и испугался. Поняв, что же должен был испытывать Оним, если он, обычный старик, попал под власть его кисти, Клод возненавидел прячущегося художника. Клод не мог забыть увиденных картин и тосковал по ним.
«Здесь не только соперничество в искусстве двух больших людей», - подумал старик.
- Ты помнишь мое школьное прозвище? – напряженно спросил Глен. - Глупое прозвище, конечно, зато какое верное. Всю жизнь я стремился к красоте, я чувствовал ее столь остро, как если бы касался голой рукой острейших игл. Посмотри вокруг, - он обвел рукой набережную и притихшую реку. – Я с детства видел действительность не в тех красках, в каких видит ее филистер; свою руку я оттачивал на творениях бога; мастерству я учился у того, что окружает меня. Я служу красоте и знаю, что она едина во всем и наполняет собою всё кругом. Красота – это бог, и я стремлюсь постичь ее божественную суть. А Оним сорвал шоры с моих глаз. Он указал мне, что бог мой двулик, пошатнул веру, он открыл мне уродливое донельзя второе лицо бога, но в уродстве своем столь совершенное, что оно становится красотой.
Художник замолчал и отвернулся. Он ступил на газон и примял ботинком траву, оставив на белом полотне четкий зеленый след.
- Именно так. Два совершенных лица красоты, два полюса, которым не сойтись никогда. Два цвета. Оба непреодолимо влекут к себе людей. Клод, я решил позволить им столкнуться вместе, в одной комнате: там будут мои картины и картины Антона Онима. Моя сила художника встанет против его силы, и пусть люди, увидев два лица красоты, решат, какое им ближе. Потому я, едва пробежав глазами письмо Онима, дал согласие на выставку.
- А если будут... два победителя? - тихо спросил старик.
- Тогда мир лишится двух хороших художников, – твердо ответил Глен. – Здесь нет места для меня и Онима, двух победителей не будет, только проигравшие.
- Я на вашей стороне, Уолтер. Ненавижу полотна Антона.
Лицо Глена озарилось светлой радостью.
- Спасибо, друг. Если ты не спешишь, я покажу картину, которой собираюсь поразить Онима.
Они свернули с набережной на узкую, словно щель, улицу, вызолоченную солнцем. Извиваясь змеей, она привела их к небольшому особняку; Глен отпер дверь и пригласил Клода войти. В темном холле старик, не снимая пальто, пошел по лестнице вверх, вслед за нетерпеливым художником. Они пришли в большую комнату со скудной обстановкой; остро пахло красками, и на столе в беспорядке валялись кисти и тряпки. Несколько картин были прислонены к стенам, являя взору посетителя холщовую изнанку.
Глен подошел к станку и сдернул покров.
Затаив дыхание, Клод смотрел на картину. В который раз он поразился кисти художника, в который раз испытал почти физическую боль от наслаждения, заполнившего до краев его душу. Он поймал себя на мысли, что старается не шевелиться, чтобы случайно не разбудить ту, кого изобразил Уолтер Глен.
На картине стеной поднимались высокие стебли иван-чая, выше человеческого роста. Ветер слегка покачивал алые головки цветков. На прогалине, усыпанной мелким песком, спала девочка, подложив ладони под голову. Глен обозначил худобу загорелых девичьих ног, обутых в стоптанные сандалии, исцарапанные коленки, до того трогательные, что у Клода сдавило в горле.
- Что скажешь? – спросил художник.
Клод замотал головой, не в силах произнести ни слова. На его глазах выступили слезы. Глен взглядом острее точимой косы поймал их и, не удержавшись, обнял старика:
- Больше ничего не говори. Я понял.
Он сам чуть не плакал.
Истекла минута, прежде чем все пришло в порядок. Клод отстранился и украдкой вытер глаза.
- Теперь я знаю победителя, - задыхаясь, произнес он. – Уолтер. Ты гений, я скажу это без притворства, без лести. Чистая, как мадонна, - оглянулся он на картину. – Ребенок. Спит сладко. Сон ее глубокий, как река, и преступлением будет потревожить ее. Прости, Уолтер, я словно пьяный и не понимаю, что говорю. Оним разрушил мою душу, лишил меня покоя; я ненавидел себя и томился от мыслей. И только сейчас я снова стал прежним. Оним, жалкий пачкун, может сколь угодно взывать к низким инстинктам человека, но ему не победить божественный свет работы Глена.
И были долгое молчание и тишина, пока старик и художник недвижимо стояли перед картиной. Слова стали лишними, а слезы говорили выразительней слов. Только однажды Клод с болью подумал, что рука Онима, рождающая одних чудовищ, коснется невинного ребенка.
**
Давно ушел старик. Стихли звуки его шагов, кусок шляпы мелькнул в конце улицы и пропал, из мастерской выветрился крепкий дух табака. Ничего не напоминало о Клоде. Уолтер Глен долго сидел, понурившись, что-то обдумывая, и темным стало его лицо. После ухода друга он поспешно набросил покров на картину и сел рядом.
- Что же, сильная работа, признаю, - пробормотал художник и гневно вскинулся. – Самая лучшая работа. Ты так ненавидишь Онима, Глен?
Он поднялся и, подойдя к стене, повернул одну из картин лицом к себе, пристально всмотрелся.
- Боги, само совершенство. Уродство настолько отвратительное, что стало красотой…
На картине толстая дебелая женщина сплелась в объятии с удивительным существом. Глен низом живота ощутил ее жаркое влажное естество и отвернулся, борясь с искушением.
- Как легко ты поддался влиянию, Клод. Ты обрел чистоту лишь потому, что рядом не оказалось Онима. Я прошептал то, что ты, старик, боишься и желаешь больше всего. Стоя между картинами, сумеешь ты вновь сделать выбор или трусливо сбежишь, проклиная художников?
-
-
26.03.2009 в 20:44-
-
27.03.2009 в 09:57Герои. Я даже не знаю, важно или нет наличие характеров у двух действующих лиц, но почему-то мне и Глен и Клод кажутся недописанными. Не могу понять, чего им не хватает. Они словно туманные тени, в которых проступают смутные черты... Может, для вашего стиля повествования нужны более подробные, красочные описания их внешности, манер, черт, а то половины предложения(«высокий и немолодой мужчина, и толстый старик») недостаточно для создания образов...
Текст. Язык мне нравится. Правда, старомодность стиля и английские имена несколько смущают... Почему автор пренебрегает родной страной? Ведь люди всегда и везде остаются людьми... Почему автор словно бы специально удаляется от реалий современности? Актуальные темы всегда останутся актуальными, интересные идеи интересны вне зависимости от декораций. Мир, окружающий героев, может быть русским, английским, китайским или вообще вымышленным - это неважно, если герои - живые люди. Может, вам стоит попробовать отойти от превычного английского стиля и поэкспериментировать, найти что-то свое, не совсем английское, не совсем русское, необычное и узнаваемое?
Некоторые моменты меня немного напрягли:
«Из-за соперничества ты готов устроить турнир»
турниры именно из-за соперничества устраивают. И даже не из-за, а ради, ради духа соревнования, чтобы выявить лучшего. Тут бы, наверное, подошла фраза "и из-за этого ты готов устроить турнир?" или "ты собираешься с ним сразиться?" Автору нужно подумать над этой фразой. Первое предложение в тексте - это, все-таки, важно.
«противник, с которым он так хотел схватиться»
"схватиться" не подходит по контексту. Даже в рукопашном бою противники не схватываются, а сходятся...
«а Глен был в понимании старика здравым, чтобы его доводы не казались излишне надуманными»
*умерла* смысл ваших слов от меня ускользает...
-
-
27.03.2009 в 19:26Спасибо, и отдельно - за столь большой комментарий
Вопрос: почему вам видится английский стиль? Только из-за имен? но это так ненадежно, имена героев. Я и выдумываю имена героям такие, чтобы они отражали их сущность, звучали близким эхом: Глен-тлен, к примеру.
Я не вхожу в Англию, я, наоборот, пытаюсь уйти в свою выдуманную страну, чтобы ни одна эпоха и ни одна страна не имела на нее влияния, и тем более на мои рассказы. Я почти не читаю аглицких авторов, люблю Одоевского, Гоголя, старых американцев, одного аргентинца.
Может, вам стоит попробовать отойти от привычного английского стиля и поэкспериментировать, найти что-то свое, не совсем английское, не совсем русское, необычное и узнаваемое?
Честно, пытаюсь. Читал тут Если, рассказы написаны одним языком,тем, на котором говорят, а имена над рассказами почему-то разные. А мне еще немного времени нужно, и мой стиль станет безошибочно-узнаваемым. и в языке, и в сравнениях, которые я так люблю.
По замечаниям - огромное спасибо, много ценной информации
-
-
27.03.2009 в 21:06Сама постановка сюжета: неспешность действий, отсутствие резких порывов - эмоциональных и сюжетных, - спокойствие героев, их вежливость, склонность к философии, обращенность к духовной стороне жизни, - все это создает некий конфликт с нашим безумным миром вечно спешащих куда-то людей. Мозг отказывается верить, что его современник может писать так. Цепляется за имена и выдает первую же ассоциацию - английская классика.
Отчасти именно такое построение сюжета придает произведению очарования. Но будьте готовы к тому, что людская масса ваших произведений не поймет): хотя вряд ли оно вам надо...
А совершенствовать свой стиль и язык у вас получается. По крайней мере эта вещь мне нравится значительно больше предыдущей... правда, в этот раз мне и читать никто не мешал))
И еще. Мне вспомнилось, как вы на дневнике Raisalyng в ответ на пост о плагиате спрашивали, почему же у вас ничего не воруют. Я могу ответить на этот вопрос) Чтобы украсть подобную вещь, ее нужно сначала оценить. Она не пафосная, не броская, она камерная, к тому же размеренная и задумчивая... Обычный плагиатор просто заснет на середине и пойдет искать что-нибудь поярче и поактивнее) Никто ведь не будет красть рассказ, который не понял)
-
-
30.03.2009 в 13:06Вещь очень сильная. Браво, автор.