Хождения по грани. Оступлюсь - и будет больно не только мне...
Начало
читать дальше
XI.
Прошло две недели – не скучных, не грустных, просто взяли и прошли мимо, даже не помахав ручкой на прощанье. Так бывает точно так же с желтыми листьями, что кружатся и улетают в сторону, в одночасье распрощавшись со всей своей семьей – нет у них этих ручек чтобы прощаться.
На протяжении всех этих дней сумку услужливо оттягивали тетрадки первокурсников с вышкой – иногда приходилось переходить на подножный корм, пока жеманная удача не выдавала очередной Интернет-заказ. А пока - качаем мускулатуру и зарабатываем деньги на сантехника, ведь, кажется, давно пора прочистить канализацию.
И Биста я так и не видела. Иногда вот так мы начинаем играть в прятки («Я тебя не вижу», «Я не в сети», «Я боюсь»… ), забывая о том, что мы ведь – друзья, которых стоит держаться как самих себя. Бывает обидно, бывает – оправданно, но что происходило сейчас – отчасти не понятно…
А самое странное – никаких историй, никаких намеков или недомолвок, никаких видений, просто ничего. Будто бы мне все это привиделось, будто бы я временно сошла с ума, или напридумывала себе сказку с принцем-конем, злодеем-учителем и тотальной битвой не на жизнь, а на смерть, которую я умудрилась проспать. Смешно? Ну хоть не страшно.
А дальше – дальше я шла домой, опять нагруженная тетрадками и домашним заданием. Светили желтым сырным светом фонари на улицах, почти не шуршали перетертые в разноцветную крошку листья - осень в этом году выдалась поразительно засушливой. Денег в кошельке было очень, до голодного кульбита в желудке, мало – всего-навсего двадцать рублей. Вот скажите, и что на эти деньги можно сделать? Доехать до дома или купить булку хлеба? Или все же оставить на поездку до института на завтра, а сегодня гулять по вечернему городу? Я выбрала последний вариант. До завтрашнего утра нам перечислят стипендию, да и за ночь я решу пару-тройку работ – а это еще около семисот рублей при самом хорошем раскладе…
Может быть именно поэтому, из-за голодных рассуждений о деньгах, я и не услышала, как сзади в ритм моих шагов вплелся еще один – тихий уверенный шаг знающего человека. Может быть, мне все же не стоило поехать домой сегодня на автобусе, и - черт! - гори огнем первая пара специализированного предмета? Кто ж знал, что все так обернется…
- Девушка! – Раздался сзади крик, и когда я уже поворачивала голову, меня сбили с ног. Больно шмякнувшись, и, разодрав в кровь руки и коленки, я постаралась вывернуться из рук этого сумасшедшего человека. Куда уж там! Сдернув сумку, в которую этот гад вцепился, будто в собственную вещь, я получила хоть какой-то шанс быстро сбежать. Но то ли сноровки не хватило, то ли опыта (все же не каждый день на меня маньяки нападают) – вместо того, чтобы вывернуться из лап этого вора, покусившегося на мои последние две десятки, я пребольно ударилась о кирпичную кладку.
- Иди сюда, моя сладенькая! – Ко мне потянулись волосатые руки незнакомца, после чего мне вдруг стало страшно. Ведь если бы просто стащили сумку, где нет ничего особо ценного, кроме пустого кошелька, то это было бы так – досадной мелочью, а это…
- Не трогай меня, гад! – Со всей дури истерично завизжала я – дома жилые, должен же хоть кто-то услышать этот вопль?! Или нет?..
Одной рукой он вцепился мне в горло, второй удерживая мою правую руку, жарким боком прижался к ногам… Из горла вырвался хрип – Боже, пожалуйста! Хоть один собачник, хоть одна любопытная старушка, хоть кто-нибудь! Еще не так поздно, чтобы сидеть дома и смотреть передачу про маньяка-извращенца. Черт, если ты сейчас не выглянешь в окно, то станет на одну жертву больше! Боже!!! Рукой цеплялась за побелевшие кисти-совки мужика, а он смотрел мне в глаза, в котором все сильнее разжигался бесовский огонек.
- Пож…лу…ста…- задыхаясь, попробовала сказать я. Он лишь поднял руку, запрокидывая мне шею.
А на небе – никаких звезд. Только вот на кладке, за которую уже почему-то судорожно цепляется моя рука, какой-то белый рисунок… Кажется, здесь были крылья ангела – два любителя граффити пару дней назад соревновались в своем творчестве…или нет?
А почему в глазах – какой-то белый туман? Что вообще происходит?..
XII.
Город был тихим, умиротворенным и каким-то… не живым, что ли? На улицах горели желтым кованые фонари, разгоняя сиреневатую мглу по углам и подворотням. В окнах невысоких и мокрых, будто после дождя, домов, за шторами радостно светили маленькие личные солнышки, заключенные в стеклянные замки. Только вот людей почему-то рядом с этими «солнцами» не было. Не было и припозднившихся прохожих, будто бы все жители собрались в каком-то старинном английском клубе, где дамы пили чай, а их кавалеры выкуривали прекрасные кубинские сигары.
По брусчатке мирно стлался такой же сиренево-желтый туман: под фонарями немного более прозрачный и менее игривый, чем в паре метрах, где он, резвясь, начинал складываться в какие-то узоры. Все это походило на декорации сказки, только про самих героев писатель как-то совсем забыл, может быть, отвлекшись на чашечку кофе.
В витринах, украшенных ажурной ковкой неизвестного мастера, на продажу были выставлены крылья. Они церемонно стояли на специальных постаментах внутри магазина, и каждое перышко на них было подогнано будто на заказ неизвестным трудолюбивым господином. Полюбовавшись пару минут, будто на ювелирное изделие высокой цены, я медленно пошла дальше по этому странному месту, все еще надеясь встретить хоть одного жителя этой неведомой страны.
Под очередным фонарем стоял невидимый Никто, в черном котелке и белых перчатках. В руках у него была неуместная узловатая трость – мне кажется, что сюда бы намного лучше подошла бы простая, отполированная, из какого-нибудь дерева, а не эта, явно вышедшая из потомков Древней Руси.
И да, этот Никто ждал меня. Как только я приблизилась к нему, он величественно приподнял котелок своими белыми перчатками и затем услужливо предложил пройтись под ручку. Так правильно было идти вот так, с невидимым Никто по этому городу, не известно куда и не известно зачем.
Хотя, цель моего Никто оказалась мне знакомой. Он привел меня к тому дому из моего сна, где стены его упирались в тяжелые сиреневато-свинцовые тучи. Он услужливо приоткрыл мне дверь и предложил войти. Его белые перчатки как бы невзначай указали мне направление. И, мне кажется, мой неизвестный Никто улыбался – ему явно доставила огромное удовольствие наша безмолвная прогулка.
Как только я зашла во внутрь, дверь за мной тут же захлопнулась, и снаружи вновь разразилась буря – ветер завыл и осыпал колючими мелкими снежинками, по-своему пытаясь укутать этот мир. Где-то внутри догорал теплый камин, изредка потрескивая поленцами. Там на полу точно должна была лежать шкура какого-то теплого зверя, которая могла бы подарить покой точно также как и то «впрошлоразное» кресло. Оставалось только сделать пару шагов и очутиться в самой комнате, где меня уже точно ждал…
- Здравствуй, дорогая! Надеюсь, мой друг Никто удосужился тебя встретить и проводить в дом? – Бист вольготно вытянулся на пушистом белом звере. В синих глазах играли блики от камина, а в руке он держал кружку с горячим глинтвейном. По комнате плыл аромат дерева, гвоздики и чуть пьяной корицы. – Хочешь? – Смешливо посмотрел он на меня, протягивая свою кружку.
Я медленно стала раскручивать намотанный вокруг шеи шарф, стараясь лишний раз не отводить взгляда от этого потерявшегося для меня человека. Он стал странным, местами сумасшедшим, проводником в этот мир, моим другом – и моим незваным учителем. Конечно же, я его опасалась, ведь только сменится синий цвет на серо-голубой, и мне придется придумывать какую-то правдоподобную сказку, объяснять любимому другу этот безлюдный мирок, который и меня то не особо признает, раз не показывает своих обитателей.
- Иди сюда, ко мне. Думаю, нам найдется, о чем с тобой поговорить… - улыбнулся он мне.
И я пошла, по пути сдергивая длинный шарф…
XIII.
«Какой мягкий», - босые ноги почти по щиколотку зарываются в уютный снежно-кремовый ворс. Подпушек у этой неизвестной зверушки настолько плотный, что ноги просто утопают в нерешительной нежности, и кожа впервые чувствует столь бережные прикосновения. От ворса по всему телу разливается какое-то щекочущее тепло, и появившийся из ниоткуда пушистый котенок от счастья выпускает остренькие коготки. Глаза сами по себе начинают довольно жмуриться.
- Что же ты не ложишься? – Он мурлычет, как довольный кот, уже выжравший свою валерьянку. Он жмурит глаза, в которых играют блики синего, лазурного, фиалкового цветов.
Шарф наконец-то полетел в сторону, на прощанье помахав черно-бордовыми кистями, и, как верный пес, улегся возле выхода из комнаты, ожидая свою гулящую хозяйку.
Как только опускаюсь на колени - его лицо вдруг оказывается на опасной близости. Он ласково смеется, и воздух несет ко мне ароматы пьянящего вина и совсем чуть-чуть сухого дерева из разгоревшегося камина. У него другие глаза, и я никогда не позволю себя ему поцеловать.
- Ох, глупенькая! – Этот человек продолжает приглушенно смеяться, откидываясь на мягкую шкуру. Действительно. Глупая. Он же читает мои мысли, а я тут придумываю всякое.
- Не бойся, не буду я к тебе приставать… Ложись рядом. – Он чуть сдвигается в сторону, от чего по его телу начинают бродить неровные тени от полыхающего сбоку камина. Это придает ему оттенок волшебной загадочности, будто бы ее и так мало в этой комнате…
Шуршит тканью куртка, пока я развязываю пояс – по комнате давно уже плывет жар совсем не осеннего солнца, и вся спина покрывается влагой. Он же следит за мной, чуть лукаво улыбаясь, этот чеширский кот местного разлива. Следит за моими немного нервными движениями, за пальцами, которые почему-то дрожат. Будто бы это сцена из далекого прошлого, когда впервые целуешь какого-то мальчишку, сидя на чужом диване в чужом доме…
- Эх, девочка моя! – Его улыбка порхает где-то в районе моего уха, его дыхание щекочет кожу… Все же этот учитель не обладает нужной выдержкой – подхватился сам, взял меня за руку, потянул на себя…
- Посмотри на огонь, - попросил он меня, поворачиваясь ко мне лицом. - Иногда языки пламени могут рассказать чудные истории, главное правильно вслушиваться… - Его дыхание чуть опаляет мои щеки, поленца едва слышно уютно потрескивают. – Давным-давно жил на свете один человек, то ли женщина, то ли мужчина – время стерло эти рамки, оставив лишь суть. Он был простым смертным – работягой, который трудился день и ночь, то ли в доме, если бы он был женщиной, то ли в поле – если бы он был мужчиной. Но он был очень добр, даже слишком, как казалось тогда его соседям. Никогда не гонял соседских мальчишек, которые забирались в его сад по клубнику, никогда не подымал руку на блудливых кошек и собак-попрошаек… – Он подпер одной рукой голову, вглядываясь во что-то позади меня. В его глазах еще играли блики, хотя я и послушно смотрела на огонь, где язычки сплетались в сильную фигуру, трудящуюся где-то там… - И вот однажды в их село пришла странница, настолько необычная, что весть о ее прибытии разнеслась на многие деревни вокруг. Казалось, она не была человеком – слишком мелодичен был ее голос, лившийся подобно арфе, слишком тонки были руки с округлыми зеленоватыми ногтями, слишком упрямо девушка прятала свое лицо за темным капюшоном. Она не была ни доброй (не помогала никому вокруг, не рассказывала никаких волшебных целительных рецептов, которые должны были быть, как уверяли односельчане), ни злой (не похищала детей, не готовила их на вертеле) – просто путница с дивным голосом, ради которого со всех округ приходили дети послушать песнопения о великих героях... Как-то раз пришел на вечерние посиделки и этот работяга. Устроился поудобнее после рабочего дня и погрузился в печальные, но чистые нотки ее мелодии. О чем пела путница в тот вечер, никто не запомнил. Да только когда уже всех детей разогнали по домам, а все взрослые ушли готовиться к завтрашнему дню, остались они вдвоем, один на один. Девушка спела еще какую-то балладу на неизвестном наречии, и открыла свое лицо. Ночи тогда, говорят, были намного темнее, чем теперь, потому он и не увидел ничего. Вернее, ему сначала показалось, что он видит лицо дивной красоты, такое, как он думал должно было быть у такой сказочной путницы, как его собеседница. Но потом он понял, что у нее нет лица, лишь туман, что чуть зеленее на месте глаз. Не успел он испугаться, как девушка заговорила не своим прекрасным голосом, а чьим-то чужим, глухим и тусклым… Она рассказывала, что много видела в своей жизни, с многими людьми разговаривала, но нигде не получала того отклика, что нашла в его душе. Теперь он уже не боялся, теперь ему стало интересно – уж очень хотелось узнать, что же она разглядела в нем такого своими несуществующими глазами. Он попытался разузнать это, но девушка лишь сказала, что верит ему, что он все скоро сам поймет, и что совсем не обязательно, чтобы она рассказывала ему все сама. Она накинула капюшон и вновь заговорила своим чудесным голосом. Она попросила разрешения остаться в этой деревне и жить здесь вместе с этим человеком в одном доме. Не долго думая, работяга согласился. Тогда девушка улыбнулась одним только голосом и объяснила, что, как только, он согласился принять ее такую, безголовую уродку, к себе в дом, она стала потихоньку растворяться в этом селе без остатка. Она пообещала, что будет везде – неслышными тенями бродить по улицам, кошачьими глазами следить за детишками, собачьим лаем доносить о неприятностях. Она сказала, что нашла свое счастье, не ошибившись в этом человеке. И перед тем, как полностью растаять, она попросила разрешение изредка приходить к нему в своем привычном облике и разговаривать с ним о селе, работе, приятностях и неприятностях – словом, обо всем, о чем бы только ни пожелал говорить с ней добрый человек. Взамен же она просила, лишь капельку его заботы и участия – чтобы он берег ее душу, что всегда будет в сердце этого человека…
- И он согласился? – В нетерпении спросила я. Передо мной, на живом, красно-желтом экране пламени разворачивалась пьеса имени того доброго человека, пьеса его жизни.
- Да, согласился. И она растворилась в селе. – Закончил этот странный человек, и с довольным видом уставился в потолок, подложив руки под голову.
- Она…превратилась в Душу Села? – Неуверенно предположила я, переводя взгляд с импровизированного телевизора на друга.
- Да, - так просто ответил он; в его волосах запутался блик огонька, и они стали сверкать и переливаться, как какие-нибудь драгоценные камни.
- Но что же она такое увидела в его душе? Он потом разобрался? – Сейчас меня совсем немного тянуло прикоснуться к его волосам, но это был скорее порыв восхищения рассказом, чем порыв на…
- Говорят, он смог понять, что именно заметила в его душе путница, но никогда никому не рассказал об этом. Говорят, что Душа Города сама выбирает себе хранителя. Ведь он действительно стал своеобразным Хранителем первой Души… - Он едва улыбнулся, глядя, как я, задумавшись, закусила губу и теперь настойчиво что-то там проигрывала у себя в голове.
- Но это…всего лишь… сказка? – И широко открыты глаза, потому что в моей сказке просто не могла начаться еще одна сказка…
- Это так называемая Перво-Легенда о том, как появились Души у Городов. Это один из множества вариантов, никем особо не признанный, но более широко известный, чем остальные, - немного неохотно признался Не-Бист. – И что ты скажешь?
- Но ты ничего не рассказывал о крыльях у этих хранителей… - Чуть удивленно отметила я, погружаясь в его темно-синие глаза…
Он рассмеялся тихим мелодичным смехом.
- Это же просто легенда, - сказал он. – Ведь это совсем не обязательно, чтобы все в ней оказалось правдой, ведь так?..
XIV.
Благодарность: девушке, что сидит со мной за одной партой ^^
Сквозь мглистые облака пробилась одна звездочка и стала подбадривать меня своим ярким отсветом. Она шептала мне своим тихим и звонким звездным голоском какие-то слова, иногда срываясь на громкие реплики, но тут же затихала и, переживая, задавала один и тот же вопрос: «С тобой все в порядке?». Но что же я могла ответить на ее переживания, если горло мое горело огнем, и от этого периодически проплывали толстые мглистые мухи прямо перед моим носом. Стоп, а собственно, почему мне так больно? Я же только что лежала на том восхитительном ковре, да и от меня еще пахнет камином и «его» глинтвейном…
Взмахнув свободной рукой, я каким-то чудом умудрилась оттолкнуть от себя это похотливое тело на приличное расстояние. Мужика откинуло от меня, как будто бы из запертого сосуда Одиссея выпустили шквальный ветер, и тот своей силой унес его от меня. Только почему-то его, здорового бородатого мужика, как будто бы приморозило к асфальту, и он не мог сдвинуться с места. Глаза его повылазили из орбит, а по подбородку стекла тоненькая струйка слюны. А я просто стояла возле кирпичной кладки и держалась за саднящее горло рукой. Кричать сил не было, оставалось только злобно глядеть на этого жуткого человека и в такт сорванному дыханию помахивать крыльями…
Стоп! Чем помахивать?!
Так вот почему этот маньяк теперь стоит и с ужасом глазеет на нечто темное за моей спиной? Так вот почему он дрожит так, что даже мне видно, как по нему бегают мурашки размером с кулак?
Я ляпнула первое, что пришло в голову своим гипер-охрипшим голосом и помахала крыльями:
- Бу!!! – в горле провело крупной наждачкой, вызвав поистине адские боли, но реакция этого мужичка того стоила. С воплем «Демоны!!!» он весь как-то сразу сжался в размерах, прижал свои волосатые ручки к груди и обиженно припустил из подворотни. Это было до того забавно, что, даже не смотря на свое несостоявшееся «изнасилование», я плюхнулась на асфальт и стала тихо-мирно хохотать, вспоминая небезызвестный фильм советского производства и гениальнейшую фразу, которая явно вдохновила этого чудаковатого маньяка на поиски нечисти среди своих жертв. Правда, вместо нормального смеха у меня выходили какие-то жуткие звуки, которые и классифицировать-то не возможно, но ведь это совсем другая история, да?
Вот так я и сидела минут двадцать на холодном месте, похихикивая над незадачливым маньяком и наблюдая, как мои конспекты треплет мой личный ветерок от неоформившихся крыльев. Я больше их даже не боялась – ну крылья, ну мои, а что делать-то? И на них даже перьев-то нет. Так, одни какие-то переливчатые потоки темного, сгущенного воздуха по краям, а что у меня за спиной творилось – я даже не представляла. Хотя все же нет, представляла. Там же кладка с белыми нарисованными крыльями. Вот такая вот странная картинка вечером в нашем городе вырисовывалась – сидит себе девушка на полу в позе «Я упала с сеновала, тормозила чем попало», нацепила себе одни крылья, темные, а за ними – еще одни, светлые, видимо, для контраста…
Руки живут отдельной жизнью, и потому сами тянутся до телефона в кармане куртки, а потом нагло подсовывают голове с уже набранным знакомым номерком – мол, разговаривай сама, вот коварные.
Как только слышится усталое «Алло», голос, как оказывается, тот еще предатель, начинает вещать нечто странное:
- Привет, учитель! Представляешь, нам даже с тобой не пришлось идти в тот магазин за крыльями в твоем пустом городе! А знаешь, почему? Ты просто не поверишь – они у меня сами по себе появились! Эй, ты меня слушаешь? Алло!
- Прости, что?.. – в голосе не то что полное недоумение - нотки раздражения напополам с привкусом страха.
- Я… я… - мозг лихорадочно соображает, и единственное, в чем он действительно уверен, прыгает на меня фразой «Что ты несешь, глупая?», - Прости, я, кажется, что-то не то сказала? – весь восторженный адреналин испаряется даже быстрее чем в мгновение ока, оставляя в висках упертого дятла, а в горле – хрипящего зверька неизвестной породы.
- Где ты? С тобой все в порядке? – убила бы за одну только твою догадливость, Бист. Севшим голосом вру:
- Все в порядке.
А в ответ слышу его строгое «Не верю» и чуть позже «Ты где?».
- Шла домой из института, пока на меня не напал маньяк, – в голос вплетается усталое безразличие. Только не говори, что хочешь услышать эту безумную свистопляску с маньяком, учителем-тобой и дорогим Никто?
- Иди на остановку и жди меня там. Я сейчас приеду.
Трубка пищит отбоем. На губах кривится улыбка. Так странно, мой дорогой Бист. Мы не общаемся неделями, а потом ты летишь ко мне первым же рейсом по банальному требованию сиюминутного желания…
Да, но сейчас важнее всего придумать, как спрятать эти крылья. Просто я так случайно подозреваю, что запоздалые пассажиры не особо оценят мое новое воздуховидное приобретение…
На этот раз не стала выкладывать большой кусок... Внимательно слушаю критику.
читать дальше
XI.
Прошло две недели – не скучных, не грустных, просто взяли и прошли мимо, даже не помахав ручкой на прощанье. Так бывает точно так же с желтыми листьями, что кружатся и улетают в сторону, в одночасье распрощавшись со всей своей семьей – нет у них этих ручек чтобы прощаться.
На протяжении всех этих дней сумку услужливо оттягивали тетрадки первокурсников с вышкой – иногда приходилось переходить на подножный корм, пока жеманная удача не выдавала очередной Интернет-заказ. А пока - качаем мускулатуру и зарабатываем деньги на сантехника, ведь, кажется, давно пора прочистить канализацию.
И Биста я так и не видела. Иногда вот так мы начинаем играть в прятки («Я тебя не вижу», «Я не в сети», «Я боюсь»… ), забывая о том, что мы ведь – друзья, которых стоит держаться как самих себя. Бывает обидно, бывает – оправданно, но что происходило сейчас – отчасти не понятно…
А самое странное – никаких историй, никаких намеков или недомолвок, никаких видений, просто ничего. Будто бы мне все это привиделось, будто бы я временно сошла с ума, или напридумывала себе сказку с принцем-конем, злодеем-учителем и тотальной битвой не на жизнь, а на смерть, которую я умудрилась проспать. Смешно? Ну хоть не страшно.
А дальше – дальше я шла домой, опять нагруженная тетрадками и домашним заданием. Светили желтым сырным светом фонари на улицах, почти не шуршали перетертые в разноцветную крошку листья - осень в этом году выдалась поразительно засушливой. Денег в кошельке было очень, до голодного кульбита в желудке, мало – всего-навсего двадцать рублей. Вот скажите, и что на эти деньги можно сделать? Доехать до дома или купить булку хлеба? Или все же оставить на поездку до института на завтра, а сегодня гулять по вечернему городу? Я выбрала последний вариант. До завтрашнего утра нам перечислят стипендию, да и за ночь я решу пару-тройку работ – а это еще около семисот рублей при самом хорошем раскладе…
Может быть именно поэтому, из-за голодных рассуждений о деньгах, я и не услышала, как сзади в ритм моих шагов вплелся еще один – тихий уверенный шаг знающего человека. Может быть, мне все же не стоило поехать домой сегодня на автобусе, и - черт! - гори огнем первая пара специализированного предмета? Кто ж знал, что все так обернется…
- Девушка! – Раздался сзади крик, и когда я уже поворачивала голову, меня сбили с ног. Больно шмякнувшись, и, разодрав в кровь руки и коленки, я постаралась вывернуться из рук этого сумасшедшего человека. Куда уж там! Сдернув сумку, в которую этот гад вцепился, будто в собственную вещь, я получила хоть какой-то шанс быстро сбежать. Но то ли сноровки не хватило, то ли опыта (все же не каждый день на меня маньяки нападают) – вместо того, чтобы вывернуться из лап этого вора, покусившегося на мои последние две десятки, я пребольно ударилась о кирпичную кладку.
- Иди сюда, моя сладенькая! – Ко мне потянулись волосатые руки незнакомца, после чего мне вдруг стало страшно. Ведь если бы просто стащили сумку, где нет ничего особо ценного, кроме пустого кошелька, то это было бы так – досадной мелочью, а это…
- Не трогай меня, гад! – Со всей дури истерично завизжала я – дома жилые, должен же хоть кто-то услышать этот вопль?! Или нет?..
Одной рукой он вцепился мне в горло, второй удерживая мою правую руку, жарким боком прижался к ногам… Из горла вырвался хрип – Боже, пожалуйста! Хоть один собачник, хоть одна любопытная старушка, хоть кто-нибудь! Еще не так поздно, чтобы сидеть дома и смотреть передачу про маньяка-извращенца. Черт, если ты сейчас не выглянешь в окно, то станет на одну жертву больше! Боже!!! Рукой цеплялась за побелевшие кисти-совки мужика, а он смотрел мне в глаза, в котором все сильнее разжигался бесовский огонек.
- Пож…лу…ста…- задыхаясь, попробовала сказать я. Он лишь поднял руку, запрокидывая мне шею.
А на небе – никаких звезд. Только вот на кладке, за которую уже почему-то судорожно цепляется моя рука, какой-то белый рисунок… Кажется, здесь были крылья ангела – два любителя граффити пару дней назад соревновались в своем творчестве…или нет?
А почему в глазах – какой-то белый туман? Что вообще происходит?..
XII.
Город был тихим, умиротворенным и каким-то… не живым, что ли? На улицах горели желтым кованые фонари, разгоняя сиреневатую мглу по углам и подворотням. В окнах невысоких и мокрых, будто после дождя, домов, за шторами радостно светили маленькие личные солнышки, заключенные в стеклянные замки. Только вот людей почему-то рядом с этими «солнцами» не было. Не было и припозднившихся прохожих, будто бы все жители собрались в каком-то старинном английском клубе, где дамы пили чай, а их кавалеры выкуривали прекрасные кубинские сигары.
По брусчатке мирно стлался такой же сиренево-желтый туман: под фонарями немного более прозрачный и менее игривый, чем в паре метрах, где он, резвясь, начинал складываться в какие-то узоры. Все это походило на декорации сказки, только про самих героев писатель как-то совсем забыл, может быть, отвлекшись на чашечку кофе.
В витринах, украшенных ажурной ковкой неизвестного мастера, на продажу были выставлены крылья. Они церемонно стояли на специальных постаментах внутри магазина, и каждое перышко на них было подогнано будто на заказ неизвестным трудолюбивым господином. Полюбовавшись пару минут, будто на ювелирное изделие высокой цены, я медленно пошла дальше по этому странному месту, все еще надеясь встретить хоть одного жителя этой неведомой страны.
Под очередным фонарем стоял невидимый Никто, в черном котелке и белых перчатках. В руках у него была неуместная узловатая трость – мне кажется, что сюда бы намного лучше подошла бы простая, отполированная, из какого-нибудь дерева, а не эта, явно вышедшая из потомков Древней Руси.
И да, этот Никто ждал меня. Как только я приблизилась к нему, он величественно приподнял котелок своими белыми перчатками и затем услужливо предложил пройтись под ручку. Так правильно было идти вот так, с невидимым Никто по этому городу, не известно куда и не известно зачем.
Хотя, цель моего Никто оказалась мне знакомой. Он привел меня к тому дому из моего сна, где стены его упирались в тяжелые сиреневато-свинцовые тучи. Он услужливо приоткрыл мне дверь и предложил войти. Его белые перчатки как бы невзначай указали мне направление. И, мне кажется, мой неизвестный Никто улыбался – ему явно доставила огромное удовольствие наша безмолвная прогулка.
Как только я зашла во внутрь, дверь за мной тут же захлопнулась, и снаружи вновь разразилась буря – ветер завыл и осыпал колючими мелкими снежинками, по-своему пытаясь укутать этот мир. Где-то внутри догорал теплый камин, изредка потрескивая поленцами. Там на полу точно должна была лежать шкура какого-то теплого зверя, которая могла бы подарить покой точно также как и то «впрошлоразное» кресло. Оставалось только сделать пару шагов и очутиться в самой комнате, где меня уже точно ждал…
- Здравствуй, дорогая! Надеюсь, мой друг Никто удосужился тебя встретить и проводить в дом? – Бист вольготно вытянулся на пушистом белом звере. В синих глазах играли блики от камина, а в руке он держал кружку с горячим глинтвейном. По комнате плыл аромат дерева, гвоздики и чуть пьяной корицы. – Хочешь? – Смешливо посмотрел он на меня, протягивая свою кружку.
Я медленно стала раскручивать намотанный вокруг шеи шарф, стараясь лишний раз не отводить взгляда от этого потерявшегося для меня человека. Он стал странным, местами сумасшедшим, проводником в этот мир, моим другом – и моим незваным учителем. Конечно же, я его опасалась, ведь только сменится синий цвет на серо-голубой, и мне придется придумывать какую-то правдоподобную сказку, объяснять любимому другу этот безлюдный мирок, который и меня то не особо признает, раз не показывает своих обитателей.
- Иди сюда, ко мне. Думаю, нам найдется, о чем с тобой поговорить… - улыбнулся он мне.
И я пошла, по пути сдергивая длинный шарф…
XIII.
«Какой мягкий», - босые ноги почти по щиколотку зарываются в уютный снежно-кремовый ворс. Подпушек у этой неизвестной зверушки настолько плотный, что ноги просто утопают в нерешительной нежности, и кожа впервые чувствует столь бережные прикосновения. От ворса по всему телу разливается какое-то щекочущее тепло, и появившийся из ниоткуда пушистый котенок от счастья выпускает остренькие коготки. Глаза сами по себе начинают довольно жмуриться.
- Что же ты не ложишься? – Он мурлычет, как довольный кот, уже выжравший свою валерьянку. Он жмурит глаза, в которых играют блики синего, лазурного, фиалкового цветов.
Шарф наконец-то полетел в сторону, на прощанье помахав черно-бордовыми кистями, и, как верный пес, улегся возле выхода из комнаты, ожидая свою гулящую хозяйку.
Как только опускаюсь на колени - его лицо вдруг оказывается на опасной близости. Он ласково смеется, и воздух несет ко мне ароматы пьянящего вина и совсем чуть-чуть сухого дерева из разгоревшегося камина. У него другие глаза, и я никогда не позволю себя ему поцеловать.
- Ох, глупенькая! – Этот человек продолжает приглушенно смеяться, откидываясь на мягкую шкуру. Действительно. Глупая. Он же читает мои мысли, а я тут придумываю всякое.
- Не бойся, не буду я к тебе приставать… Ложись рядом. – Он чуть сдвигается в сторону, от чего по его телу начинают бродить неровные тени от полыхающего сбоку камина. Это придает ему оттенок волшебной загадочности, будто бы ее и так мало в этой комнате…
Шуршит тканью куртка, пока я развязываю пояс – по комнате давно уже плывет жар совсем не осеннего солнца, и вся спина покрывается влагой. Он же следит за мной, чуть лукаво улыбаясь, этот чеширский кот местного разлива. Следит за моими немного нервными движениями, за пальцами, которые почему-то дрожат. Будто бы это сцена из далекого прошлого, когда впервые целуешь какого-то мальчишку, сидя на чужом диване в чужом доме…
- Эх, девочка моя! – Его улыбка порхает где-то в районе моего уха, его дыхание щекочет кожу… Все же этот учитель не обладает нужной выдержкой – подхватился сам, взял меня за руку, потянул на себя…
- Посмотри на огонь, - попросил он меня, поворачиваясь ко мне лицом. - Иногда языки пламени могут рассказать чудные истории, главное правильно вслушиваться… - Его дыхание чуть опаляет мои щеки, поленца едва слышно уютно потрескивают. – Давным-давно жил на свете один человек, то ли женщина, то ли мужчина – время стерло эти рамки, оставив лишь суть. Он был простым смертным – работягой, который трудился день и ночь, то ли в доме, если бы он был женщиной, то ли в поле – если бы он был мужчиной. Но он был очень добр, даже слишком, как казалось тогда его соседям. Никогда не гонял соседских мальчишек, которые забирались в его сад по клубнику, никогда не подымал руку на блудливых кошек и собак-попрошаек… – Он подпер одной рукой голову, вглядываясь во что-то позади меня. В его глазах еще играли блики, хотя я и послушно смотрела на огонь, где язычки сплетались в сильную фигуру, трудящуюся где-то там… - И вот однажды в их село пришла странница, настолько необычная, что весть о ее прибытии разнеслась на многие деревни вокруг. Казалось, она не была человеком – слишком мелодичен был ее голос, лившийся подобно арфе, слишком тонки были руки с округлыми зеленоватыми ногтями, слишком упрямо девушка прятала свое лицо за темным капюшоном. Она не была ни доброй (не помогала никому вокруг, не рассказывала никаких волшебных целительных рецептов, которые должны были быть, как уверяли односельчане), ни злой (не похищала детей, не готовила их на вертеле) – просто путница с дивным голосом, ради которого со всех округ приходили дети послушать песнопения о великих героях... Как-то раз пришел на вечерние посиделки и этот работяга. Устроился поудобнее после рабочего дня и погрузился в печальные, но чистые нотки ее мелодии. О чем пела путница в тот вечер, никто не запомнил. Да только когда уже всех детей разогнали по домам, а все взрослые ушли готовиться к завтрашнему дню, остались они вдвоем, один на один. Девушка спела еще какую-то балладу на неизвестном наречии, и открыла свое лицо. Ночи тогда, говорят, были намного темнее, чем теперь, потому он и не увидел ничего. Вернее, ему сначала показалось, что он видит лицо дивной красоты, такое, как он думал должно было быть у такой сказочной путницы, как его собеседница. Но потом он понял, что у нее нет лица, лишь туман, что чуть зеленее на месте глаз. Не успел он испугаться, как девушка заговорила не своим прекрасным голосом, а чьим-то чужим, глухим и тусклым… Она рассказывала, что много видела в своей жизни, с многими людьми разговаривала, но нигде не получала того отклика, что нашла в его душе. Теперь он уже не боялся, теперь ему стало интересно – уж очень хотелось узнать, что же она разглядела в нем такого своими несуществующими глазами. Он попытался разузнать это, но девушка лишь сказала, что верит ему, что он все скоро сам поймет, и что совсем не обязательно, чтобы она рассказывала ему все сама. Она накинула капюшон и вновь заговорила своим чудесным голосом. Она попросила разрешения остаться в этой деревне и жить здесь вместе с этим человеком в одном доме. Не долго думая, работяга согласился. Тогда девушка улыбнулась одним только голосом и объяснила, что, как только, он согласился принять ее такую, безголовую уродку, к себе в дом, она стала потихоньку растворяться в этом селе без остатка. Она пообещала, что будет везде – неслышными тенями бродить по улицам, кошачьими глазами следить за детишками, собачьим лаем доносить о неприятностях. Она сказала, что нашла свое счастье, не ошибившись в этом человеке. И перед тем, как полностью растаять, она попросила разрешение изредка приходить к нему в своем привычном облике и разговаривать с ним о селе, работе, приятностях и неприятностях – словом, обо всем, о чем бы только ни пожелал говорить с ней добрый человек. Взамен же она просила, лишь капельку его заботы и участия – чтобы он берег ее душу, что всегда будет в сердце этого человека…
- И он согласился? – В нетерпении спросила я. Передо мной, на живом, красно-желтом экране пламени разворачивалась пьеса имени того доброго человека, пьеса его жизни.
- Да, согласился. И она растворилась в селе. – Закончил этот странный человек, и с довольным видом уставился в потолок, подложив руки под голову.
- Она…превратилась в Душу Села? – Неуверенно предположила я, переводя взгляд с импровизированного телевизора на друга.
- Да, - так просто ответил он; в его волосах запутался блик огонька, и они стали сверкать и переливаться, как какие-нибудь драгоценные камни.
- Но что же она такое увидела в его душе? Он потом разобрался? – Сейчас меня совсем немного тянуло прикоснуться к его волосам, но это был скорее порыв восхищения рассказом, чем порыв на…
- Говорят, он смог понять, что именно заметила в его душе путница, но никогда никому не рассказал об этом. Говорят, что Душа Города сама выбирает себе хранителя. Ведь он действительно стал своеобразным Хранителем первой Души… - Он едва улыбнулся, глядя, как я, задумавшись, закусила губу и теперь настойчиво что-то там проигрывала у себя в голове.
- Но это…всего лишь… сказка? – И широко открыты глаза, потому что в моей сказке просто не могла начаться еще одна сказка…
- Это так называемая Перво-Легенда о том, как появились Души у Городов. Это один из множества вариантов, никем особо не признанный, но более широко известный, чем остальные, - немного неохотно признался Не-Бист. – И что ты скажешь?
- Но ты ничего не рассказывал о крыльях у этих хранителей… - Чуть удивленно отметила я, погружаясь в его темно-синие глаза…
Он рассмеялся тихим мелодичным смехом.
- Это же просто легенда, - сказал он. – Ведь это совсем не обязательно, чтобы все в ней оказалось правдой, ведь так?..
XIV.
Благодарность: девушке, что сидит со мной за одной партой ^^
Сквозь мглистые облака пробилась одна звездочка и стала подбадривать меня своим ярким отсветом. Она шептала мне своим тихим и звонким звездным голоском какие-то слова, иногда срываясь на громкие реплики, но тут же затихала и, переживая, задавала один и тот же вопрос: «С тобой все в порядке?». Но что же я могла ответить на ее переживания, если горло мое горело огнем, и от этого периодически проплывали толстые мглистые мухи прямо перед моим носом. Стоп, а собственно, почему мне так больно? Я же только что лежала на том восхитительном ковре, да и от меня еще пахнет камином и «его» глинтвейном…
Взмахнув свободной рукой, я каким-то чудом умудрилась оттолкнуть от себя это похотливое тело на приличное расстояние. Мужика откинуло от меня, как будто бы из запертого сосуда Одиссея выпустили шквальный ветер, и тот своей силой унес его от меня. Только почему-то его, здорового бородатого мужика, как будто бы приморозило к асфальту, и он не мог сдвинуться с места. Глаза его повылазили из орбит, а по подбородку стекла тоненькая струйка слюны. А я просто стояла возле кирпичной кладки и держалась за саднящее горло рукой. Кричать сил не было, оставалось только злобно глядеть на этого жуткого человека и в такт сорванному дыханию помахивать крыльями…
Стоп! Чем помахивать?!
Так вот почему этот маньяк теперь стоит и с ужасом глазеет на нечто темное за моей спиной? Так вот почему он дрожит так, что даже мне видно, как по нему бегают мурашки размером с кулак?
Я ляпнула первое, что пришло в голову своим гипер-охрипшим голосом и помахала крыльями:
- Бу!!! – в горле провело крупной наждачкой, вызвав поистине адские боли, но реакция этого мужичка того стоила. С воплем «Демоны!!!» он весь как-то сразу сжался в размерах, прижал свои волосатые ручки к груди и обиженно припустил из подворотни. Это было до того забавно, что, даже не смотря на свое несостоявшееся «изнасилование», я плюхнулась на асфальт и стала тихо-мирно хохотать, вспоминая небезызвестный фильм советского производства и гениальнейшую фразу, которая явно вдохновила этого чудаковатого маньяка на поиски нечисти среди своих жертв. Правда, вместо нормального смеха у меня выходили какие-то жуткие звуки, которые и классифицировать-то не возможно, но ведь это совсем другая история, да?
Вот так я и сидела минут двадцать на холодном месте, похихикивая над незадачливым маньяком и наблюдая, как мои конспекты треплет мой личный ветерок от неоформившихся крыльев. Я больше их даже не боялась – ну крылья, ну мои, а что делать-то? И на них даже перьев-то нет. Так, одни какие-то переливчатые потоки темного, сгущенного воздуха по краям, а что у меня за спиной творилось – я даже не представляла. Хотя все же нет, представляла. Там же кладка с белыми нарисованными крыльями. Вот такая вот странная картинка вечером в нашем городе вырисовывалась – сидит себе девушка на полу в позе «Я упала с сеновала, тормозила чем попало», нацепила себе одни крылья, темные, а за ними – еще одни, светлые, видимо, для контраста…
Руки живут отдельной жизнью, и потому сами тянутся до телефона в кармане куртки, а потом нагло подсовывают голове с уже набранным знакомым номерком – мол, разговаривай сама, вот коварные.
Как только слышится усталое «Алло», голос, как оказывается, тот еще предатель, начинает вещать нечто странное:
- Привет, учитель! Представляешь, нам даже с тобой не пришлось идти в тот магазин за крыльями в твоем пустом городе! А знаешь, почему? Ты просто не поверишь – они у меня сами по себе появились! Эй, ты меня слушаешь? Алло!
- Прости, что?.. – в голосе не то что полное недоумение - нотки раздражения напополам с привкусом страха.
- Я… я… - мозг лихорадочно соображает, и единственное, в чем он действительно уверен, прыгает на меня фразой «Что ты несешь, глупая?», - Прости, я, кажется, что-то не то сказала? – весь восторженный адреналин испаряется даже быстрее чем в мгновение ока, оставляя в висках упертого дятла, а в горле – хрипящего зверька неизвестной породы.
- Где ты? С тобой все в порядке? – убила бы за одну только твою догадливость, Бист. Севшим голосом вру:
- Все в порядке.
А в ответ слышу его строгое «Не верю» и чуть позже «Ты где?».
- Шла домой из института, пока на меня не напал маньяк, – в голос вплетается усталое безразличие. Только не говори, что хочешь услышать эту безумную свистопляску с маньяком, учителем-тобой и дорогим Никто?
- Иди на остановку и жди меня там. Я сейчас приеду.
Трубка пищит отбоем. На губах кривится улыбка. Так странно, мой дорогой Бист. Мы не общаемся неделями, а потом ты летишь ко мне первым же рейсом по банальному требованию сиюминутного желания…
Да, но сейчас важнее всего придумать, как спрятать эти крылья. Просто я так случайно подозреваю, что запоздалые пассажиры не особо оценят мое новое воздуховидное приобретение…
На этот раз не стала выкладывать большой кусок... Внимательно слушаю критику.
-
-
27.05.2009 в 19:15Трудно воспринимать историю, которую рассказывает Не-Бист. К тому же слишком привычно-уютна атмосфера. Декорации первой их встречи были интереснее, а здесь получается классический "теплый плед", с неизменными атрибутами: шкуры, камин, клинтвейн, огонь, пляшущий в глазах. Все-таки, текст идет с намеком на психоделику, хотелось бы чего-нибудь более психоделического.
Хотелось бы более интересного описания невидимого Никто с одной стороны. С другой стороны, совсем не нужно было так стараться с описанием нападения. Девушка в момент опасности вряд ли стала бы рассуждать о том, как красив и необычен мир, вряд ли стала бы воспринимать окружающую действительность образно.
Язык. Над языком нужно работать. Учить не только орфографию и пунктуацию, но еще и стилистику. Выделю несколько отличительных черт текста. Я привожу лишь примеры. Это далеко не все ошибки.
1) тавталогии. Например:
Так бывает точно так же с желтыми листьями
разодрав в кровь руки и коленки, я постаралась вывернуться из рук этого сумасшедшего человека
2) очень сложные лексические построения, придаточное на придаточно. Чем тяжелее предложение, тем сложнее его воспринимать. Некоторые авторы специально ворочают этакими предложениями-монстрами, чтобы создать ощущение затуманенности сознания, но с таким приемом нужно обходится очень аккуратно. Чем сложнее построения, тем тщательнее их нужно выписывать, иначе читатель запутается в логических построениях, потеряет нить сюжета.
Ты часто разрываешь фразу на середине, так что сложно становится понять, о чем речь. Например:
очень, до голодного кульбита в желудке, мало
3) подбор слов и создание образов. Некоторые моменты могут показаться придирками, но, поскольку твое произведение все-таки с уходом в психоделику, к образам нужно относится очень аккуратно. Ни один образ не должен резать слух - только тогда читатель вольется в повествование.
побелевшие кисти-совки мужика
может ли девушка, которую душат, разглядеть руки преступника, да еще и сравнить их при этом с совками? совок все-таки прямой, а ладони на горле изгибаются и прямыми оставаться ну никак не могут.
И вообще, с образами нужно поработать. Есть очень много образов странных, вызывающих недоумение (мглистые жирные мухи, проплывающие перед носом, девушка, улыбающаяся голосом и только потом что-то объясняющая, и т.д..)
5) есть множество слов просторечных, рядом с которыми слова редкие ("подпушек") либо поэтические. От этого сам по себе стиль повествования получается кудрявым.
-
-
31.05.2009 в 01:09