Понимаем

[Summer Bummer]

За руку, и по снегу, и по пальцам
пересчитать темнеющих прохожих.
Нас догоняют рыжих окон зайцы.
Я на своей волне, ты - на моей, похоже...

Еще одна упала... Успеваешь?
Я знаю, что ты знаешь, что я знаю,
какое ей желанье загадаешь.
Ты по уши, а я пока лишь скраю.

Цепляет - и уже не отпускает.
Неуловимая, но, кажется, сквозная.
Нас недосказанность уже не убивает,
ведь мы без слов друг друга понимаем.

---

[::~Волдеморт в розово-зелёной кроссовке~::]

Да, размера и строения строфы здесь нет. Я знаю.

Я перезагадаю этот мир.
Окутанные снами острова,
Срывающееся на три счёта лето,
Зима и осень - больше ты не спросишь,
Зачем плечам больная голова,
Разбитые костяшки и стилеты...
Я перезагадаю этот мир.

Ты за чертой..
Ты кутаешь усталые ладони
В черты остановившейся любви.
Удар на гранях. Танцы на крови.
И лепестки рассвета на затоне.
Ты - уходи. Тебя мой мир не тронет.
Ты остаёшься молча. Линией ироний.
Умри.
Совсем, немедленно - умри!!

В глазах пересыпается песок,
Курить. На вечность. Глотка пересохла
Я не пою, - здесь заминированны стены
В руках гремят дожди, в дождях поют сирены
Об очертаниях немыслимых дорог.
О чёрных тканях неба, ставшего высоким.
Я не смеюсь. Я стал теперь жесток.
В моих ладонях - бред и тень измены..
Я не дошел. Не выжил.
Я не смог.

В немыслимые контуры дождя
Вплетешь цветов замысловатый запах,
Остриженные коротко метели,
И девушку, влюблённую в тебя.
Я раскрываю карты бешенным замахом.
Уйди, не так ли мы с тобой хотели?!
Я загадаю мир. Ты - его яд.
..Ты сбредил?!!
Уйди, оставь моё измученное тело
В покое. Наконец. Прошу тебя?...

Уй-ди...


осень 06.

---

[Алиеонор Аквитанская]

Здравствуйте! Я выстваляю на критику свою сказку. Я понимаю, что она очень далека от идеала...
Деревянная флейта

В одном сказочном королевстве, таком маленьком, что и на карте не найти, правил очень добрый и мудрый король. Он заботился о своей стране, как, в иной раз, не заботится мать о своих детях. И не было в стране человека, который бы не любил короля и 6 его прелестных дочерей.
Первая дочь была самой красивой девушкой в королевстве, а ее доброте не было границ. Многие барды и менестрели воспевали ее красоту и великодушие в балладах. У принцессы были самые длинные косы в мире, да такой длины, что она могла спрятаться в них, и ни один из придворных не мог найти ее.
Вторая принцесса обладала самым красивым голосом во всем королевстве, таким, что пение соловья не могло сравниться с ней. Она умела играть на всех известных в то время музыкальных инструментах и сочиняла весьма недурные мазурки и вальсы.
Третья принцесса отличалась самым нежным сердечком среди фрейлин. Она была нежнее розы, и прекрасна, словно заря. Многие принцы потеряли голову, познакомившись с ней. Впрочем, девушка дала обет, что как только ей исполниться 20 лет, она уйдет в монастырь.
Четвертая принцесса славилась самой лучшей швеей среди всех швей страны. Она умела так вышивать, что вышитые ею картины оживали. Принцесса жила в небольшом домике, неподалеку от королевского дворца, вышивая днем и ночью.
Пятая принцесса танцевала лучше всех. Она была настолько изящна и худа, что могла танцевать по воздуху. Но при любом дуновении ветерка девушку могло унести в небо, поэтому ее обычно привязывали серебряной ленточкой к фрейлинам.
Шестая принцесса отличалась от своих сестер. Она не умела ни петь, ни танцевать, ни вышивать. Она отнюдь не была красивой. У нее была самая заурядная внешность и способности. Поэтому последнюю принцессу не любили, и даже частенько про нее забывали. Никто ее не приглашал в гости, никто не поздравлял ее с днем рождения. Даже король, казалось, забыл о ее существовании. Принцесса жила на чердаке королевского дворца, так как в самом большом дворце мира для нее не нашлось местечка. Вот так и жила шестая принцесса без праздников и балов. Ни одна бы из ее старших сестер и дня бы не прожила без пышных торжеств, шествий и маскарадов. Но, как ни странно, девушка совсем не жаловалась на свою судьбу. Она вставал с восходом солнца, и опускала свою уставшую за день головку на подушку с закатом. Целый день принцесса пасла гусей около королевского водопада на зеленой лужайке. Для нее просто не нашли другой работы, которую бы девушка способна была выполнять. Но девушка не считала свою работу скучной, она, приводя своих гусей на лужайку, садилась около водопада и играла на своей старенькой деревянной флейте. Играла она довольно посредственно, но в игру она вкладывал всю свою душу, и оттого люди, проходившие мимо, частенько останавливались послушать. А еще девушка умела сочинять сказки и рассказывала их своим друзьям-гусям, которым они, несомненно, нравились.
Вот так бы и жила девушка, не зная горя и забот, пока в соседнем королевстве не объявили, что принц их королевства намерен жениться. Старшие пять принцесс очень обрадовались, да так, что третья сестра забыла про свой обет. При первом же удобном случае они пригласили принца погостить у них в королевстве.
Перед приездом принца в королевском дворце провели генеральную уборку. Все-все ковры выхлопали, а их было не меньше пятисот, все серебро почистили, все окна вымыли, полы начистили, отполировали все перила на всех лестницах.
Шестая принцесса, ничего не знавшая о приезде принца и взволнованная уборкой во дворце, решила спросить, что же такое происходит у своих старших сестер.
Первая принцесса сказала:
- Это принц соседнего королевства к нам едет, невесту выбирать. Лучше тебе на это время не показываться во дворце, а то позора не оберемся.
Вторая принцесса добавила:
- Ты и петь-то и танцевать не умеешь, что тебе на балу делать?
Третья принцесса засмеялась:
- Да он ее никогда не выберет, она же слишком некрасива!
Четвертая и пятая принцессы ничего не сказали, а лишь надменно улыбнулись младшей сестре.
Злые слова, словно холодной водой вылились на голову девушки. Она медленно повернулась и вышла из покоев принцесс, решив спрятаться ото всех на чердаке.
Тем временем, старшие сестры прихорашивались и оделись в саамы красивые платья, что можно было сыскать во всем королевстве.
И вот настал день приезда принца, а надо сказать, что он был очень красив и умен, благороден и образован, музыкален и добр, поэтому каждая девушка королевства, да что там королевства, мира хотела стать его невестой.
В честь его приезда устроили бал. На балу принц познакомился со всеми пятью принцессами. Первая ему показалась слишком бестактной, вторая - слишком надменной, третья – очень глупой, а четвертая и пятая успели надоесть принцу еще до начала бала. И каждая из принцесс старалась показать гостю свои таланты, а во время танца с первой принцессой бедный принц запутался в ее косах и упал бы, если бы его не подхватили. Его высочество настолько устал от назойливых хозяек, что при первом же удобном случае убежал из зала на предпоследний этаж дворца.
На шестом этаже было тихо и темно. Уставший принц медленно прохаживался по галереям этажа, рассматривая портреты. Внезапно ему показалось, что он слышит флейту. Недоуменно озираясь, принц огляделся, но ничего подозрительного не заметил, а тихие нежные звуки флейты продолжали раздаваться в тишине. Сначала принцу казалось, что он это слышит от усталости, но нет, сколько он не щипал себя, флейта не замолкала. Тогда принц пошел на звуки флейты, они привели его к чердаку. Юноша уже мог различить музыку, печальную и тихую. Поднявшись на чердак, его высочество увидел печальную девушку, сидевшую на раскрытом окне и играющую на флейте. Она была прекрасней всех принцесс, которых он видел раньше. У нее были самые синие глаза на свете, которым мог позавидовать сам ручей, а главное - в них было видно душу, открытую и добрую, чего нельзя было увидеть в бессмысленных глазах старших сестер.
Думаю, вы догадались, что принц женился на младшей принцессе и увез ее в свое королевство. А остальным пяти сестрам осталось лишь зубами скрипеть от злости.

---

Ведьма (притча)

[Raisalyng]

Было королевство. В королевстве был Король. Добрый, справедливый, любимый народом Король. А еще в королевстве была Ведьма – старая, злая колдунья, изводившая своими темными чарами народ. То насылала хвори, то морила скот, крала младенцев и не давала матерям спокойно спать ночами. Народ плакал, проклинал старую Ведьму, жаловался Королю. Король слушал и лишь качал головой. Что он мог поделать? Победить ведьму, казалось, было невозможно. Никто не знал, откуда она явилась, никто не знал ее истинного возраста и силы. А как бороться с противником, если ты даже не знаешь его имени? Трудно.
Но однажды, когда бунт был близок и люди уже начали хвататься за вилы и топоры, дабы собственными немудреными силами выкурить Ведьму из королевства, Король сдался. Собрал отряд лучших мечников, верных вояк и отправился к Ведьме. Жила та в темной пещере, окруженной сотнями смертоносных заклятий.
Бой длился долго. Многие воины пали от руки проклятой старухи. Но Король победил. Отрубленную голову Ведьмы насади на кол, а кол установили на городской площади столицы. Устроили праздник. Три дня и три ночи народ ликовал. Вино лилось рекой, не стихали песни и шутки. Наступил долгожданный мир.
Вернувшись на третий день в свой замок, Король первым делом отправился повидать Шута. Шут давно перестал быть простым шутом, превратившись в близкого друга и верного советчика Короля. И Король увидел Шута плачущим. Шут стоял на коленях у кровати и громко, со всхлипами рыдал.
— Почему ты плачешь, друг мой? — Спросил удивленный Король. — Ведь сегодня праздник. Я убил Ведьму, и все мы теперь заживем счастливо.
— Ох! — Хриплым голосом отвечал Шут. — Не Ведьму ты погубил, Король! Ты погубил Добро!
— Что ты такое говоришь, Шут! Опомнись! Эта ведьма убивала моих людей, травила скот, крала младенцев и наводила порчу. А ты утверждаешь, что я погубил Добро! Но ведь она же была Злом, не так ли?
— Так, мой господин, — говорил Шут, утирая слезы. — Но если ты погубил Зло, как же нам отныне отличать Добро? Чтобы понять День, должна пройти Ночь. А чтобы понять Добро, нужно столкнуться со Злом! Но Зло-то вы погубили!!! Бедные мы, бедные, как нам жить? Как жить?
И Король надолго задумался.
А каждый, кто проходил мимо насаженной на кол головы ведьмы готов был поклясться, что мертвая старуха скалится ему в лицо своими гнилыми зубами. Она улыбалась…

---

впервые

[Мечта_поЕта_Алкоголика]

Прости мою грусть товарищ!
Я снова смертельно больна,
Среди моих сотни пожарищ,
Опять разгорелась война.

Прости , что порю я горячку,
В горячке просто живу.
Забудь балагурку , пошлячку-
Нашелся враг и тылу.

Опять я тебе чужая,
Делить ты меня не привык,
Стакан разбиваешь кидая-
Так я разбиваюсь на крик.

Я плачу, нет, я рыдаю.
Не надо меня утешать:
Столетье уже меня зная,
Не знал никогда, что сказать.

Я вижу новую пропасть.
Она для меня Эверест.
Не надо обсасывать новость,
Помог бы поднять лучше крест

---

Актер

[Raisalyng]

В комнате было пустовато. Два кожаных кресла – мягких и удобных на вид, журнальный столик из прозрачного плексигласа, да старый зеленый торшер на тонкой железной ножке – вот и вся нехитрая мебель. Аскетично, зато удобно. Излишняя роскошь, как известно, крайне негативно влияет на ясность мыслей. От роскоши они обычно мутнеют и густеют, как переваренный кисель.
Мужчина в деловом костюме странного лилово-розового оттенка нервно курил, зажав сигарету тремя пальцами левой руки, и полушепотом бранил весь мир, заставивший его в этот ранний час покинуть уютную спальню, теплую постель и две бутылки бренди.
— А вы, Номер, как я посмотрю, уже на месте.
Дверь за спиной мужчины бесшумно отворилась, и в комнату вошел высокий человек среднего возраста в дорогом шерстяном пальто, с тростью и помятой серой шляпой, зажатой под мышкой. Очень, надо отметить, нелепой шляпой, совершенно не подходящей к остальному туалету. Что поделать, у власть имущих свои причуды. И самые невинные из них – любовь к дурацким головным уборам.
—Здравствуйте, Шеф! — Весело поприветствовал вошедшего человек, названный Номером. — Я признаться, вас уже заждался.
— Не говори глупостей! А то я и, правда, решу, будто тебе известно, что такое ожидание!
Шеф неуклюже плюхнулся в кресло, положил шляпу и трость на столик, и скрестил руки на груди.
— Ох, Шеф! И вы не говорите глупостей, а то я неровен час решу, будто вы способны чувствовать!
— Ладно, Номер, — холодно перебил Шеф. — Поспорили и хватит. Я думаю, ты знаешь, зачем тебя вызвали посреди ночи?
— Всегда восхищался вашей смекалкой!
— Попридержи язык! Можно ведь его и лишиться ненароком.
Номер широко улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы.
— Все, все! Я нем, как рыба…
— Другое дело. Ах, да! Выкинь эту проклятую сигарету – ненавижу запах дыма!
Номер послушно кивнул, пожалуй, даже слишком послушно и отшвырнул окурок в сторону. Соприкоснувшись с кристально чистым полом – сигарета немедленно исчезла. Растворилась в воздухе.
— Так-то лучше. Я полагаю, ты выучил сценарий… Ну ты помнишь, я отдал его тебе две недели назад? Помнишь? Отлично. Тогда быстренько собирай вещички… Впрочем, не стоит. Там, куда ты направляешься, лишний груз… эээ… лишний.
— Ваше красноречие меня тоже всегда восхищало, — не выдержал человек в лиловом.
— Заткнись, Номер, и слушай. Ты отправляешься завтра утром. Надеюсь, ты не опозоришь меня и… я бы сказал, весь род людской…
— О! Какие могут быть сомнения! Я ведь ваш лучший ученик! Талантливый актер, звезда сцены…
Шеф удрученно покачал головой.
— Мой бедный мальчик, твоим мозгам язык бы да покороче – не было бы тебе цены, а так… Эх, слушай дальше. Утром…

Инженер Геннадий Смирнов считал себя счастливым человеком. Как у каждого счастливого человека, у инженера Смирнова была жена, трое детишек – два белобрысых мальчика и красавица дочка – рыженькая, вся в мать. Инженер Смирнов получал высокую зарплату, исправно питался в местной столовой вкусным борщом, а дома – котлетами и макаронами; и был донельзя благодарен судьбе за удачу. Сорок пять лет Геннадий Смирнов жил в тишине и спокойствии в полной уверенности, что жизнь удалась. А на сорок шестом году внезапно взял да понял – ан-нет, не удалась. Чего-то не хватало в его сытой и спокойной жизни. Может быть, приключений, может быть, и не приключений… И инженер Смирнов крепко задумался. Маленький черт в грудине проснулся, зашевелил ножками, начал бодать рогами, шипеть и присвистывать. Нашептывать инженеру Смирнову – пора меняться.
Геннадий Смирнов вспомнил, что никогда-то, в общем, и не хотел быть инженером, а хотел быть писателем, или журналистом. Рассказал об этом жене. Жена посмеялась и сказала, что инженеру положено быть инженером, а бумагу пусть чиновники марают и старушки с жалобами. А инженер Смирно не поверил жене и перестал быть инженером. Так началась его новая жизнь. Сперва все шло из рук вон плохо. Оказалось, что бывшему инженеру сложно стать нынешним писателем. Пальцы не под тот предмет заточены – ручку не держат, карандаш ломают, бумагу мнут. Смирнов не сдавался. Чувствовал, что это его. Если не будет славы – останется удовольствие. Простое такое удовольствие от любимого дела. Славы писатель Смирнов ждал долго. Лет десять. Все бегал по газетам, ругался с издателями, темными ночами проклинал редакторов и пытался наводить порчу на критиков. Иногда даже плакал. Но быстро успокаивался – боялся, жена бросит. Жена бросить грозилась. Нового увлечения старого мужа она не понимала. И дети не понимали, только молчали. Отца они побаивались.
А однажды к писателю Смирнову пришла Слава. Настоящая. Выпустил он одну книгу – про бывших инженеров, затем вторую – про нынешних писателей, и третью – про актеров.
— Сломал ты свою жизнь, Гена, — жаловалась недовольная жена. — Был бы ты инженером, и жизнь была бы ровная, без вывертов. А сейчас? Сегодня тебя хвалят, а завтра в грязь втопчут. О детях бы подумал!
— Нет! — гневно отвечал писатель Смирнов. — Ты не права! Мне сверху так уготовано было, с судьбой не поспоришь. Коли Бог не хотел бы, чтоб я становился писателем, он бы мне и не позволил, верно?
Жена смолкала. Спорить не решалась.
И жил писатель Смирнов от публикации к публикации. Радовался, писал и снова радовался. Годы летели, он старел, лысел и толстел. И все равно был счастлив. Пускай домашние его и не понимали.
На семьдесят пятом году жизни писатель Геннадий Смирнов скончался. Скончался за рабочем столом, тихо, мирно и безболезненно…

Молодой мужчина в лиловом костюме сидел в кресле, ухмыляясь. В комнате по-прежнему не хватало мебели, а зеленый торшер выглядел еще дряхлее. Номер больше не курил, потому что и нужды в сигаретах не было. Радость от исполненного долга прибавляла сил.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Шеф. Без шляпы и без трости. Бледный. Запыхавшийся.
— Так-то ты меня слушал, Номер! — С порога выпалил он. — И кто говорил, что выучил сценарий?
— Шеф, вы о чем? По-моему, роль была сыграна превосходно. Вам так не кажется? Мое имя увековечили…
Шеф потер виски и невесело улыбнулся.
— А тебя просили? Ты испортил всею постановку! Всю до основания! Неужели так трудно побыть сотню лет инженером? Постоянно тебя тянет на импровизацию. Для чего?
— Я думал, что маленькая импровизация кому не повредит, уж вам-то точно…
— Уж вам-то точно! — Передразнил Шеф. — Ошибаешься, мой мальчик, еще как повредит! Ничего-то ты и не понял, Номер…
— Господи, Шеф, не будьте так категоричны!
— Не поминай мое имя всуе, Номер! Помни – ты всего-навсего душа, при этом не из лучших, а что вредно или безвредно, здесь определяю я – не ты. Не кто-либо другой…
Сердце номера сжалось. Слова Шефа ему отнюдь не нравились…
— Я…
— Молчи, Номер. Ты испортил постановку. Знаешь, что бывает с плохими актерами?
— Их увольняют…
— Увольняют, действительно.
— И…
Номер окончательно пал духом.
— Нет, мой мальчик, я не собираюсь тебя увольнять. Но и наказания ты, увы, не избежишь. Надеюсь, одна вечность в аду отучит тебя спорить с режиссером…
Номер кивнул. Сил спорить у него не осталось…

---

Что есть безумие?

[EternalFreedom]

Пол года хотела написать стих такой тематики. Написала же минут за 10. Получилось что-то астрофичное, но если что-то поменять будет не то.

Что есть безумие?
И стоит ли бояться
Вкусить свободу, мыслить и дышать?
Не глуп ли тот, кто выбрал притворяться
Таким как все
И лишь существовать?

Что есть безумие?
Все то, что не привычно
Что вышло за пределы «делай так»,
Неправильно, и нестандартно, необычно,
Не как у всех.
Разумнее? Пустяк.

Что есть безумие?
И не оно ли счастье,
Спасенье и врата из ада в рай?
И не оно ль освободит запястья
От стальных цепей?
Порви их и узнай.

---

Котлета для друга.

[Nika_Vera]

Впервые выкладываю за пределами своего днева. Это начало. Я обязательно выложу продолжение, если найдутся желающие читать.

Вовка ужинал. Мама не знала, но сегодня он не обедал. Не специально, конечно, так уж вышло. Ну какие могут быть борщи, когда друзья собираются на заброшенную стройку ловить преступника? Вы хоть представляете, что значит ловить преступника для мальчишки десяти лет? Это же вопрос жизни и смерти! И обед попросту забывается. Но к вечеру голод берет свое и сейчас Вовка, болтая босыми ногами под столом, старательно пережевывал котлету. Вместе с Вовкой ужинал Аристарх Вениаминович третий, лучший Вовкин друг. У него были знатные уcы, маленькие кисточки на ушах, и как говорил сам Аристарх, совершенно невменяемый окрас – весь в дымчато-серую полоску и с угольным кончиком хвост. Рис, так звал друга Вовка, был домашним котом, и сейчас он одним глазом смотрел на ароматные котлеты, другим вроде бы спал, но совершенно точно слышал все, о чем говорит мальчик.
- Поймали? – тихо спросил кот.
- Нет, не поймали, - грустно ответил Вовка, проглатывая кусок, - думаем, он знал, что мы за ним идем, и смылся, как последний трус!
- А как же, смылся, конечно, - задумчиво произнес кот, целясь лапой в тарелку.
- Ничего, мы завтра еще сходим, вдруг он решит, что мы плюнули на него и вернется.
- Отчего бы и не сходить? – Рис приоткрыл второй глаз.
- Ну, а ты как день провел? – Вовка подцепил очередной кусок котлеты.
- Да как обычно… - кот потянулся, таким образом, приблизившись к тарелке на несколько сантиметров, - синиц гонял, такие наглые стали, кошмар.
Тут Вовка с другом был согласен. Что синицы, что воробьи, в последнее время совсем от рук отбились, так и норовили влететь в квартиру, и уже немолодому Рису приходилось в любую погоду нести бессменную вахту на форточке, отгоняя незваных гостей.
- Много прилетало? – спросил Вовка.
- Да не особо, две или три, - кот поднял лапу, словно мог показать количество пальцами.
- Понятно, - Вовка собирал остатки еды с тарелки кусочком хлеба, - в выходные на рыбалку пойдем, Артем мне про новое место рассказал.
Рис даже про котлеты забыл, так он любил рыбалку с Вовкой. Мальчик почесал кота за ухом и тот благодарно заурчал.
- Ладно, я уроки делать, - Вовка слез с табуретки, - по математике много задали.
- Угу, - ответил кот, инспектируя тарелку на предмет котлет.
Вовка был хорошим другом, и в тарелке обнаружилась половина вкуснейшей котлеты. Кот важно и не спеша, принялся за трапезу, а мальчик отправился в свою комнату.
- С кем ты там разговаривал? – спросила мама.
- С Рисом, - просто ответил Вовка.
- Ну, сколько раз тебе повторять, что коты не разговаривают?
Вовка оглянулся. Аристарх Вениаминович, расправившись с котлетой, сидел на табуретке и мылся. Он взглянул на друга и совершенно точно подмигнул ему. Вовка улыбнулся – и то правда, не объяснять же маме, что очень даже разговаривают, все равно не поймет… слишком взрослая.
Вовка прикрыл дверь в комнату и принялся за математику.
На следующий день Вовка вернулся домой хмурый и молчаливый. Рис привычно кружил у ног, приветствуя друга, но друг не реагировал.
- Что-то случилось? – осторожно спросил Рис.
- Да так, - буркнул Вовка и скрылся в ванной.
Кот удивленно смотрел на закрытую дверь, и кисточки на ушах недовольно подрагивали. Пока Вовка был в ванной, Рис инспектировал его сумку на наличие посторонних запахов. Сумка пахла вареной колбасой, бутерброды с которой Вовкина мама давала ему с собой в школу. Только замечательный колбасный аромат перебивал другой, не такой приятный и совершенно посторонний. Рис знал, что так пахнет, вернее кто. Недовольно фыркнув на туго набитую книжками сумку, кот отправился на кухню. Ему очень хотелось налить другу молока, но он не умел, поэтому оставалось только ждать, пока Вовка выйдет из ванной и нальет сам, а пока одним глазом смотреть в сторону окна, что б какая-нибудь дерзкая синица не вздумала нарушать их с Вовкой покой. Хлопнула дверь, и Рис обернулся, ожидая, когда войдет друг, но друг не вошел. Хлопнула еще одна дверь, и это означало, что Вовка закрылся у себя в комнате и не хочет разговаривать. Рис вздохнул. На его памяти, Вовка только дважды так поступал. Первый раз, когда схлопотал первую двойку по русскому языку, а второй раз, когда поссорился с другом Артемом. С Артемом они быстро помирились, а про двойку Вовка быстро забыл. Оставалось надеяться, что и в этот раз все наладится.
- Мальчишки, - буркнул кот, и роскошные усы заходили вверх вниз от раздражения.
Рис уселся под дверью Вовкиной комнаты, раздумывая, как бы вытащить оттуда друга. Будь он на Вовкином месте, его можно было бы выманить котлетой или колбасой Докторской, ну или на крайний случай куриными косточками. Он бы, конечно, поломался для приличия, но потом обязательно бы вышел. Ну, кто в здравом уме станет от котлет отказываться? Но Вовка не кот, и когда ему плохо, котлетами тут не поможешь.
- Обедать надо, - неуверенно мяукнул Рис и замолчал, прислушиваясь.
Неожиданно дверь открылась, и хмурый Вовка потопал на кухню. Все-таки на людей и котов котлеты действуют примерно одинаково, размышлял Рис, следуя за другом.
Вовка был мальчиком очень самостоятельным. Не будешь тут, когда мама работает до восьми, а папа и того позже. Считай, с младенчества приходится учиться все самому делать. И обед себе разогревать, а иногда и ужин, и носки одинаковые в шкафу искать (ну тут ему Рис лучший помощник), и даже стирать и посуду мыть Вовка умел. Родители сыном гордились и хвалили его. Вот если бы еще Вовка двойки не хватал, цены бы ему не было, говорил папа. Вовка отвечал, что идеальных мальчиков не бывает, а он и так хороший. Папа усмехался и ничего не говорил, а Вовка продолжал время от времени приносить из школы двойки.
Котлеты распространяли совершенно удивительный аромат, который очень мешал думать. А думать Рису было просто необходимо, иначе как друга развеселить. Котлеты перекочевали со сковороды на тарелку, тарелка на стол, Вовка на табуретку, а Рис так и не придумал, что бы такое забавное сказать. Решил идти ва-банк.
- Опять Она? – спросил Рис из-под табуретки.
Было слышно, как Вовка проглотил кусочек котлеты.
- Значит она, - заключил Рис, - твоя сумка ею пахнет.
- Мало ли, чем моя сумка пахнет, - засопел Вовка, - на улице знаешь, сколько народу ходит? Всякие запахи прицепляются.
- Не всякие, - уточнил Рис, - только те, с кем твоя сумка в контакте была. Опять по спине ее ударил?
- Ударил, - ответил Вовка и оттолкнул тарелку.
Рис промолчал. Ну что тут скажешь, в самом деле? Он бы на Вовкином месте еще и расцарапал, друга он полностью поддерживал, но другу-то от этого не легче.
- Обиделась, - прошептал Вовка.
- Пройдет, - мурлыкнул Рис, - точно тебе говорю.
Она, это была Вика. Вика была на год старше Вовки, училась уже в пятом классе и была очень красивая. Вовка при ней всегда робел и терялся, хотя рядом с другими девчонками таких казусов не случалось. А рядом с Викой просто рта открыть не мог. Приходилось спасаться сумкой. Вовка сам не понимал, зачем так поступает, просто время от времени они с Викой общались таким способом. А других Вовка не знал пока. Обычно Вика отвечала ему своей сумкой, а зимой снежком и всегда смеялась, а сегодня почему-то обиделась. Вовка такой реакции никак не ожидал и не получив ответный удар по спине, просто ушел. Странные эти девчонки, ну что ей стоило хотя бы улыбнуться. А теперь Вовка чувствует себя дураком и не хочет есть котлеты. Рис вздохнул, он о чем-то догадывался, но очень смутно, да и не говорят друзья о таких вещах. Тем более лучшие.

---

"Письмо подруги"

[Гагата]

Привет. Знаешь, вчера я осталась дома одна… совсем одна.
Дочку забрала к себе погостить мама, а я что-то не поехала. Странно так… Я
никогда в жизни не чувствовала себя так спокойно и прекрасно. Вокруг тишина и
такое ощущение, что время вокруг остановилось. Вот я лежу на кровати, на
огромном мягком матрасе, пью горячий, но не ожигающий кофе с кусочком мягкого
свежего яблочного пирога. Потом встаю мою кружку, отряхиваю руки от крошек… и
все это так долго длится. Я помню каждое мгновение! Открываю кран и наполняю
ванну, ложусь в теплую воду. Пахнет лавандой и розой… И самое интересное, что в
голове ни одной даже самой обычной мысли. Я так расслаблена, меня ничего не
волнует… Закуталась в мягкое одеяло и уснула. Прям в кресле, как ребенок.
Открыла глаза легко, будто только что их прикрыла. В открытое окно виднеется
кусочек иссиня-черного ночного неба. А на нем сияют миллионы звезд. Как же я
давно не была наедине с ночью, она напоила меня своей прохладой, одарила
запахом цветов и раскрыла золотую луну. Я так и просидела на окне до самого
утра, просто смотрела в звездную даль и будто бы переносилась туда своей душой.
Раздался звонок в дверь, я накинула теплый халат и открыла. С порога на меня
смотрели два самых любимых человека, ради которых и стоило жить: мама и моя
дочка…

---

[вэнс]

load your guns, my love, we lost it all
не дыши - и на полкурка ближе к свету
вот сигареты. вот пепел. вот грязный стол.
и стакана мало для ночи, а больше - нету.
even if this doesn't save single word of those
что проебали, оставили где-то, вcпомнили зря
это то, чем дышать - просто и тупо because
просто a reason, когда совсем некому - "для"
and thank it - it couldn't be better or worse

my night is a mess, no time to wake up
слушаю без перерыва сотни чужого "куда"
просохшие губы, промокшие ноги, пальто. драп.
давай, признаю сладкое поражение - "da"
сами странные слишком, прочь из толпы - where?
да куда угодно, а если бы знал - не сказал.
я увидел, где проебался по жизни этот предел.
программа защиты свидетелей. noone уже to call.
noone уже не осталось who dared to care.

куда-то уходит. времени мало.
heart rushing nervously sick blood gallons
ну сколько осталось - прожжет все ладони
подставлю - пусть льется
пусть светом - по венам
бить в трещины стены
forgiving, всё знаю.
что мне остается?..

---

[Winter Wings]

Написалось сегодня. Без названия.
(только пожалуйста, не критикуйте за ошибки в знаках препинания - это всегда была моя слабость)

В преддверии света,
В объятиях тьмы,
У нас нет ответа
Где сны, а где мы?
Молчат Херувимы,
Немеют "отцы".
Ведь мы так ранимы -
На сердце рубцы.
Мы жизни теряя -
Вступаем в борьбу.
И вечность меняя -
Ломаем судьбу.
У нас нет ответа
Где сны, а где мы?
Молчат Херувимы,
Немеют "отцы"...

---

Еще один стих.

[Рэн-кун]

Без названия.

Перечеркнуть листок пустой тетради
И выкинуть обломки своей жизни.
Как же случилось, что такими стали?
Во мраке яркий свет мы позабыли…

Открыть глаза, поднять впервой ресницы,
Раскинуть руки, сделать первый вдох.
Но начиная жизнь с новой страницы,
Мы не рассчитываем на другой итог.

И повторяется история так часто,
Расстреливает время всех в упор.
Мы верим: обойдет лишь нас ненастье,
Вступаем мы с судьбой в последний спор.

И станут былью и кошмары и мечты,
Хоть не приемлем проигрыша, но…
Фортуна улыбается так хитро, ну а мы…
Мы опускаемся из Эдема на дно…

---

[Lyuk]

Маленькая слабость

С первого взгляда было трудно определить он это или она. Но, услышав голос, вся неразбериха отпадала. Не раз мне представлялся случай наблюдать за ней в разные моменты. На улице она шла едва подняв подбородок вверх, но почему то немного ссутулившись. Легкая ухмылка на лице и руки в карманах брюк. Стоило ей залезть в транспорт, она быстро переключалась на мобильник, не замечая ничего вокруг и лишь изредка поглядывая в окно. Ей очень нравилось много и подолгу куда-нибудь ехать. Она не раз признавалась в этом, когда я провожал ее полупьяную к дверце такси. И проехав десять метров, говорила водителю срочно остановиться и, выбегая из машины (как всегда не захлопнув дверь) подбегала ко мне и вешалась на шею. Бормотала непристойный бред минуту от силы и, роняя на обратном пути что-нибудь, садилась обратно в такси. А я подбирал и шел, чтобы отдать, но чаще возвращал при следующей случайной встрече. Но мои шансы равнялись в лучшем случае нулю. Я так и не смог объяснить, зачем ей нужен я. В самом разгаре ночи, увлекая ее за локоть в сквозь танцпол полный дышащих тел (Ной. В прямом смысле слова), я вывел ее на улицу. Она закурила и сказала:
- Мне хорошо. Зачем ты меня вытолкал?
- А я вижу, что не очень.
- Значит у тебя со зрением проблемы. Не так? – заметила она ехидно.
- Я не об этом поговорить хотел… - начал я.
- Ну говори… Никто не мешает тебе. Только надеюсь это не действие твоих кетаминно-амфетаминных дешовок.
- Ты где понабралась? И с чего ты взяла, что это дешево?
- Так, читаю за завтраком британские газеты, – ответила она недовольно.
- Слушай. Ты мне нужна, - я уже хотел продолжить, пока она меня не перебила, - как воздух, вода, земля под ногами…
- Наверное они действительно отвратительно на тебя действуют… Слушай, брат, я наверное пойду, а ты пока подыши свежим воздухом, - сказала она серьезно.
- Да, я в порядке! – рассердился я и схватил ее за плечо.
- Понимаю, что ты хочешь, чтобы я была с тобой?
- Да, - ответил я однозначно.
- Так я итак с тобой. Разве мало? – рассмеялась она.
- Я не в том смысле.
- Тогда объясни мне, зачем мне нужен ты.
- …
- Жду.
- Ну не мне решать…
- А жаль. Тебя жаль, - с ухмылкой сказала она, - пойдем.
Устремляясь на танцпол, ее проглатывала толпа. Ей улыбались многие лица. И она неизменно оказывалась на кубе. Все взоры устремлялись на ее сторону попеременно. А она смотрела в пустоту и танцевала. Кто-то повторял за ней движения, пытался забраться к ней. А я сидел за ближайшим столиком, попивая очередной коктейль и воображая наш танец с ней. Часто знакомился с ее тайными почитателями, которые могли рассказать мне все, а ей ничего. Над ними правила боязнь того, что она не захочет с ними общаться или резко пошлет их. Я откровенно над ними смеялся и говорил, что никто не имеет такого доступа к общению кроме как моя скромная персона. Парней разочаровывал, говоря, что они мало ее интересуют. А девушки… Девушки просили о преднамеренной встрече. Наивны они были или пьяны, на тот момент мне было наплевать. Я говорил, что может быть, но точно не знаю, и счастливые девушки уходили. Словно бабочки, только что бывшие гусеницами и внезапно окрыленные счастьем. Я думал, что ни одна из них просто не осталась за столиком. Здесь она была более доступна таким вот, а за пределами клуба гораздо меньше. И я ликовал, злорадствовал, что они никогда не приблизятся к ней еще ближе. Часто случалось, когда она приводила какую-нибудь девку к нам за столик и дарила ей свои поцелуи прямо перед моим лицом. Что я тогда чувствовал? Злость? Да. Безнадежность своего положения? Да. Безысходность? Нет. Я просто вставал и уходил. Но уже привык. Эти девушки, наверное, думали, что теперь она будет только для них. Наивные дуры! И радует, что многие это поняли. Она не была для них ни одну секунду. Ни на одну! К концу ночи я вызывал для нее такси, уводил ее уставшую и немного погасшую с этого праздника жизни.
На утро звонил несколько раз и, услышав ее сонный голос, приглашающий меня к ней, быстро собирался и ехал. Это стало для меня неизменной привычкой, как, например, почистить зубы. Дверь открывала создание с взъерошенными короткими волосами, держа в руке чашку с кофе. Далее следовал точный со всеми подробностями рассказ вчерашнего. Она словами разрывала вчерашних девочек в пух и прах, редко отмечая, что ей кто-то из них понравился. Включала музыку и иногда подпевала Метью Беллами. Я приносил ей сигареты, а он ничего не делал, чтобы она его обожала. Ебанутая жизнь. Она называла меня братом, а я знал, что я ее верный пес. Не больше, не меньше.
А потом… Потом она умерла. Но умерла в моем сердце. А моя привычка осталась. Теперь с уверенностью могу заявить, что я только брат.

---

[Девушка с лицом Нестора Махно]

Я не помню вещей,

И не знаю названий,

В глубине сизых вшей

Копошится сознанье.

И картонной пылью

Лягут осколки.

И вернуться на полки

Из-под шприцев иголки.

---

что-то такое... нашла у себя в компьютере, непомню даже когда писала...

[Гагата]

Сквозь серое небо нельзя разглядеть таинственные голубые
дали….

Я смотрела на тусклое, будто выцветшее, небо. Наверху не
было даже намека на что-то чистое и желтое, лишь давящая пустота… Хлопнув,
закрылось окно. Еще на сердце эта тяжесть…. Ощущение, будто что-то случилось
или должно случится, вспоминаю весь день – все хорошо… Но к чему тогда эта
боль? Сжалось и вновь…. В колонках звучит что-то протяжное и мрачное… слеза
одна, другая…. Что со мной?? Успокаиваюсь, вытираю мокрую щеку теплой ладонью.
Ресницы закрылись, они отяжелели от крупных соленых капель. Я откинулась в
кресле. Облизываю сухие обветрившиеся губы… Опять слезы… Поднимаю с пола
тяжелое одеяло, кутаюсь. Опускаю голову на подушку и жду… Где же сон? Во мраке
закрытых глаз мелькают картины. Только от чего-то все черно-белое… Вот 3 июня…
точнее ночь 3 июня… потрясающая теплая ночь. Наверху мигают далекими холодными
огнями звезды. Огромная круглая луна… я провожу рукой по теплому деревянному
подоконнику… я сжала руку в кулак, даже
сейчас я помню то ощущение – заноза. Он подходит, смотрит мою руку, гладит
меня… чувствую себя маленьким котенком… говорит что вынуть совсем-совсем не
больно… целует…нет, не целует… очень хотелось бы…но это уже сон…пусть…во сне
можно все! Поддаюсь очарованию туманного забытия…

Громко зовет телефон. Встаю, раздирая глаза… тушь попадает в
глаза, вытираю… смотрю на мигающий экран…ОН…Что делать?? Сознание мгновенно
просыпается, начинаю судорожно думать… что…что?...что!!!...нужно взять…нет…не
надо, я сплю…возвращаюсь на кресло… телефон пронзительно… не надо… не возьму…не
сейчас… пусть думает, что мне не до него… и правильно…держаться…все
правильно…эээ…ммм….эээээээ….ааааа!!!!… «Алло!»…

---

Зарисовка

[Ташко]

* * *

Мир людей был создан миллионы лет назад двумя заносчивыми безумцами, которым было всего лишь нечего делать. Человечество величало их Богами, перклонялось перед их силой, на самом же деле они просто парочка скучающих миротворцев из мира утопии. Они создали мир, основанный на единстве противоположностей и благополучно забыли о нём на целую вечность. Но однажды они решили-таки проверить, какова же жизнь на их детище.


Погожий июльский вечер уже близился к своему завершению, когда двое миротворцев-неудачников шагнули на главную улицу маленького городка в польской глубинке. Жизнь здесь шла своим чередом: пьяные поляки распевали во всю глотку песни, мимо на всей скорости проносилсь припозднившиеся мамаши, ночные бабочки выходили на свой пост. Именно одна из таких ночных работниц их и заинтересовала.

Это была молоденькая стройная девушка в дранной белой юбчонке и грязно-розовой куртке не по размеру.

-Девушка, расскажите о вашей жизни, - громким басом обратился один из них.

Молодое создание подняло личико, махнуло тяжёлыми от туши ресницами и растянула в улыбке накрашенные дешёвым оранжевым блеском губы:

- Матка боска, все знают, что мое время стоит 10 злотых в час. Вы, рябята, не местные, что ли? Так знайте, что раз уж вас двое, то и платить придётся вдвойне, - девчушка кокетливо подмигнула божкам.

- Девушка, простите, вы нас не так поняли, - продолжал всё тот же из миротворцев, - мы создали этот мир и теперь хотим узнать как же здесь живётся.

- Пся крев, да вы же не иначе, как сумасшедшие. Пани Голубовска, моя учительница, говорила, что мир создан очень давно... А вы, проше пани, ведь даже на сороковник не тянете, - девица взмахнула белёсыми жиденькими кудрями.

- Мы бессмертны, - пожал плечами всё тот же миротворец.

- Жизнь без греха не возможна, а вот без добродетели можно жить припеваючи. Так что бессмертие - не лучшая из идей.

- И всё же, - тихим фальцетом обратился к девушке другой миротворец, - расскажи нам.

- Ребята, - девушка вновь улыбнулась, - вы мне нравитесь, так и быть, расскажу. Но не уверена, что вы хотите это слышать, ведь я - как дверь, они только входят и выходят, входят и выходят... А кто у двери будет спрашивать о её самочувствии? Ведь это неважно, когда можно ударить о косяк посильнее и заглушить скрип петель.

- Но разве нет дургого выхода?

- Нет, не в этом мире. Здесь каждый норовит возпользоваться тем, кто слабее, унизить, ограбить. Это так тяжело жить с ногой на груди и не сметь вздохнуть. И им всё равно, потому что я - Манька с перекрёстка, дешёвая давалка. И не важно, что я на самом деле вовсе не Манька, что у меня тоже есть чувства, и что я не глупая проститутка, как им кажется. Ведь им так удобнее, думать, что я глупа. Что я не понимаю их слабости, потому что я - НИКТО. Всем так проще думать... - девушка подняла на "божков" покрасневшие глаза, провела по лицу тыльной стороной ладони, взгялнула в последний раз на мириротворцев своими голубыми глазами и, развернувшись, ушла прочь.

Миротворцы переглянулись и решили уйти и больше не вмешиваться в дела людей. Ведь намного проще любить людей издалека. Любить ближнего тяжко, то ли дело - дальнего.

---

[::~Волдеморт в розово-зелёной кроссовке~::]

Нацепивши корявый шмайл,
Как лошади - поводу,
Невзирая на грязь и троллейбусы прётся по городу.

На штанинах - заплат дофигищ. Перемелется мельница,
Над пустыми следами взрыдает полчище девственниц,

Кто-то плюнет те вслед, чтоб другие не сглазили бедствие.
Черноглазый истерику заново ставит на ржавые рельсы,
Надрезает себе апельсин, размышляет: "а может, повеситься?"
Но по новой дожди.. И улыбка по новой - наследственность.

Непреемность атлантов бегущей строкой по экранчику:
Ms-DoS и вручную коды проставляешь девочкамальчикам,
Двадцать шесть тебе? Сорок? Нетленку ваяешь полотнами:
Как мазки, на пальцах белесые жгуты эмоций намотаны..

И не сбиться, не сбиться, хромающим шагом - не сбиться бы,
В колесо не попасть, не здороваться носом со спицами,
Не пройти реку вброд, не свернуть, не попасть по ободу,
И в бессмертье шагать, как на чьи-то нелепые проводы.

---

есть ты (с)

[вэнс]

по лестничным клеткам, зачеркнутым серою тенью,
под руку с покоем, слетишь, как солнечный ветер.
прощаясь в вечернем эфире с собою и каждым отдельным,
глаза распахнешь - светят рыже-белесые звенья.
наконец мы вернулись назад.
наконец разорвало по швам.
в чашке кофе топлюсь, мегаполиса старый кочевник.
ты шажками ботинок уходишь в опрятную вечность.
следил бы по стрелкам, но - слишком быстро моргаешь.
и больше случайно не встретишь,
и это бесстыже беспечно,
и эхо какое-то бродит.. на воздухе шрам однодневный,
на рельсовой ржавчине - небо, на небе - вода,
и никого не спасло
не сказанное "навсегда".
сознание - выключено, мечты (много) - спаиваю
и что-то еще (не могу объяснить простыми словами)
но можно - дышу, и вобщем-то все устраивает
и шли бы впизду со своими рождественскими чудесами
пульс под двести. руки на кнопках.
ноль-семь никотина - бессонным и одиноким,
которые смотрят в окно - луна сон гримасою корчит
(все - чудо-таблетки, а вовсе не явь, разумеется)
с друзьями о вечном - забить километры. молча
сжигать и смотреть, как пеплом по ветру развеется
торопливо и радостно - вдребезги
песочно-туманное сердце

@музыка: токио - есть ты

---

Любимая (рассказ)

[Raisalyng]

Человеку от жизни нужна малость – другой человек. Сергей Александрович считал себя счастливцем. У него была любимая женщина. Пожалуй, самая прекрасная женщина во всем мире. От ее тугих каштановых локонов пахло весной, сиренью и жизнью, терпкой жизнью молодого тела. Лора часто улыбалась, и Сергей Александрович не мог оторвать взгляд от маленьких ямочек на румяных, по-детски круглых щеках. Когда Лора хмурилась, а случалось это довольно редко, две темные родинки над тонкой правой бровью выстраивались в ровную линию, и Сергей Александрович смеялся. Не знал почему, просто смеялся. Он любил свою девочку. Может быть, Лора и не была умницей, но ее веселье с лихвой окупало отсутствие проницательности. Женщина не обязана быть интеллектуалом, она обязана быть любимой. Всего-навсего любимой.
По утрам Лора варила мужу кофе и пекла блинчики со вкусной начинкой. Сергей Александрович съедал все до последней крошки и ласково целовал жену в щеку. Она смущенно краснела. Так краснеть умела лишь Лора. Вечерами они сидели у камина, наблюдая, как огонь глодает поленья, и молчали. Кому нужны слова, если достаточно смотреть друг другу в глаза. Затем шли спать. И Сергей Александрович видел во сне, как Лора печет блинчики и две темные родинки над бровью выстраиваются в смешную линию. Шестьдесят два года они провели вместе. Шестьдесят два года Сергей Александрович любил андроида и пил по утрам крепкий кофе. За шестьдесят два года Лора не постарела и на день. Целых шестьдесят два года Александр Сергеевич думал, что счастлив.
— Лора, девочка, подойди ко мне, — дрожащим голосом прошептал старик, лежа на постели и уже не в силах самостоятельно оторвать голову от подушки.
— Да, любимый? — С улыбкой проговорила Лора, поправляя непослушную прядь каштановых волос. — Ты проголодался?
— Я умираю, Лора…
— Умираешь? — Женщина-андроид смущенно приподняла брови. Почему-то сегодня родинки не смешили Сергея Александровича. — Но ведь это очень грустно, правда? А ты… не мог бы… не умирать, любимый?
Сергей Александрович грустно вздохнул. Если бы он действительно мог «не умирать», предпочел бы он провести вечность в компании робота, пусть и горячо любимого, или нет? С другой стороны, разве шестьдесят два года – не вечность?
— Не могу, милая. Людям… свойственно умирать…
— О, как это плохо! И страшно! А что же делать мне, когда ты умрешь?
— Ничего, Лора. Больше тебе не нужно будет варить мне по утрам кофе…
Лора на мгновение задумалась, а потом широкая улыбка озарила ее кукольное лицо.
— Я пришла к такому же выводу…
Сергей Александрович рассмеялся в последний раз. Громко и надрывно.

---

Пробую

[kif]

За пределом мирозданья,
За границей пониманья
Вечный Ветер бьётся грудью
В нерушимую скалу.
Он рукой хватает камни,
О скалу он их швыряет,
Камни пламя высекают,
Искры падают во тьму.

А во тьме, в извечной бездне,
Широка и безмятежна,
Белопенна, глубока,
Бежит времени река.

Вот упали ярки искры
В воды вечной и игристой
Белопенной и глубокой,
И плывут... А путь - далёко...

Кто-то вышел на стремнину,
Разгорелся - вспыхнул - сгинул...
Кто-то в тихой гавани
Будет тлеть без пламени...
Кто-то в водопад попал,
Пшикнул дымом и пропал,
Испарился без следа...
А вокруг - вода, вода...

Ну а кто-то выдюжит,
И тому награда -
Падать яркой искрою
В пене водопада
Прямо в Мудрость-озеро,
Что под жизни Древом
И взлететь, подхваченным
Ветром к скалам древним...