у королевы всегда есть кофе (с)
господа, я прошу хорошей, качественной критики. разберите по косточкам. это важно, потому что над стихотворением еще нужно поработать, но я никак не пойму, в какую именно сторону. возможно, мне бы это помогло.
я думала, ты давно догадался, к кому все песни мои, все тексты,
почему у нас не бывает секса, почему каждый из нас не удался
как личность, как половинка целого, как оборванная на полуслове строка,
почему я неглубока, почему из всего неумелого
более прочего не случается откровенность.
я думала, знали все - соседи, друзья, продавщица в ларьке,
плывущие льдины в Фонтанке-реке,
и просто им не было дела совсем.
одна моя поэтесса обстоятельно говорила,
что я вот пишу про всякое, про любовь, к примеру,
но каждый из моих персонажей отчаянно одинок.
сверх всякой возможной меры
он любит того, уходящего, и ничего-то ему не мило,
все ждет, когда первый отчалит,
все взводит и взводит курок.
выстреливает потом, облачившись в "о, до свидания,
я буду ждать тебя, как пенелопа мужа",
и, знаешь, ни разу не врет.
я ведь тоже всегда любила. нет, не его - расстояния,
пересадок чертову дюжину,
которая меня когда-нибудь да убьет.
а мы с ним всегда совпадали в мыслях, не в поездах,
оказывались в одном городе дай-то бог, что раз в год,
не трахались даже ни разу, но я говорила всегда
подружкам, что я на нем,
как курт кобейн на рок-сцене, каждый раз умираю, вот-вот
брошу своего нынешнего да отправимся с ним вдвоем...
на самом-то деле мне ведь не нужен ни он, ни его спина,
согнутая сколиозом как чертово колесо,
я бы ее распрямила, будь я его жена,
поцелуями по каждому позвонку впитала бы всё,
ни волосы его летние - мед с чечевицей,
ни руки его в веснушках коричневых,
ни даже его пополудни два тридцать,
до которых спит в выходные обычно.
я вот сама в себе просто люблю его
явно и громко, ясно, отчетливо,
никогда не скрывала особенно. я люблю его
до последней морщинки на лбу, до черточки,
ничего лишнего.
ненавидела всех его женщин, такое есть.
но возблагодарю Всевышнего,
когда, наконец, на одной из них женится,
и молча напьюсь в их честь.
я думала, ты давно догадался, к кому все песни мои, все тексты,
почему у нас не бывает секса, почему каждый из нас не удался
как личность, как половинка целого, как оборванная на полуслове строка,
почему я неглубока, почему из всего неумелого
более прочего не случается откровенность.
я думала, знали все - соседи, друзья, продавщица в ларьке,
плывущие льдины в Фонтанке-реке,
и просто им не было дела совсем.
одна моя поэтесса обстоятельно говорила,
что я вот пишу про всякое, про любовь, к примеру,
но каждый из моих персонажей отчаянно одинок.
сверх всякой возможной меры
он любит того, уходящего, и ничего-то ему не мило,
все ждет, когда первый отчалит,
все взводит и взводит курок.
выстреливает потом, облачившись в "о, до свидания,
я буду ждать тебя, как пенелопа мужа",
и, знаешь, ни разу не врет.
я ведь тоже всегда любила. нет, не его - расстояния,
пересадок чертову дюжину,
которая меня когда-нибудь да убьет.
а мы с ним всегда совпадали в мыслях, не в поездах,
оказывались в одном городе дай-то бог, что раз в год,
не трахались даже ни разу, но я говорила всегда
подружкам, что я на нем,
как курт кобейн на рок-сцене, каждый раз умираю, вот-вот
брошу своего нынешнего да отправимся с ним вдвоем...
на самом-то деле мне ведь не нужен ни он, ни его спина,
согнутая сколиозом как чертово колесо,
я бы ее распрямила, будь я его жена,
поцелуями по каждому позвонку впитала бы всё,
ни волосы его летние - мед с чечевицей,
ни руки его в веснушках коричневых,
ни даже его пополудни два тридцать,
до которых спит в выходные обычно.
я вот сама в себе просто люблю его
явно и громко, ясно, отчетливо,
никогда не скрывала особенно. я люблю его
до последней морщинки на лбу, до черточки,
ничего лишнего.
ненавидела всех его женщин, такое есть.
но возблагодарю Всевышнего,
когда, наконец, на одной из них женится,
и молча напьюсь в их честь.