[рина ядова]

я не умею писать стихи.
я не люблю писать стихи.
я просто ненавижу их писать.
и это врядли можно назвать стихом.
но факт остается фактом.

читать.

там, где цветет
горький мед ядовитых акаций отчаяния,
в гамаке из снов
паутин серебристых наши души качались

наши души,
потом пропахшие и грязными ласками,
и без крыльев,
в преступной трясине завязшие

и на спинах
шрамы от веревок морем просоленных,
в городском кабаке
очарованных, обворованных

нам уже не согреться
в комнате сладким дымом смолистого опия пропитавшейся,
на паркете винил и царапины,
а на рваных обоях следы оставшиеся

в посиневшие губы
сигареты, до фильтра истлевшие
под кислотным дождем
промокшие, полупьяные, полунежные

их счастливая свадьба
до боли стандартна и пафосна,
а потом нам откусят головы
и запьют дорогим шампанским

там, где цветет
горький мед ядовитых акаций отчаяния,
в гамаке из снов
паутин серебристых наши души качались

а еще там были
ром и текила.

00:03 04.03.07


готова к конструктивной критике.

---

Ты сказала.....

[hipostasy]

Ты сказала - "Уходи! - Тратишь время зря!"

И больны слова твои, любимая моя....

Делать что ж? Жизнь творец, она же и судья!

И нет вины моей, что чуть моложе я!




"Зачем мы встретились с тобой!?" -

Немой упрек и скорбь.

Но разве есть моя вина, что спаяны судьбой?!

Нашли друг друга в темноте вселенской пустоты!

Обречены судьбой любить, любимая моя?!!




"Боюсь...." - Боишься ты любить,

Вот-вот не хватит сил...

Ну что могу я возразить? Сказать,

Что предан, что служу и вижу в этом долг?


Хочу любить весь белый свет, обнять его,

К себе привлечь?!

Что ждет меня? - Не знаю сам....

Успех, полет иль только срам?

И пораженье, крах мечты,

Осколки горькие в печи?




Я не поэт.... И - не судья! -

Не мне тебя судить!....

Ты - камертон моей души -

Тобою поверяю я

Свои мечтанья и дела -

Подумал что, что написал,

И что сказать хотел.....




Ты - очень многое дала!.....

А я?? - На "шею сел"??!

Сижу и ножками сучу

В комфорте и тепле.....

Чем отплатил и отплачу

За дар твоей души??! ...



И - с чем приду на Страшный суд

В конце сего пути?

Не знаю я.... Бессилен мозг

Мне дать ответ простой....

Но твердо знаю только я,

Что встретились с тобой.....

---

[beinahe pessimista]

***
Мне сбежать бы в Никуда
И исчезнуть в темноте,
Мне забыть бы час Суда
И не думать о судьбе.

Так устал я быть всегда,
Но прожить хотя бы час
И не помнить бы слова,
Что кричал суровый глас!

Я не видел губ судьи,
Но раздался резкий звук:
Оборвались в жизнь пути,
В голове остался стук.

И жестокий приговор
Облетел молчащий зал,
Опустил я грустный взор,
Со скамьи печальной встал.

Душу, сны поймали в сеть
И на вечность обрекли,
А для тела дали плеть,
Чтоб измучался в пути.

Бесконечность впереди
И мечта всего одна:
Мне спастись бы от судьбы
Там, где правит темнота…

***
Мне сломать бы стен оковы,
Разорвать бы потолок
И изъять из уст мне стоны,
Чтоб отдать их под залог.

И вернуть бы мне картину,
Что хранит ещё душа:
Бег волны, морскую спину
И шумящие слова.

Мне раскрасить бы в цвета
Атрибуты серой жизни
И уйдёт тогда зола,
Я использую все кисти!

И живой гуляет там
Побеждающий всё ветер,
И уносит тусклый хлам –
Мир от Солнца светел!..

… Но опять я заточён,
Мне оковы не сломать
И я людям всем смешон,
Что хочу свободным стать!

---

Средняя

[Геллко]

Я же не стану ходить по улице.
Нет, в самом деле, не стану ходить по улице и просить, чтобы со мной кто-то переспал.
Просить.
Сесть с протянутой рукой.
Или не рукой.
И просить.
Трахните меня, пожалуйста, молодой человек в дорогих очках. Нет, мне не нужны деньги, но если вдруг вам понравится и у нас что-то выйдет, разве плохо, что мы будем пить Бехеровку вместо портвейна?
Не проходите мимо, стильный парень в дизайнерски порванных ультрамариновых джинсах. Если просто на секундочку предположить, что такого секса, как со мной у вас еще ни с кем не было, и у вас проснуться ко мне самые высокие и чистые чувства, то нет ничего плохого в том, чтобы посещать вип-зоны любимых клубов и нюхать прямо из-под ди-джейской стойки.
Стой! Не уходи, мне придется встать и проследовать за тобой, куда бы ты не пошел. Стой! Я не могу отвести глаза от такой красоты. Если бывают волосы еще темнее, а загар еще шоколаднее, я всю жизнь стану ходить в спортивных штанах, комбинируя их со шпильками.
Послушай, в догги-стайле я так прогибаю спинку, что партнер сзади останавливается на секунду и даже забывает, зачем мы собрались на этом мероприятии. Он так хочет переспать со мной в этот момент, что напрочь забывает – мы уже полчаса как сношаемся.
И если тебя это восхитит, а тебя обязательно это восхитит – что плохого в том, если наша дочь будет самой высокооплачиваемой моделью в мире?
Их много.
Они проходят мимо.
Все мимо.
А потом один из всех подходит и предлагает познакомиться. А предполагает переспать.
И я сразу думаю: почему наиболее в себе уверенные – такие страшненькие? Не страшные, но сразу думается, глядя на них, что они не красавцы.
А потом как холодной водой из ведра: а если подобные подходят к подобным?
Перебираю список сексуальных партнеров.
Всего их было 15.
Двое очень страшных.
Трое красавцев.
Остальные такие.
Средние.
Черт.
У меня средний рост.
Средняя фигура.
Средняя длина волос.
Средний вес.
И внешность, стало быть, средняя.
Мой средний лимит секса исчерпан.
15 партнеров для средней девушки вполне достаточно.
Потому меня никто не хочет. Это как ореол. Аура. Злой рок.
Идет мимо красивый парень и думает: «Да ты же средненькая. Нет, я мог бы, но вижу, что ты не первой свежести. Значит тебе не особо и надо. Пойду осчастливлю другую средненькую»
Идет некрасивый. И я его не хочу. С ними еще сложнее. Они смотрят на меня и думают: «Только с такими мне спать и осталось. Вооон та длинноногая стервятина в зеленой шелковой рубашке меня и не заметит. Придется эту». Некрасивым тоже ведь хочется красивых.
А средние не думают ничего такого. Они видят «свое» и подходят с мыслью получить удовольствие.
А мой лимит исчерпан.
Красивые не хотят, некрасивых не хочу, а средние пугают тем, как я на них похожа.
Но я же хочу секса.
Я же живой человек. А живой – от слова животное. Или нет. Но секса все-равно хочу первостепенно.
И даже если лимит исчерпан.
Я все равно хочу.
Переборщу свой лимит и стану сама себя считать шлюхой.
Или нет.
Не знаю, пока не попробую.
Но не могу попробовать.
Я же не стану ходить по улице.
Нет, в самом деле, не стану ходить по улице и просить, чтобы со мной кто-то переспал.
Они проходят толпами. Проходят мимо.
Я, конечно, не сажусь с протянутой рукой. Или не рукой.
Хожу с улыбкой. Шучу. Улыбаюсь. И меня понемногу начинают хотеть. Трое-четверо. Средних.
И одного из них я перестаю бояться.
Нахожу в нем то одно, что ставит его выше.
И вот он уже не средний.
Красивый.
Красивый большими глазами.
Или желтой майкой.
Или голосом.
Но красивый.
И я хочу его. Только его.
Мне плевать на лимит, на загорелых парней, на случайные знакомства.
Я хочу его.
И пока он об этом не знает, а только догадывается, у нас все идеально. Когда он видит, что средняя девушка хочет его, среднего, он согласен на обоюдное удовольствие.
Но как только он видит, что для меня он не средний, а красивый – сразу все заканчивается.
Для него. Ему скучно. Я средняя. «Да ты же средненькая. Нет, я мог бы, но вижу, что ты не первой свежести. Значит тебе не особо и надо. Пойду осчастливлю другую средненькую».
И он становится призом.
Я изгибаюсь и пудрю лоб.
Я сижу на диете.
Я хожу с поднятой головой.
Я красивая, правда?
Да.
И мы трахаемся.
Ему нравится, конечно.
Но обоюдное удовольствие получено.
Больше ничего не нужно.
Я могла, конечно, потянуть время еще. Но он красивый, у него этих средненьких… он и так снизошел со мной потрахаться.
И я начинаю мнить себя одной из его гарема.
У него нет гарема. Но я ревную.
Страдаю.
У него нет гарема. Но он ведет себя так, будто бы он у него есть.
И я хожу за ним. Боготворю за то, что он мне это позволяет.
Он позволяет. Только я свято считаю его особенным. Без меня он пропадет.
И я хожу за ним. Боготворю за то, что он мне это позволяет.
Иногда мы занимаемся сексом. Это среднее между его «потрахаться» и моим «заняться любовью».
Любовь.
Это слово говорят только те, кто не любит по-настоящему.
Кто любит, тот никогда об этом не говорит. Потому что и так понятно. Потому что каждое его слово это подразумевает.
Поэтому когда мы рядом, мне невозможно заткнуть рот.
Вернее, возможно, и ему это нравится. Но потом я снова начинаю говорить.
Приходит время. И говорить начинает он.
Любовь.
Каждое слово, сказанное тем, кто тебя не любит это подразумевает.
Ему не обязательно говорить об этом – это вполне понятно.
Он говорит не много.
Я задаю вопросы и он отвечает.
Я провоцирую и он ведется.
Я бью его и он кричит.
Но ничего лишнего.
Можно молчать. Не обязательно говорить о том, что не любишь – это вполне понятно.
Я ухожу и он знает, что я вернусь.
Он уходит и знает, что я бегу следом.
Потому что мне это нравится.
Он делает это мне на благо. Разворачивается и уходит.
Потому что средний так не сделает. А средний мне не нужен. Это будет трагедией – узнать, что я люблю среднего. А он меня бережет.
Потом я понимаю, что он возвращается.
Что каждый раз я бегу за ним все дольше, и бежать мне все сложнее, но он все же возвращается.
И я понимаю, что однажды он сможет уйти.
Но пока он вряд ли это сделает.
И становится для меня обычным.
Две недели я не нахожу места. За это время он уходит все дальше и возвращается все неохотнее.
И ухожу я.
И он не пытается вернуть меня обратно. Совсем.
Мы расстались бы в любом случае. И оба это понимали.
Он не вернул меня. Тем самым оставшись выше.
Я не осталась брошенной. Тем самым уровняв наши самолюбия.
До одинакового, среднего уровня.
И теперь хоть ходи по улице.
Нет, в самом деле, ходить по улице и просить, чтобы со мной кто-то переспал.
Просить.
Сесть с протянутой рукой.
Или не рукой.
И просить.

---

Она

[Геллко]

Сегодня четверг.
А еще был вторник.
Остальных дней для меня не существует.
Понедельник – это «завтра вторник».
Среда – «завтра четверг».
Пятница – страх перед выходными.
Да, выходные есть.
Но не как дни.
Это ночи.
Страшные и черные.
Валяюсь в постели и никуда не хожу.
Выходные – семейный день.
Не могу смотреть на группки идиллий по скверикам.
Диван – моя камера пыток. Ложусь на него плакать.
Потому то он в углу.
Забиться в угол и плакать.
И спрятаться под одеяло.
Чтоб не видели.
Потому что объяснять – это хуже всего.
Потому что я не права.
А кто советует тому, кто не прав?
Разве что бросить свою идиотскую затею.
Будто бы я не бросила бы, если могла.
Больше всего я ненавижу твою дочь.
Ненависть тем больше, чем больше заглушаешь перед ней совесть.
Я желаю твоей дочери смерти.
И никакой не тихой, а очень даже мучительной.
Лучше всего – по вине твоей жены.
Раньше я тоже желала ей смерти, но такой вариант гораздо больше мне подходит.
Так ты не станешь страдать всю жизнь за той, которую и так никогда не любил.
Полюбишь уже после смерти. За компанию с дочкой.
А так – ты ее возненавидишь.
За мельчайшую оплошность, потянувшую за собой такую ах-ах трагедию.
Пусть делает маникюр и не заметит, как дочь опрокинет на себя кастрюлю с кипятком.
Меряет новую юбку, а дочь выпадет в окно.
- Как тебе моя юбка?
- Хорошо. А где Ася?
-…
И тебе будет сперва плохо, потом очень плохо, а потом пусто.
Вот эту пустоту и заполню я.
Буду рядом.
Утешать.
Восхищаться воспоминаниями – всем, что у тебя останется.
Жена будет приходить, плакать.
Зачахнет, как чахну я.
Ее диван тоже станет камерой пыток.
Но под одеялом она не спрячется. От себя.
А ты уже никогда не пустишь ее на порог.
И не будешь верить женщинам.
Ни одной, кроме меня.
Потому что я была с тобой раньше, чем все это произошло.
Конечно, придется пересмотреть эти все фотографии.
Как же много накопилось их всего за полтора года!
Слюнявое дитя заставило тебя сломать свою жизнь, жениться на этой кобыле, лишило возможности зарабатывать хорошие деньги; и после смерти не отпускает тебя, заставляет лить сопли. А ты с таким умилением гладишь эту глянцевую бумажку с изображением кудрявой куклы.
Она красивая.
Была.
В таких овечках и живет зло.
Вы воспитали бы ее без любви.
Ты не простил бы ей своей женитьбы. Не разрешал бы дружить с мальчиками. Пусть и у нее в личной жизни все будет не складно.
А она бы смотрела на мать.
И делала, как она.
Училась ждать своего мужчину до поздней ночи.
Игнорировать чужие запахи.
Смски по ночам.
Она не была бы счастлива.
Однажды разочаровавшись в мужчинах, стала бы искать того, кто заведомо с ней не будет. И встретила бы женатого.
Это все было бы лет эдак через двадцать.
Представляешь, при таком стечении обстоятельств это вполне мог бы быть мой муж.
Вот станет забавно, когда я узнаю, что любовница моего мужа – Ася с твоей фамилией.
Может быть, так и случилось бы.
Если бы она не умерла.
А так, мне терпеть всего ничего: пару лет. А там, дальше, мы будем вместе. Вместе и счастливы. Однажды ты проснешься еще до рассвета и поймешь, что счастлив ее смерти.
Сперва тебя охватит ужас, потом вина, а после – спокойствие.
Теперь мы будем вместе всегда. Ты же видишь, в горе и в радости, кто сможет еще тебя так понять.
Потом я проснусь.
Выходные.
Если много спать – время идет быстрее.
Первое – она жива.
Она пожирает краски моей жизни.
Иногда кажется, что тускнее уже некуда, но она жрет и жрет.
Она, конечно, умрет.
Только очень не скоро, и вряд ли я об этом узнаю.

---

[...Меланхолика...]

Чертовы глаза, вы всё не правильно видите.
Чертовы глаза, вы всё неправильно поняли.
Чертовы губы, вы сейчас его обидите.
Чертова дура, чертова дура, довольная?!

Пальчики номер набрать его не решаются,
На стенах зайчики, а в глазах капельки.
Слова чужие загладить вину твою стараются.
Что, Титаник, ты тонешь, или просто на мели?

Чертовы руки, вам неужели сложно так обнять?
Чертовы губы, что ж не сумели Тогда смолчать?!
Чертова ревность, как ты посмела нас разлучить?!
Чертова дура, ты не умеешь его любить...

---

[Rowana]

Небылица же мне приснится!
Желтоглаза ль моя жар - птица,
Коль глаза ее ярко - алы?
Коль на север летает быстро,
А обратно – так против ветра?
Собирает грибы и звезды,
Не в передник – в ладони просто,
И гнездится поближе к скалам?

Утро дремлет в ее подоле,
Да не то, что в осеннем поле,
И не то, что крылом по небу –
Даже вовсе другое утро.
Злое, доброе – мне ли ведать?
Лишь удерживать соль в ресницах,
Просыпаясь. Скажи, жар - птица,
Был ли я или все же не был?

---

[Случайный гвоздь]

Ой, куплю себе калину,
Сяду в новую машину,
Почешу к себе в село
С автоваза-Люблино.

Покатаюсь-попугаю
Деда Мишу, Бабу Галю
Пыль подняв, помчусь к закату -
Хорошо-то как, ребята!!!!!


(И ни слова о Рос...о)))))))

---

[Искренность]

Между нами не любовь –
Между нами только танец:
Взгляд, улыбка, мой румянец,
Растрепавшиеся пряди –
Только руки, только взгляды.
Музыку нашепчет ветер,
Полная луна – свидетель:
Мы не любим – мы танцуем,
Губ не жаля поцелуем.

Между нами не любовь –
Между нами только скрипка,
С белым котиком открытка,
Ленточки, легато, всхлипы,
Запах имбиря и липы,
Глинт, балкон, диванчик старый.
Знает верная гитара:
Мы не любим – мы играем:
Мы, играя, обнимаем.

Между нами не любовь –
Между нами летний ливень,
Люди прячутся пугливо,
Мы под зонтиком счастливы,
Вместе прыгаем по лужам –
Ты уже совсем простужен.
Не обняться – прикоснуться,
Рассмеяться и проснуться,
Ранним утром – свежий кофе,
Растерявшиеся ноты,
И ещё – твои цветочки.
Только не любовь. И точка.

---

Уходи

[Геллко]

Уходи.
Прямо сейчас и навсегда.
В таких вопросах максимализм неизбежен.
Потому именно сейчас и именно навсегда.
Потому как ты мне все еще нужен.
Но не таким, какой ты сейчас.
А таким, каким ты был в лучшие наши моменты вместе.
Каким я думала ты был в лучшие наши моменты вместе.
Когда я заглядывала в твое одиночество и ты мне это разрешал.
Когда я пыталась донести до себя свое одиночество и ты делал вид, что слушаешь.
Дай мне сказать.
Дай мне сказать.
Дай мне сказать!
Иногда ты давал говорить.
Не знаю, слушал ли.
Мне было не важно, слушаешь ли ты.
Мне было важно, что я говорю.
Теперь я точно знаю, что о тебе ничего не знала.
И не знаю.
Не узнаю никогда.
Все было моими домыслами.
И твоим одиночеством.
Потому как в одиночестве мы все одинаковы.
Иногда ты давал говорить.
Вряд ли ты слушал.
Вряд ли ты знал обо мне хоть что-то.
Скорее, это были твои домыслы.
Больше ничего нового не будет.
Шесть поз.
От трех до двадцати минут.
Каждую пятницу.
И если выклянчу – субботу.
Ты знаешь, чего я хочу.
Это все, что ты обо мне знаешь.
И то потому, что все, чего я хочу – это ты.
Ты, такой лунный, такой молчаливый в своем одиночестве.
Ты, любимый мной за то, что любишь другую.
Ты, такой красивый в своей грусти.
И ты слушаешь эту мою лапшу.
Самое странное, что я сама в нее начинаю верить.
Плакать за тобой.
Названивать.
Клянчить субботы.
Впусти меня к сее в постель еще завтра, пожалуйста.
Я буду делать все,ч то ты хочешь, а мне ничего не надо.
И ты слушаешь эту мою лапшу.
Самое странное, что я сама в нее начинаю верить.
Боготворю эту унижением полученную субботу, в которую, следуя своим обещаниям, никакого удовольствия не получаю.
И точно знаю, что стану просить и о следующей.
Но ты балуешь меня не часто.
Очень не часто.
Но балуешь.
Иначе я остыну.
Конечно, у меня ведь есть гордость.
Чувство собственного достоинства.
Но я тебя не виню.
Ты ведь одинок.
Ты не просил быть с тобой.
Нарушать твой покой.
Но позволяешь мне находиться рядом.
Какой же ты…
И здесь стоит остановиться, потому что я снова начинаю верить в эту чушь.
И я останавливаюсь.
Сперва раз.
Потом другой.
После корю себя, как можно было усомниться в твоей совершенности.
В твоем романтизме.
Тьху, какие гадкие слова цепляются.
И я останавляваюсь во второй раз.
Возвращаюсь.
Возвращаюсь.
Возвращаюсь.
Ты мне нужен.
Уходи.
Мне наскучило твое одиночество.
Я была рядом, пока меня забавляли все эти неразделенные чувства.
Глубокого фиолетового цвета.
Ты был мне нужен, пока мне нравилось играть в эти высокие словечки.
Прикоснуться к чужому и назвать это своим.
Хотя бы на немного. Ради этого можно и пострадать.
Называя неразделенными чувствами.
Уходи.
Если уйду я – вернусь снова.
Если уйдешь ты – не вернешься никогда.
Поэтому возвращалась я.
Уходи.
Ты не вернешься. Такой, душевный, нежный, вождел…
И снова стоп.
Уходи.
Прямо сейчас и навсегда.

---

[Всё Пиздато]

смейтесь,
смейтесь смехачи.
разбивались трюкачи,
разбивали трюкачи
жизнь на тысячи причин.
смейтесь,
смейтесь, бога ради
я пишу слова в тетради
я пишусь в себя тетради,
все оставив сзади.
смейтесь,
смейтесь, заливайтесь!
сначала смехом вылайтесь,
сначала смехом вылейтесь,
а потом и кайтесь.
смейтесь,
смейтесь, смехачи,
уж разбились трюкачи,
поменяли трюкачи
жизни на  ключи.

---

Готова к критике.

[_marina_]

Покрыты серыми туманами большие города

Погрязли в шуме множества машин и голосов.

Где отличить не можем пользу от вреда

Где путаем понятия, что секс, а что любовь.

 

Мы в этом шуме не способны разобрать

Слова, те, что всю жизнь хотим услышать!

Мы убегаем, но куда бежать?

Мы умираем, хотя очень надо выжить.

 

И утром в переполненном вагоне

Ты, так же как и каждый одинок.

Ты видишь суматоху на перроне

И слышишь топот сразу сотни ног.

 

И в этой сонной утренней толпе,

Такой угрюмой и немного злобной,

Проводишь параллель своей судьбе

И понимаешь, что живешь не полной.

 

И в тот момент, когда решишь все изменить,

Ты вдруг поймешь, что время убежало.

Что глупо и бессмысленно просить

У неба  свою жизнь начать сначала.

28.08.006

 

---

[Котенок.]

Доброго времени суток! Решила выложить сюда начало своего нового рассказа. Называется "Книга Судьбы". Жду нещадной критики того, что есть.

1789год, Франция, Пуарте.

Закрываешь глаза и слышишь собственное сердце. Изящный ритм, древний, как сама жизнь. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Удивительно, как, оказывается, невыразимо просто, и вместе с тем безмерно сложно - слушать сердце. Почему-то об этом нетрудно забыть. Мы бежим, мы боимся не успеть, вскакиваем на подножки, и бьющий в лицо ветер, словно осенние листья, уносит призрачные воспоминания о том, как легко было жить, когда могли мы остановиться и слушать. Слушать сердце…

-Неужели, все закончилось?-подумал Гассенд присаживаясь в кресло против огня. Он почти физически чувствовал как очищающее пламя безжалостно пожирало душу. Отпуская на свободу чувства он превратил все в пепел и в том терпком мареве возродился новым человеком - но есть ли будующее у того, у кого нет прошлого? Гассенд не знал,не хотел знать...
-Папа, папочка!-в залу с криком влетела семилетняя малышка Диас.
-Ах, это ты, мой ангел!-произнес Гассенд, растерянный неожиданным появлением дочери.-А Вы, мадам, почему еще не в кровати? Уже давно...
-Пап, а расскажи мне сказку!-звонким голосом перебила отца Диас.
-Ангел мой, почемы ты не попросила об этом Ксению?
-Она спит,-прошептала малышка и загадочно улыбнулась.
-Вот значит как! Ну что ж, птенчик, давай. Иди ко мне.
Малышка залезла к отцу на колени, поправила розовое платьице и, обняв его шею руками, прижалась к нему.
-Пап, а куда мама ушла?-малышка посмотрела на отца, он лишь опустил глаза и молчал.-Почему Ксюша сказала, что мы ее больше не увидим... Она на небе?Да?-прошептала Диас и, уткнувшись в рубашку Гассенда, тихо заплакала.
-Птенчик, ну что это за слезки? Ангел мой!-с укоризной произнес Гассенд и крепче обнял дочь.-Мама всегда будет с нами: с тобой, со мной, с Ксюшей. Ты знаешь, где она? Она здесь, в твоем сердце. А потому всегда слушай свое сердце, малыш.

И наступила тишина, изредка нарушаемая скрежетом оконных решеток под порывами средиземноморского ветра. Зала медленно погружалась в мрак и лишь в самом ее сердце продолжалась отчаяная борьба тепла и холода, тьмы и света...Наша жизнь похожа на калейдоскоп. Помнишь, в детстве? Картонная труба, закрытая с другой стороны матовым теклом. И как разочарованны мы бываем тогда, когда, разломав однажды игрушку, находим внутри только пригоршню цветных осколков и зеркала. И не перестаешь спрашивать себя: где то волшебное царство, которое было здесь совсем недавно? И безумно хочется поселится там...А если мечта сбылась? И ты нечаяно оказываешься внутри калеидоскопа. Теперь это - твоя новая жизнь, такая же яркая, непредсказуемая, восхитительно красивая, собранная из разноцветных стекляшек. Хрупкая. Фальшивая.
***
Только-только нарисовывался рассвет. Необычайно яркое прозрачно-голубое небо с еще видневшимися белыми комочками звезд отражалось со всею своей глубиной в маленьких капельках холодной росы. Туман над морем медленно таял, стирая границы земли, неба, обнажая кристальную серо-голубую воду. Сад медленно выходил из сумрака: Щебетание птиц становилось все громче, воздух наполнялся ароматом тропических цветов и фруктов, смешиваясь со свежей терпкостью средиземноморского утра. Наконец, первые лучики солнца пробежали по верхушкам деревьев, с легкостью проникли в самую глубь осветив нежно-зеленые листочки кустов чая и светлые локоны малышки Диас. Она сидела на земле перед могилой матери, аккуратно перебирая крупные холодные неживые камни, открывая путь к жизни робким росткам еще неизвестных растений.

---

про дождь и бессонницу

[вэнс]

У меня твоих крыльев нет.
Только шум дождя за окном.
Разменяла рубище лет
На секунды златым руном.

У меня твоих песен песнь -
Только голос далеким сном.
Разноглазые грусти - есть
Только шум дождя за окном.

Я сложила шелками свет
Белой стопкой в твоем шкафу.
У меня твоих крыльев нет,
Я вплела их в свою строфу.

Сколько узнанных лиц во сне,
Сколько рук, только все - не те,
Зачарованный узкий круг.
Незнакомый? Любимый? Друг?
Не в обиде, да в тесноте.
Сколько узнанных лиц во сне...
И ни одного - на мне.

@музыка: mindless self indulgence - straight to the video

---

[beinahe pessimista]

Гвоздики жизни
Вам гвоздики триколор
Всё расскажет обо мне
И цветов нестройный хор
Вам споёт пусть о судьбе.

Первый цвет покажет сказку
О счастливой стороне,
Он надел желтеющую маску –
Солнце плещется в луче.

И оранжевое в алом
Словно знак моих побед
Отразиться лишь началом
Обезумивших ста лет.

Третий кровью обагрит,
Пусть нальют вино в бокал
И Луна меня простит,
Что себе я вечно лгал.

Ну а лента стебли схватит,
Замолчит нестройный хор
И в кольце своих объятий
Изломает триколор.

Лист
Лист по воздуху летит
Никуда-то, просто так,
Заржавелый старый щит,
Как оборванный бедняк.

Хоть долго дереву служил,
Ловил ему он свет всегда
И воду лишнюю не пил
После летнего дождя.

Но вот настали холода
И лист с протянутой рукой,
Древом брошенный слуга,
Бродит по миру, святой!

Сверху - небо человека,
Снизу – голая земля,
Что же делать? – нет ответа,
Втопчет в грязь его нога.

И подошвою по телу,
Смерть под цифрой «42»,
Чересчур уж слишком смело
Люди топчут облака!

---

Так просто

[Геллко]

Это для них «просто заняться сексом».
Для нас же это совсем не просто.
Чего хотят они – понятно.
Чего хотим мы – неясно. Им неясно. Нам тоже не особо.
А чего хочу лично я?
Когда сижу с ним в этом тихом дворике. И пью пиво.
Для него это «просто заняться сексом».
Для меня все не так просто.
Каждое утро – пробежка с кульком на пузе.
В душе бритва царапает подмышки. Как же больно ходить потом в топике!
Юбка. Каблуки.
Но для него это просто.
Просто «девушка ничего так».
Ничего так.
Две диеты в месяц.
Полчаса в день у стенки от сутулости.
Весь день на цыпочках из-за шпилек.
«Девушка ничего так».
Я боюсь быть красивой.
Я ведь только его хочу.
Хочу перепихнуться. Банально. И все.
Попробуйте подойти на улице к мужчине и предложить перепихнуться.
Попробуйте написать знакомому в аську.
Попробуйте сказать парню, который за вами ухаживает.
Результат один.
Они привыкли – секс иногда происходит. Просто потому, что они мужчины. Всегда можно проявить инициативу и напор. Это для них «просто заняться сексом».
Для меня – не просто.
Я хочу его.
Конечно, сперва я пообещала, что меня будет добиваться он.
А я не дам. Повода. Думать, что дам.
Пусть переживает, волнуется.
В результате:
Встречу предложила я.
Пиво предложила я.
Тихий дворик предложила я.
Я хочу его.
И это так не просто.
Это же нельзя, говорить «Давай перепихнемся».
О чем она думает?
Чего она хочет?
Или что этот момент происходит в их голове?
И он сидит, рассказывает о работе, о планах на жизнь, бывших девушках.
Я ревную.
В планах ведь он уже мой любовник.
Мой.
А он рассказывает об автомобилях, блокбастерах.
Секс и так произойдет – он в этом не сомневается. Не со мной, так с другой. Он много кого хочет – выбор есть.
А я хочу только его.
Прошу еще пива.
Вернее, прошу: «Пожалуйста, побудь со мной, не уходи. Я ждала этой встречи две недели. Бегала к телефону. Придумывала, что скажу.
Впускала тебя в фантазии.
Не уходи, посиди со мной, посиди столько, сколько тебе нужно для четкого решения меня поиметь!»
Но я это только подразумеваю, когда прошу еще пива.
Потом, если вдруг между нами произойдет секс, то он будет думать, что секлал это сам.
И что это очень просто.
И я пью это пиво, которое ненавижу.
Слушаю его глупости.
Как бы мне хотелось занять его язык более приятным занятием.
И я подсаживаюсь ближе.
Мерзну.
Мне жарко от большого количества пива.
Приходится терпеть его курточку.
Идиот.
Снова мерзну.
Конечно, кто будет меня обнимать.
Клонит в сон.
Да я бы три ночи оттанцевала в клубе.
Но как тогда я положу голову ему на плечо?
Чтобы это не выглядело как «Давай перепихнемся».
Мои губы уже совсем рядом.
Я чувствую его ток.
Это истома.
Сладость.
С агрессией.
Это чувствуешь.
Когда тебя хотят по-настоящему впервые – это чувствуешь кожей.
Секунду.
И сразу вниз.
Больно.
Никакого поцелуя.
Да-да, конечно, о клубах слушать гораздо интереснее.
Он едет домой и думает: «Какой я отличный охотник. Сегодня почти ее поцеловал».
Это для него просто.
Ничего не делает, а поцелуй почти получается сам собой.
Потому как я устала, потому как холодно, потому как вокруг по странному стечению обстоятельств нет людей.
Как же все просто!
Ничего.
От первого поцелуя до секса я на нем отыграюсь.
Первый поцелуй происходит через две недели.
Первый секс происходит через две недели.
До этого мне было и холодно, и жарко.
Сломанный каблук.
Ссора с родителями.
Сердечный приступ.
Просто так получается само собой, когда мужчина хочет девушку.
Иногда мне кажется, что я получаю удовольствие от творения этого «само собой».
Разве что не могу похвастаться тем, что это так просто.
Я его хочу.
И получаю.
Он меня хочет.
И получает.
После уходит.
Он не сволочь.
Мы всего лишь занялись сексом.
Это было так просто.

---

[Фрикс]

Ночное стихотворение.)


Шорох шёлковых перчаток...
Слышишь?..
Это нить луны так тонко
Серебро плела меж пальцев...
Каждый шаг и вздох струною
мёдной
Проливался в ночь.

Веришь?..
Мне на миг казалось, словно
лёгкие, как крылья, нотки...
Ритм серебра в них алый,
Песня - нитями меж перьев
ткалась
Сон твой превозмочь.

Растекалась по ладони
Капля,
Хрусталинкой чистой
Шёпот губ она впитала, шёлк ресниц,
По дрожи пальцев след серебряный смывая,
Оплетёный кокон влажным,
Чистым солнцем заслоняя,
Топит струны, медь и ритм...

Я в ладони твои мягко
соберу...
Отдам, сокрою мой янтарь - живое солнце
На губах пусть остаётся
Ткать тепло твоей улыбки,
Шёлком
Растворяться сну...

...Слышишь шорох? То в перчатках
Лунный луч ресниц коснулся...
Он серебряной улыбкой
Сны твои хранил. Так чутко...
Веришь?..

---

Машины

[Геллко]

Девочки любят машины
У принципов тоже есть своя цена.
У всего есть своя цена. И если это не деньги, то это услуги.
Это не плохо. Это нормально. Иначе как мы узнаем, что дороже, а что дешевле?
Что первостепенно, а что второсортно.

Иногда мне кажется, что я себя оправдываю.
Иногда у меня это получается.

Сегодня я в вишневых сапогах и джинсовой юбке.
Алая куртка.
Безвкусно, зато бросается в глаза.

Я не знаю, почему у меня не получается нормальная прическа.
То есть, ненормальная.
Волосы просто свисают вниз очень даже целомудренно.
Как их не начесывай.
С хвостиком я похожа на школьницу.
Но не на ту школьницу с порносайтов.
На обычную.
Только будто бы прыщи мне убрали в фотошопе.
И то не все.

Каблуки проваливаются в песок.
Можно перейти на ту сторону улицы. Там и машин больше. Но та дорога не ведет к пустырю. А мне нужно туда.
Не пешком, конечно. На машине.

Рано или поздно приходит время, когда ты задумываешься: «А что будет, если…»
Неееет.
Ну если просто предположить.
Да.
Всего лишь предположить, что я бы может быть когда-нибудь, воплотила эту фантазию в жизнь?
Нет, конечно, я никогда этого не сделаю.
Но если бы у меня не было чести, совести, родителей и страха подцепить ВИЧ, я непременно попробовала бы.
Непременно.
Но только при таких условиях.
Тогда, конечно, непременно.

Я шла вдоль дороги в надежде подхватить 101ю маршрутку между остановками.
На широких бедрах юбка подскочила. С сапогами смотрелось вызывающе.
Подъехал автомобиль.
Подвезти?
В его глазах была та самая похоть.
Как будто бы он смотрел не на меня, а на порнокартинку.
Он уже видел меня без этой юбки. У себя на коленях.
Нет, спасибо.
Еще один.
А потом сразу трое.
И с каждой машиной возбуждаюсь все больше.
Представляю, как и кто будет меня иметь.
Жестоко, конечно, властно.
Это же его авто. Он делает в нем все, что захочет.
Или они. Что еще лучше.

Домой я не прихожу. Прибегаю.
Стягиваю сапожки, мою руки. Я точно знаю, зачем мою руки перед тем, как лечь в постель.
Особенно правую и особенно средний палец.

Все равно возбуждение немного спадает за это время.
Еще мокро, но уже не горячо.

Не снимая юбки, я запрыгиваю под одеяло и вспоминаю их всех по порядку. Только уже с продолжением.
Больше, больше.
Сильнее.
Я сажусь в машину к трем черненьким парням, они везут меня на пустырь, звонят друзьям: «Такую сучку сняли», приезжают еще две, нет, три машины. Меня возбуждает их количество, их агрессия.
Когда один из пяти, трахающих меня одновременно, хватает меня за шею и начинает душить, я кончаю.
Засыпа почти сразу, как только эпицентр оргазма перестает интенсивно, даже болезненно пульсировать.
Впервые за три месяца я спокойно засыпаю.
Без лишних мыслей.
Без мигреней.
Сладко.
Это и называется – спать сладко.
Без оргазма перед сном невозможно.
Хочешь спать сладко – представь, как тебя жестко поимели.

Так проходило время.
Каждую ночь мне необходимо увеличивать дозу.
Сперва на чуть-чуть.
На одно резкое слово, на один удар больше.
После – больше людей.
Злее, жестче, грязнее, уродливее.
Они приезжают на пустырь с палками. Дубинками. Ножами.
Собаками.

Приходит время, когда ты задумываешься: «А что будет, если…»
Неееет.
Ну если просто предположить.
Да.
Всего лишь предположить, что я бы может быть когда-нибудь, воплотила эту фантазию в жизнь?
Нет, конечно, я никогда этого не сделаю.
Но если бы у меня не было чести, совести, родителей и страха подцепить ВИЧ, я непременно попробовала бы.
Непременно.
Но только при таких условиях.
Тогда, конечно, непременно.
Конечно, тогда мне не нужно было бы придумывать новые детали.
Тогда мне хватило бы даже одного милого парня на машине.
Если бы вдруг.

И вот однажды я не кончаю.
Не помогают грязные хачи, удары ремнем по спине, вытирание моим лицом замызганных шин автомобиля.
Не помогают слова «проблядушка, швалище, ебанатка».
Не помогает ничего.
И я уже знаю: когда пройдет возбуждение, меня накроет гнетущее чувство вины. За то, что использую таки слова. Что думаю о сексе с толпой уродов. Со всеми извращениями, которые только взбредут им в голову.

Снова вспоминаю про милого парня на шкоде. С открытым лицом.
Милого.
Опрятного.
Немного полноватого и румяного.

Он хотел со мной переспать, да.
Но не отыметь.
Не трахнуть.
Не выебать.
Просто переспать.
Заняться сексом, если угодно.

И просто ради интереса я одеваю ту самую юбку и сапожки.
Иду по той же дороге. В то же время.
Сигналят.
Сигналят.
Сигналят.
Тормозят.
Вас подвезти?
Убегаю.

Долго плачу в душе.
Как я могла даже подумать?
Засыпаю от слез.
Просыпаюсь каждые два часа от мигрени.

Не мастурбирую три недели.
Четыре.
Пять.

Иду в сапожках и юбке.
В других сапожках и другой юбке.
Теперь меня просто подвозят.
Трахаюсь я аж через три недели.
Хотя выхожу едва ли не каждый день.
Он – ничем не примечательный мужчина лет 35. Жена. На Жигулях.
Потом был Опель. Потом Мазда.
Дальше не помню.
Шкоды ни разу не было. А полноватые румяные – были.
Летом босоножки.
Это хуже сапог, зато без трусиков не мерзну.
Кто-то предлагает деньги.
Кто-то хочет поучить жизни. Уже после перепиха.
Кто-то просит телефончик.
Но никто не сомневается в том, чего мне от него нужно, когда я сажусь в машину.
Я научилась так смотреть.
Как будто бы только его и ждала.
Как будто бы смотрю не на него, а на порнокартинку.
И представляю себя у него на коленях.
Иду в сторону пустырей.
Чтобы страшнее.
И они сами тормозят. Там, где нет людей.
Где никто не видит в них мужей, отцов, начальников.
Иногда мы встречаемся и во второй раз.
И в третий.
И чаще.
Они сигналят и едут мимо.
Секс был хорош, но редко кто останавливается вторично.
Я понимаю.
Мне ли не знать, как может угнетать чувство вины.
И я снова сплю по ночам.
Не знаю, крепко ли.
Но точно сладко.
И так еще несколько счастливых месяцев. До середины весны. До апреля.

Сегодня я в вишневых сапогах и джинсовой юбке.
Алая куртка.
Безвкусно, зато бросается в глаза.
В два раза больше помады.
В два раза больше теней.
Туши.
Юбка короче в два раза.
Хожу долго.
Не сажусь ни к кому.
Сегодня я рассчитываю на двойную добычу.
Вчера ни одно воспоминание о предыдущих приключениях не спасло от мигрени и бессонницы.
Подожди, подожди немного, бедная моя голова.
Нужно просто увеличить дозу.
Пульсирующая боль закончится, и вот тогда мы с тобой уснем.
Сладко.

---

[...]

[Чаи]

Сидишь ты себе в луже преспокойненько,
Тепло тебе и сверху греет солнышко,
Воробушки вокруг тебя всё прыгают,
Да кормит голубей дедок на лавочке.
Вот так сидишь, и ни о чём не думаешь.
Хотя все говорят, что не бывает так,
Чтоб ни о чём не думать, сидя в лужице.
А ты плевать хотел на размышления.
Такое вдруг находит настроение,
Меланхоличное, пустое и невзрачное.
Совсем неинтересное, обычное.
Такое серенькое и дурацкое.
Встаёшь из солнышком нагретой лужицы,
А задней части холодно, ведь ветрено.
Но ты уже плевал на размышления
И даже не подумал, что простудишься.
Теперь идёшь в неясном направлении.
Какая разница, куда и для чего идёшь?
Ведь солнышко всё греет твой затылочек
И мысли улетели, как воробушки.
Ты всё молчишь, а вот друзья не унимаются -
Мол, что ты делал в среду позапрошлую?
Какая разница, будь то среда иль пятница,
Ты ведь не знаешь даже день сегодняшний.
Так и живёшь, из мысли в мысль одинокую.
И скучно, и не помнишь, что же хочется.
Так как на самом деле вообще не хочется.
И ты опять садишься в лужу преспокойненько.
Только теперь она уже остывшая.
И вечереет, больше нету солнышка.

23.07.07

чисто настроенческое, конечно, но... это хоть чем-то интересно? любопытствую вот..

---

Время назад

[Геллко]

Огуречный запах пота.
Привыкшими к темноте глазами я разглядываю забитые поры на его лице.
Прыщик под бровью.
«Вавка» в углу губы.
В такие моменты я его ненавижу.
Стонать получается уже механически. Сложнее менять ритм, темп, звуки. Но это все навык. Сами стоны получаются весьма убедительными.
Он закусывает треснутую губу, выгибается буквой «С», отвернутой от меня, закатывает глаза.
Нет, не могу это видеть.
Время назад.
Терпеть не могу прелюдию. Анонс. Трахаться мы будем так же скучно, как я сейчас кручу твой сосок, зайка. Так же бесполезно, как я глажу тебя по животу. Так же противно, как облизываю тебя за ухом. Так же, как и всегда.
Я сама виновата. Закатываю глаза на этой предвариловке, потому и голосовой театр приходится устраивать во время самого действия.
Нет.
Время назад.
«Сделай мне кофе».
Я делаю ему кофе.
О нет, это слишком далеко. Теперь он будет играть в «Need for Speed». А я стану приставать. Нет, я не хочу его. Но еще меньше я хочу делить его с этим управляемым телевизором.
И я красиво прогибаю спинку. Растопыриваю пальчики на ногах.
На мне не стринги.
Я уже не брею ноги каждый день.
Но мужчины меня хотят. На улице, в транспорте, на работе. Каждый день.
Ты меня хочешь?
Ты меня хочешь?!
Ты меня хочешь?!!
Когда у нас был первый секс, я сидела вот за этим же креслом перед компьютером, а он облизывал мне пальцы на ногах. И больше никогда потом. А я больше никогда не брила ноги в его ванной непосредственно перед сексом. Его бритвой. Он не знает. Тсс.
Когда его палец наконец оказывается во мне, я смотрю на часы.
43 минуты он гонял машинки. А после секса уснет, сославшись на усталость, мол, работа.
Поворачивает меня спиной.
Черт, опять.
Нет, это моя любимая поза. В ней можно хотя бы выражение лица не подбирать, что отвлекает от стонов. В ней я бью его задницей в живот, надеясь, что ему хоть немного больно.
Я люблю его.
И я сама просила его шлепать меня в этой позе, но не так же часто, не так по одному месту, не так чудовищно не в ритм. Я же стону, подстраиваясь под твой член, неужели ты не можешь и для меня постараться?
Время назад.
Я снизу. Он сверху. Католическая поза. Название и способность дать отдохнуть спине: вот все, что меня в ней привлекает.
Внутри хрустит какая-то косточка. Двигаю тазом, и он повторяет за мной.
Идиот.
Я люблю его.
Мне не больно. Но неприятно. Скорее потому, что я не знаю что это за косточка, и почему она хрустит. И думать об этом – последнее, что я хочу во время секса. Меньше знаешь, крепче…
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Зачем он сюсюкает?
Лучше бы уж пихал, как раньше, мою голову вниз – как в американских молодежных комедиях.
Или просто тыкал эту гадость мне в рот.
Эту гадость я тоже люблю, вместе с ним.
Или даже нормально сказал «Отсоси мне».
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Корчу недовольную гримасу. В его глазах читается мольба, обещание сделать все, что угодно.
Дура, надо было брать, когда это были не просто обещания.
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Черт.
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Они не могут без минета. Для них это не секс без минета.
Еще раз.
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Точно.
Обреченно вздыхаю.
Потом прочитаю у очередного психолога, что от таких вздохов и уходят мужья к любовнцам. Пока он мне не муж, я, пожалуй, повздыхаю.
«Делай так», - как?
Я импровизирую, не запоминаю. Вся в своих мыслях.
А по-другому – плохо?
Начинаю комплексовать.
Безотказный вариант – глубокое погружение. Ему это нравится. Я долго не выдерживаю. Сдерживаю рвоту. Он закрывает глаза. Типа ничего не видит, ага.
Очень устает левая рука, на которую я опираюсь. А обопрись я на правую, левой не смогу помощь ему, а скорее себе. Как по мне, пусть это быстрее закончится.
А что плохого в том, чтобы любимому человеку поскорее было приятно?
Ловлю себя на мысли, что уже минут пять думаю о шефе. А вдруг не зря он хвалил меня за статью. А вдруг… Закрываю глаза. Представила Его. Даже член показался толще.
Нет.
Нет.
Нет.
Служебные романы – табу.
Хотя какая связь между романом и минетом?
Переворачивает.
Теперь я на животе. Моя задача – выгнуться так, чтобы ничего не выпало.
Сдержать при этом судорогу, которая, сука, хватает каждый раз за правую ногу.
Потому как судорогу мою он заботливо переждет, а потом начнет с самого-самого начала.
Брр.
Кричу.
Горло болит. Кричу уже одинаково. Назло ему – почему так долго?
Время назад.
На боку.
Время назад.
Я сверху.
Время назад.
Сзади.
Время назад.
Я на спине.
Время назад.
«Возьми его в ротик».
Время назад.
Я на животе.
На все четыре стороны.
Вверху, внизу, на животе и на спине.
И еще «Возьми его в ротик».
Я люблю его.
Он лучший мой любовник.
Он главный мой мужчина.
И прочие красивые слова.
Но раз я умею возвращать время, почему я не могу позволить себе то, о чем так много раз мечтала перед тем, как он сладенько застонет, и брызнет на меня липкой штуковиной?
Один всего разочек.
Я верну время сразу же.
И никогда, никогда больше не стану симулировать.
Думать о шефе.
Торопить события.
Вздыхать.
Полюблю его сюсюканья.
Буду сверху чаще раза в две недели и дольше трех минут.
Обещаю.
Но один разочек!
Время назад.
«Сделай мне кофе».
Я иду на кухню и возвращаюсь не с одной только чашкой. Но он об этом не знает.
Эти минуты мучительны для меня. Их будет ровно 43, я знаю.
Пальцы.
Дальше так.
И так.
Беру, терплю, меняю, закатываю, закусываю.
Когда он постанывает вот так, я уже не уверена. Ни в чем.
Кроме того, что люблю его.
Три секунды.
Целует в лоб.
Натянутая улыбка.
Не дать ему выйти. Не дать ему выйти.
Вынимаю из-под подушки нож для резки хлеба.
Раз.
Два.
Три.
Это его глаз противно брызгает мне на шею.
Четыре.
Здесь, наверное, была сонная артерия.
Как много.
Пять.
Сложно.
Но я вхожу в раж. Как во время первого секса с ним.
После того, как он облизал мои пальчики.
Он брыкается слишком поздно.
Не ожидал.
Фух. Хорошо.
Я люблю его.
Потому время назад.
Время назад.
Эй!
Время назад!
Время назад!!!
ВРЕМЯ НАЗАД!!!


Вы правы, у меня не получилось.
Предсказывать будущее, летать над землей и возвращать время – это все чудеса, природе не характерные.
На чудеса способен лишь тот, у кого есть любимый человек.
А у меня нет теперь любимого человека.