Стрелы...

[sveetangel24]

Натянув тетиву под названием «ЛЮБОВЬ»
Огненные стрелы летят в скупые сердца
И горячие чувства по венам бегут несмело,

Медленно тают осколки зеркального льда.

С губ слетают сонеты маэстро Шекспира,

Бархатный тембр придает им особые краски;
Дарит ЛЮБОВЬ каждой эпохе кумира,
Заставляя людей верить в добрые сказки.

Натянув тетиву под названием «ЛОЖЬ»
Ядовитые стрелы нашли себе новые цели,
Выбирая в мишени богатых вельмож,
Формируют из них обманов модели.

Натянув тетиву под названием "СМЕРТЬ",
Стрелы вечности ставят точки во всех трактатах.
Засыпают навеки ЛЮБОВЬ и ЛОЖЬ
В холодных объятиях черного брата...

Есть у Времени стрелы на каждый день,
И для каждого случая есть свое назначение
Есть стрела под названием дикая ЛЕНЬ
И стрела что приносит всегда утешение.

---

Ночные танцы

[Лис Аверс]

А он опять ушёл танцевать на крышах. А я остался - холодно, ночь и дождь...
Он снова плюёт на то, что почти не слышит, почти не видит, еле-еле живёт.

Ночные танцы - это уже наркотик. Ночные танцы - нечто сродни клейму.
Ночные танцы на крышах не для спокойных, а те, кто их танцует, скоро умрут.

А крыши тёмные, скользкие, не для хилых, но он не видит их ледяных клыков,
Но он им верит, как верят в юности миру, не чувствуя на запястьях его оков.
А он опять уходит - и вновь по кругу.
Я часто прихожу туда и смотрю,
Как он, завязав глаза и раскинув руки, танцует пламя на самом-самом краю,
Как он смеётся, прыгая через бездну, туда-обратно, лёгкий и чуть шальной,
Как он мурлычет что-то слегка скабрезное, как он вальсирует с Ночью и с Тишиной,
Как чёрным тигром тихо скользит Безумие, вот оно, рядом, чуть не в затылок дышит,
Как он его обнимает...

Проснуться в сумерках.
А он... опять ушёл танцевать на крышах.

---

Однажды весной

[Граф Энтропия]

Сегодня, как и вчера, ты куришь под чьим-то окном
И чуда безмолвного ждешь так долго, что кажется сном

Твоя неземная любовь, прошедшая очень давно.
Ты знаешь, что скоро пойдешь и включишь немое кино.

Так просто молчать в тишине, когда на экране - мечты
Хотяб на минутку заполнят колодец твоей пустоты.

Но даже в пустой тишине ты помнишь, как двигался лед,
И все, что осталось - дождаться, когда твой механик уснет.

Тогда ты уйдешь навсегда сквозь тени забытого сна,
Туда, где в приветствии птиц рождается снова весна

И дождь позовет за собой, стуча о своем за окном.
Тогда ты войдешь в эту дверь, которая кажется сном.

@темы: Стихи

---

Время

[MoonShadovv]

Ночь в стёкла стучит ко мне лунным лучом,
Время на тонкие нити распалось,
Окутав пространство таинственным сном,
Чувства реальности мне не осталось.

Со стуком дождя наступает рассвет.
Утро с опаской глаза открывает.
Проникнув сквозь занавес, солнечный свет
Тени из мыслей моих выгоняет.

А полдень встречает улыбки теплом,
Хрупкими каплями сыплются льдинки,
Развеяв пространства таинственный сон.
Больше не падают с неба снежинки.

Алыми всплесками вечер горит,
С миром по-дружески мягко прощаясь.
Кто-то под рыжими тучами спит,
Пленником в вечности снов оставаясь.

Замерли стрелки настенных часов,
Звёздным сиянием сыплются строчки.
Новые волны таинственных снов,
Всё повторяется в бархате ночи.

---

На встречу с неведомым

[|Иона|]

Каждое слово бросается к Вам как самоубийца в окно.
Знакомый порядок трещит по швам, вращается веретено.
Колю себе палец – неужто игра? Зачем же никак не усну?
Лишь только устало закрою глаза – как снова иду по дну…
И там надо мною проносятся днища Ваших лихих кораблей,
Где остро-холодный на палубах свищет седой и древний Борей.
И полон теней и сокровищ их трюм, и странно проложен маршрут…
Я чувствую как вы печально-угрюм, как Ваши минуты бегут…
Уже не ребенок, еще не невеста, стремлюсь я за кораблями –
И мыслям во мне становится тесно, и чувства бурлят словами…
И каждой тайной, другу поведанной, как парашютист к земле,
Бросаемся мы на встречу с неведомым, вскрывая что-то в себе…

---

Мёртвый город

[Джезебел Морган]

Предупрждение: ну очень мрачно

Как густыми чернилами город затоплен смогом,
Ветер, густой и колючий, пеплом першит в горле.
Как найти мне того, кто сквозь тьму укажет дорогу?
Как смогу я узнать, что приключится вскоре?

В холоде улиц бездушных, в свете фонарном
Тлеют остатки надежды, вера сгнивает.
Горький туман над крышами кажется странным,
Издали эхо приносит отзвуки лая.

Кажется очень беспечным смех беспричинный.
Я прошу вас, ответьте, правда, что я безумна?!
Смерть не обманешь полуфальшивой личиной,
Страх, как бесстрашие, извечно был наказуем.

Слёзы усталые тихим огнём жгут сердце -
Я одинока в ужасном городе смерти.
2 - 3.06.2009

@темы: Стихи

---

Картиночка

[Anaitel]

Название: Картиночка
Автор:  Anaitel
Жанр: виньетка.
Возрастные ограничения: PG-13
От автора: критику прошу аргументировать.



Тонкий летящий узор — пена кружев, не рисунок — картинка. Тонкая шелковая паутинка. Творение мастера — мастера-иллюзиониста, мастера-сказочника, мастера-волшебника. Прекрасное переплетение стально-резких, лилово-свежих и багряно-пряных линий. Легкие лучики разбегающегося нежного золота — солнышко, заключенные в искусство. Разливы бронзы на небесно-голубых росчерках, мазки пьяной майской сирени. Картинка. Картинка-игрушечка. Картинка-прелесть. Картинка-сладость. Как шоколадка. Сладкая-сладкая. Но не тает от пристального горячего взгляда. Ею можно любоваться. Можно смотреть днем, играясь красками и переливами, контрастами, чопорно подставляя прелесть-сказку под игривые прямые лучики или пряча в легкую перистую тень. Можно ночью, при свете единственной маленькой свечечки, изумленно рассматривая изменчивую осколочность, восхитительную несовершенность. Тихо-тихо, чтоб никого не разбудить. Тсс... Можно в сумерках, пристально вглядываясь в призрачный, исчезающе-щемяще-прекрасный узор. Можно с первыми проблесками рассвета, подставляя утреннему свету переливы тонко-зовущих багрянца и пурпура. Можно... Все можно. Совершенный, восхитительный... Восхитительный, совершенный... Прекрасный...
И эта прелесть — на нежной молодости. Это татуировочка. Татуировочка-игрушечка. Татуировочка-сказочка. Татуировочка-прелесть. Она покрывает ласковый изгиб скул, уходя от нежного височка, от уголочка глаза, через розовую щечку к маленьким пухленьким губкам. Личико красивое, чистое. Ласково-мраморно-белое. Обворожительное. Личико-прелесть. Личико-сказка. Такое личико не у всякой королевы есть. Гладкое. Ни одной складочки. Ни одной морщиночки. Ни одного изъянчика. Даже маленького-маленького. Даже крохотного-крохотного. Бархатное личико-идеал.
И картинка. Картинка, выполненная мастером-сказочником.
Ну и что, что татуировка на лице — это больно. Красная-красная кровь смоется. Большие мерзенькие синячки и припухлости сойдут – все пройдет.
И можно будет снять ненужный уже ошейник.
Ну и что, что эта красная-красная кровь застыла вечными несмывающимися узами позорной памяти? Памяти-сволочи. Памяти-яда. Памяти-осколка. Осколка бесполезного ненужного прошлого.
Ну и что, что прекрасное точеное личико – хорошо поставленная игра? Игра на выживание, вбитая в мягко-манящие черты опытным дрессировщиком домашнего скота.
Ну и что, что ты уже лишь кукла? Прекрасно-восхитительно-совершенная. Бездушно-фарфоровая кукла-огрызок.
Ну и что, что татуировка на лице — это страх? Это ужас. Это кошмар. Это бессилие-обреченность-безнадежность.
Ну и что, что татуировка на лице – это новая жизнь? Это новый приторно-чудовищно-страшный сон. Это буро-стальные безликие прикосновения тысяч и тысяч палачей-мучителей, сладко-приторных холеных режущих рук.
Ну и что, что в этом мире у рабов нет клейма, нет шиповано-кожано-золотого ошейника? Кто же сказал, что раба нужно клеймить? Нет, не нужно. Его можно разрисовать... вот таким "совершенством". Прекрасной мерзостью.

@настроение: как раз в тему

@темы: Рассказ

---

Про маму

[YUSA RYO]

рассказ правдивый. так на самом деле происходит. про лис и охотников. спасибо.


- Мама, мама!
Денек выдался прекрасный. Лучи солнца пробивались сквозь густую листву деревьев. Наверху кричали птицы. Массивные коричневые толпы деревьев пропадали где-то в вышине. Поднимешь голову, а крон не видно. Так ярко светит солнце и так ослепительно небо, что глазам больно. А в воздухе этот неописуемый аромат травы, моха, леса. Приятная влага и редкий шелест.
- Мама!
Лисица обернулась и посмотрела на темный провал своей норы. Затем она быстро вдохнула знакомый запах и нырнула в дом. К детям.
- Мама!
Лисица упала на бок и зажмурилась от удовольствия. Она была голодна, знала что молока не хватит, но как же она была счастлива. Два теплых комочка толкались перед ней. Они испуганно пищали, но потом притихли и стали сосать молоко. Лисица положила голову на лапы и опустила уши. Теперь она могла не волноваться. Они здесь. Они с ней. Вот тут, рядом.
Снаружи что-то прошелестело. Лисица резко вскинула мордочку и принюхалась. Ничего. Может быть, еж пробежал? Мать посмотрела на своих детей, склонив голову на бок немного строго, но с любовью.
В животе чувствовалась пустота. Лисица недовольно заворочалась. Затем приподнялась и, лизнув каждого лисенка, начала вылезать из норы. Лес снова встретил ее ослепительным светом. Лисица постояла немного в задумчивости, еще раз обернулась на нору и убежала.
Было невыносимо жарко. Лисица тяжело дышала и бежала все медленней. Солнце в зените. Лисица высунула язык, чувствуя как сохнет слюна у нее во рту. Лапы уже не бесшумно двигались по траве. Лисица выбежала на тропу, но стало еще хуже. Нагретая земля обжигала лапки, и лисица, отчаявшись, прилегла под кустом. Она лежала долго. Ждала. Противный и острый запах сирени не давал ей покоя, раздражая и перебивая остальные запахи.
Вскоре лисица поняла, что ждать бесполезно. Она тяжело поднялась и хотела было уже бежать обратно, но вспомнив про горячую тропу, свернула в кусты, в тень.
Щелк!
Лисица закричала. Страшно, неожиданно. В нос ударил запах собственной крови и еще какой-то. Незнакомый, исходивший от странной зубастой штуки схватившей ее левую заднюю ногу.
Лисица притихла. Она думала, что зубастый зверь отпустит ее, но этого не произошло. И тогда она заплакала. Тихо и жалобно. Она принялась лизать свою рану, выла, тявкала, рычала. Отчаявшись, она стала биться и кричала, все кричала. Но стало только хуже. Тогда лисица упала на землю, не чувствуя ничего кроме боли и тоски.
Все плыло. Жара. Невыносимая жара. Лисица еле открывала глаза. кровь еще текла. Еще пахла. Запах крови и собственного мяса, почти сжаренного на солнце, не давал ей покоя.
-Мама! Мама! – донеслось откуда-то. Даже не донеслось. Просто вспомнилось. Померещилось.
Лисица пододвинулась к больной ноге, зарычала и с яростью впилась в собственное тело. Не разжимая челюстей, лисица кричала, плакала. Она билась на земле от страданий, но упорно кусала свою кожу и мясо.
Наконец все прекратилось. Лисица тяжело поднялась на трех лапах и в ужасе от содеянного заковыляла прочь.

@темы: Рассказ

---

[Розмарин.]

...А ты перемелешь слова мои в жёлтый песок,
В белёсый крахмал и крупу непонятного цвета.

И станет в лицо пистолета смеяться висок,
И ждать завершения списка приветов,
Которые нужно на свете другом передать,
Разложив их по белым и чистым конвертам...

И я обязуюсь задачу с душой выполнять,
Хотя почтальоны не ездят в удобных каретах,
Как ездили мы по дорогам: из рая - да в ад!
Из чинных гостиных - да в самое грешное пекло!
И в те времена в моде был золотой звездопад,
И звёзды, ты помнишь, на наших ладонях не блекли...

А теперь я, наверное, скоро узнаю и сам,
Как рай недоступный и как добросовестный ад
Гостей принимают, которым по всем адресам
Открыта дорога, но путь заколочен назад
Досками с гвоздями из мелких и крупных грехов.

Но я же пришёл не "нечаянно"; не от себя
Сбежал, возмечтавши достигнуть небесных верхов.
А лишь от того, что, безумно и слепо любя,
Не заметил, как жёлтый песок унесла детвора,
Белёсый крахмал утащила скупая хозяйка,
А крупой накормили всех птиц и зверей со двора...

И теперь надо мной кружит ласточек лёгкая стайка...

@темы: Стихи

---

Майские настроения.

[Чудо_]

Нагло - зеленые листья
Яркие - вырви глаз,
Молодость без компромиссов
Сбудется все. И сейчас.
Не признавая сомнений,
Не замечая преград,
Сбитые в кровь колени,
Буйно цветущий сад.
Пафосно просто до дрожи
Так получилось. Плевать.
Молодость - шрамы на коже,
Что не спешат заживать.

@темы: "Белое пушистое чудо", Стихи

---

Он мимо спешил, а я за рукав схватила...

[vergeben]

Он мимо спешил, а я за рукав схватила...
И снова ругаюсь: дура, какого чёрта?!
Да пусть себе бродит тенью, в его же стиле
В глазах отражаться прошлым и мысли чёркать.

А мне всё равно. А я посмотрю в сторонку,
Обижусь опять, рукав отпущу - не надо!
Отчаянье спрячу в стих или просто в строки,
Которым нет места там, где есть штамп "женатый".

Всё будет, как было: день пересолен бытом,
И он - недостойный слёз, предпочтитель тыла!
...Хорошая, да? - увы, им, плохим - забыта.
Вот только не он, а я
за рукав
схватила...

@темы: Суюрова Елена

---

[deleted one]

Как трава, порыжели скалы
Этой осенью, желто-синей.
Ты ведь помнишь, как мы, бывало,
Шли дорогой из белой глины...

А ветра развевали гривы
Гор смешливых и длинноногих.
И углями всё тлели сливы
В сердце сумерек, мрачно-долгих.

Нас встречал - неизменной лаской
И причудливых бликов игрой -
Горный ключ. Той осенью странной
Сторожил он наш хрупкий покой.

---

Счастье. Псевдонаучное исследование. (Легкая проза:))

[Герцогиня]

Говорят, что счастья нет. Врут, нагло и беспринципно врут. Оно есть. Настоящее. У всех оно разное, естественно, соответственно запросам каждого. Хотя, знаете ли, они, Счастья, редко вообще чему-то соответствуют или подчиняются! Живут себе, и радуются. Обитают они в разных местах, и на протяжении жизни учатся настолько хорошо маскироваться, что их хозяева ищут их всю жизнь, и безуспешно.
Так вот, среда обитания – человек. Вернее, разные части его тела. А еще вернее, там оно всё как-то взаимосвязано с нервной системой, сердцем, душой, и так далее, я точно не знаю – обратитесь к специалистам по ареалу обитания Счастий.
Но проявляется оно чаще всего в каком-то одном органе. Например: читаешь произведение талантливого писателя, и- сразу видно – Счастье его на руках поселилось. Вы не думайте, неудобств оно никаких не приносит, оно почти невесомое, и в большинстве своем всё время спит. И кормить его не надо – само приспосабливается. А вот еще пример: идет себе человек, ничем вроде не примечательный – а как обрадуется чему-то человек этот – сразу ясно – в улыбке Счастье живет! Ну это только для ученых-счастьезнавцев важно. На самом деле, как я уже говорила – Счастье заметить невозможно на первый взгляд.
Счастье – оно одно на всю жизнь. И как бы люди от своего Счастья не отбивались, как бы ни отнекивались, а всё равно без него – нельзя. Часто вижу заплаканные Счастья – хозяева от них отказываются. Но у них, у Счастий, выбора-то нет! И на всю жизнь они счастья, засыпают. Спят в своем убежище – на руках, ногах, возле сердца, в улыбке, в изгибе бровей, в глазах(кстати, чаще всего они живут в глазах – там глубоко, и даже, когда они вырастают, там могут помещаться) – спят, и плачут сквозь сон.
Еще некоторые особенности – размеры, окрас, возраст, ну и способы влияния на человека. Ну, с возрастом всё понятно – оно такое же, как и сам человек. А вот размер… Когда счастье спит – оно ма-аленькое, и тусклое. А когда бодрствует – то оно яркое-яркое, невесомо-огромное и ужасно шустрое! Бегает солнечным зайчиком по человеку, и греет даже в студеную зимнюю пору. Кстати, у 3х-летнего ребенка Счастье может больше, чем у молодого парня. Ведь когда счастье растет? Только когда ему позволяют. В этом деле оно послушное. Окрас: разномастные. Полностью зависит от человека. Бывают рыжие и пушистые, синие и в колючках, бритые и в наколках, напомаженные и в галстуках, блондинистые и в розовых очках, фиолетовые и с волшебными палочками, черные и острозубые, кудрявые и Пегасом тюкнутые… Разные. Та что я вам описываю – вот свое увидите – и поймете!
И еще – Счастье никогда не уходит от своего хозяина, и есть оно у каждого. Если вы не ученый-счастьезнаток, то не пытайтесь его найти. Просто разбудите его, мысленно, скажите «Счастье, миленькое, просыпайся, соскучилась(соскучился) за тобой!» И оно откликнется, вот увидите! Взмахнем ресницами, потянется так умилительно, и улыбнется – и вы даже если не увидите его, так сказать, в лицо, сразу поймете – вот оно, счастье!

@темы: Творчество

---

Ожидание.

[Miki Syugokami]

Я ждала тебя на скамейке
В той аллее душистых дубов.
Мимо плыли фигуры прохожих
Пролетали минуты и дни.
Мне казалось, что это похоже
На одну из прочитанных книг.
Только в тиши да в компании листьев
Я сижу на скамье уже год…
Я тебе тогда обещала:
«Буду ждать до последних сил».
Только верить уже перестала
Что ты меня не забыл.
Те безумные дни и ночи,
Когда мир замирал вокруг,
Мы дарили друг другу шепот
Больше похожий на крик.
Вот опять этот дождь нелепый
И опять я одна на скамье.
Эти жгучие листья,
Словно кровь, на ещё не остывшей земле.
Я пойду по аллее темной
Между сильных высоких дубов.
Буду теряться в тумане
Своих мыслей и маленьких слез.
Просто желая услышать
Голос знакомый вблизи.
Просто желая увидеть
Твой силуэт вдали.
Но, увы, это моя мечта.
Меня окружают сегодня,
В принципе, как и всегда,
Дождь, дубы, небеса.

@темы: Стихи, Чувства

---

ПРЕДЧУВСТВИЕ ПОБЕГА

[|Иона|]

Кто-то цепляет на шею проклятие,
Кто-то цепляет за спину крылья,
В ящике снова пароль «одиночество»
И семьдесят два письма…
Ты творишь надо мной заклятие,
Ты ломаешь сомнений былье,
Ты сбываешься как пророчество,
Ты обвил меня как змея.
Крепче, крепче сожми, еще крепче –
В этой свЯзи я буду свободной
Когда в почте одни рассылки
Становишься слишком голодной
Пасьянс врет, что станет легче…
Душа врет, что дверь открыта…
Бежать из пожизненной ссылки!
Свобода еще не забыта!

---

монология

[Арфист на ветру]

Поудалять нахрен все логи, неотвеченные письма, прочую чепуху.
Неизменно от эпохи к эпохе отвечать «хуй» на вопрос «Who?».
Спиваться, ругаться матом, в латы равнодушия себя заковать,
Забивать уши стеклянной ватой и тащить первого встречного за собою в кровать,
Быть со всеми немного надменной, быть начищенной, как пятак;
Говорить, мол, закончилась его смена, не заслужил большего…
Нет, не так…

Пожелать напоследок удачи, доброй дороги, верных друзей,
Убедить, что взрослые девочки не плачут, и уйти в точку по чужой полосе.
Постараться не смотреть на солнце сквозь сплетение ослабевших рук,
Постараться не расколоться и позорно не сбиться на слове «друг»,
Постараться забыть не только имя, но и даже составные его слоги.
Постараться забыть, какими мы были (а, кстати, какими?)…
Да, и всё-таки поудалять логи.

@темы: Стихи

---

Большое количество букв)

[Vistrel]

[Не-]одиночки
У них было многое: просторная квартира, две машины, тёплый ковёр на балконе, прохладная спальня с голубыми обоями и бледными цветами, хорошие друзья и любящие мать и отец у каждого… У них было всё и даже больше Только детей - не было.
Они, конечно, много раз пытались их завести - читали медицинские книги, считали дни, ходили даже к старушкам со свечками в дряблых руках - но ничего не выходило. К врачам они не обращались - боялись потом обвинять друг друга в болезни, которую - им в это верилось - нельзя будет излечить.
И тогда они решили попробовать взять ребёнка из дома-интерната. Загоревшись этой идеей, они наводили нужные справки; ездили смотреть на детей; не споря даже о том, кого они хотят - мальчика или девочку, потому что им это было всё равно; строили на кухне за стеклянным круглым столом планы: как станут переделывать одну из комнат, где купят кроватку, французскую коляску… И им делалось в это время тепло и приятно - они смотрели друг другу в глаза и не могли надышаться своею любовью: так всё было ладно у них, так мягко и трепетно… Потом Дима тихо, медленно обнимал Наташу - и у неё нехотя по бледной щеке скользила слеза. От счастья, наверное.
Только вот на следующий день, когда им звонили из детского дома с просьбой подвезти ещё какую-то справку, последнюю, конечно, они либо справку эту найти нигде не могли, из-за чего совсем не ссорились, либо случайно на некоторое время уезжали гостить к родителям, либо просто не успевали взять трубку, прося друг друга сделать это.
Сами они этот важный звонок в приют не делали - забывали, потому что у каждого было много дел, занятий и интересной им работы. Но когда они, лёжа поздним вечером в кровати на жёстком матрасе (чтобы не портился позвоночник), вспоминали о том, что уже три недели прошло со дня, когда они должны были донести справки и забрать ребёнка - Наташа быстро садилась у подушки, теребя в руках выбившуюся белую простыню, а Дима, который весь ещё был в своих фантазиях, мягко проводил по её открытой спине тёплой ладонью - и вдруг быстро останавливался, замирал на секунду, понимая всё, а потом неуверенно вставал и шёл на кухню, где у них в маленьком баре всегда была начатая бутылка мартини и холодный апельсиновый сок.
Когда он возвращался в комнату - там уже светил торшер, и Наташа сидела на его стороне кровати и приглаживала свои красивые каштановые волосы, смотря на тонкие чистые бокалы, которые она только что достала. Дима принимался разливать мартини, добавлять апельсиновый сок - а Наташа всё сидела, молчала и приглаживала волосы, не переводя взгляд с его красивых рук…
Потом они - немного пьяные, успешные, тридцатилетние - гасили в комнате свет и, привыкнув к темноте, стесняясь неожиданно друг друга, стесняясь слабости своей, едва сдерживали вдвоём об одном и том же слёзы, и целовали у любови своей брови, руки и плечи, и целовались, прижимаясь плотно, в губы - после вместе ложились на постель и кто-то из них мог себе позволить в темноте пару слезинок, и кто-то из них всё крепче обнимал родную, словно бы свою, талию и чаще дышал, резче…
Но вот, когда уже ни он, ни она не могли чувствовать только себя, когда каждый был собой всего на половину - они быстро смотрели в близкое лицо напротив, быстро искали что-то в раскрывшейся глубине глаз – и находили там только своё отражение, и у них холодели пальцы и ноги под спутанным одеялом.
Тогда они почти одновременно отворачивались друг от друга, уже ничего не стесняясь, а только дрожа всем телом и лихорадочно проводя ладонями по своим спине и шее, сильно прижимаясь потной щекой к не взбитой подушке и почти ненавидя того, кто лежал рядом с ним и так же стонал внутри, так же думал про себя «всё будет хорошо, хорошо, это я, это я…господи, что со мной?.. Это страшно - тонуть в ком-то…» - и через несколько секунд добавлял «я не хочу ребёнка, не хочу…».
***
А как они раньше любили друг друга!
С самой первой встречи, когда они толком ещё знакомы не были, их все вокруг принимали за влюблённую пару - так подходили они друг другу. И действительно: совсем скоро после первого знакомства была сыграна свадьба и молодая семья из двух человек, в которой чувствовалась юная эгоистичность и сразу же тихая нежность, какая бывает только в семьях с детьми, уехала в медовый месяц - к летнему морю.
Дима и Наташа были счастливы. Они прекрасно знали, как сильно они отличаются от остальных пар - в их отношениях было что-то противоречивое, милое, гордое: и самозабвенная молочная забота друг о друге, как у старосветских помещиков Гоголя, и страсть, брусничная терпкая страсть, какая была у Ромео и Джульетты, и сладкая независимость каждой любови - этому они особенно радовались, потому что такая жизнь позволяла им смотреть в родные глаза не преданной собачкой, не всевластным богом, а только любящим человеком. Особенно это заметно было по утрам, когда Дима и Наташа просыпались почти одновременно и долго, с интересом, разглядывали близкое лицо, словно за ночь оно стало чужим, и по-детски улыбались, зная, что рядом, под светлым лёгким одеялом дышит самый дорогой человек - и они ни в чём друг друга не упрекали: ни в том, что как всегда проспали, ни в том, что кофе не сварено… А когда кто-то из них собирался вставать, то другой не пускал его - тянул обратно, под одеяло, и там целовал, целовал сильно и крепко, и улыбался про себя, тихо говорил: нет, ты слабо меня обнимаешь, слабо… - и они прижимались друг к другу и не замечали, что дышат одинаково часто.
Но медовый месяц и его томные, сладкие вечера прошли, как прошли чуть позже и первые годы жизни вдвоём - а счастье всё не ослабевало, а счастье всё так же таяло на их языках, когда они целовались. Только… только вот на седьмой год каждый из них почувствовал какой-то зуд внутри, какую-то смутную неуверенность при взгляде в родные глаза, уже не так трепетно смотревшие в ответ.
Поначалу Дима и Наташи боролись с этими неясными ощущениями не показывая вида - лишь чуть задумчивее проходили их одинокие, их милые вечера. Они становились забывчивыми. Потом, когда внутренний холод стал разрастаться, Дима и Наташа вспомнили, что спасением для них всегда являлся родной человек, дышащий, живущий так близко, что уже и не понятно - он ли это или только тень твоя. И тогда они бросились с молчаливыми просьбами друг к другу - и так как каждый боялся рассказать о своих страхах родному человеку (мало ли не поймет, не сможет понять?) разговор между ними, из-за утаиваний и недомолвок получался вялым и скучным - либо наоборот, слишком весёлым…
Внутри всё стремительно заполнял уже не холод - боль, невысказанная боль, от которой они начинали поодиночке кусать губы, сжимая в ладонях пальцы, и скорее уходить утром на работу, чтобы не встречаться с родным человеком своим, со своим почти отражением. Только ночью они давали волю своей невысказанности, которая за день превращалась в какую-то ядовитую страсть: нервные жесты в темноте, быстрые объятия и надломленные фразы, вслух произносимые на половину: боже, боже, неужели я тебя не люблю - но только «лю-блю» неровным и влажным шёпотом слышали Дима и Наташа, едва не плакавшие, когда в ночной комнате становилось тихо и за окном переставали с шумом проносится машины, когда каждый понимал отчаянное своё бессилие…
Через несколько месяцев этой неправильной, изматывающей жизни они и решили завести ребёнка, как не слишком нужное уже спасение - но…
После очередных неудач и боли, которая волнами шла изнутри и которая бы выла под холодным ноябрьским небом, если бы только не стыд за собственную слабость (им нестерпима была слабость в себе), - они не стали возобновлять попыток что-то изменить, обещая, что подумают об этом чуть позже, когда появятся силы. Но, конечно же, силы не появлялись, потому что все они уходили на работу, а ещё потому, что в глубине души и Дима, и Наташа уже сомневались (обычно это случалось, когда кто-то из них стоял у зеркала) - а нужен ли мне этот любимый, родной, мой, мой человек?
***
В начале эти вопросы они старались от себя отгонять, быстро припоминая все сладостные дни, проведённые вместе, - и у них вроде бы получалось, но каждый уже чувствовал в себе неуверенность, когда утром просыпался с некогда самым любимым, милым человеком. От этой неуверенности Наташа и Дима спасались работой - она, благо, имела большое значение для них.
Время шло всё быстрее, и незаметно проходили целые недели, в которые они бывали вместе всего несколько часов - не считая, конечно, прохладных осенних ночей. Даты потеряли для каждого всякое значение - только вот боль внутри не унималась, а разрасталась всё сильнее и шире и наконец затронула самые нежные, самые важные для Димы и Наташи чувства - независимости и самолюбия.
Каждый из них, стоя перед зеркалом, смотрел себе в глаза и искал в их глубине тихие отголоски, продолжительное эхо друг друга. И, заметив хоть малейшие частицы светлого прошлого в своих тёмных зрачках, в сердце, они принимались выдавливать их по капле из себя, словно вредную привычку, вырывать с корнем - было больно, больно - но нелюбовь, долго и заботливо лелеянная Наташей и Димой в укромных уголках своих душ, брала верх - и затапливала освободившееся пространство в пустеющих жизнях…
Наташа теперь ездила в театры всё больше одна или с подругами, которым она раньше уделяла мало времени, просто потому что всё оно уходило на упоительную любовь к Диме - и к этой любви нечего было прибавлять: тогда всё было лишним и неуместным. Подруги, конечно, ходили с ней, но по лицам их было видно, что им этого не хотелось: у всех дома семьи, мужья… и теперь уже Наташе не было места в жизни знакомых. Она это прекрасно понимала, но всё же изредка звонила им - иногда тихая ненависть к Диме отступала и сменялась диким одиночеством, от которого нельзя спастись без хоть каких-то людей вокруг.
А Дима… а Дима почти никуда не ходил, кроме работы. По вечерам он сидел дома и сразу после ужина (три сигареты, холодная еда и горячий, обжигающий горло, чай) ложился спать, не дожидаясь прихода жены, хотя один на широкой своей постели всё равно не мог заснуть: его душило то раздражение, то страх, то тоска, острая, больная тоска по прошлому, по той Наташе, с которой они не могли насмотреться друг на друга, нарадоваться воздушному своему счастью… Когда она входила в квартиру и тяжело хлопала дверью, Дима начинал злиться на себя: что не заснул, что, значит, он ждал чужую теперь Наташу, что сейчас будет очередная ссора, ведь невыносимо держать столько беспорядочного чувства в себе…
Когда они успокаивались и ложились на одну кровать, и отворачивались друг от друга, иногда соприкасаясь липкими от пота спинами, - Дима сильно сжимал в руках угол жёсткого матраца, а Наташа стискивал зубы и прикусывала голубую наволочку… и не плакали.
***
Через месяц они уже не повышали друг на друга голоса и даже завтракали и ужинали вместе. По началу им это было трудно, но скоро Дима и Наташа привыкли опять к тому, что живут не одни, и могли улыбаться своему тихому соседу по квартире.
Они теперь не ненавидели друг друга - напротив, жили так, как живёт большинство семей: с равнодушными отношениями и редкими приятными минутами, когда можно было забыть, что всё это - только дурная привычка, которую нельзя победить.
А причина такого внезапного спокойствия Димы и Наташи очень проста - они влюбились и ради всё более частых свиданий готовы были терпеть дома что угодно - лишь бы не вызвать ненужные вопросы, лишние разговоры…
Влюбились они почти одновременно, словно по мановению волшебной палочки, - да и принц с принцессой, выбранные ими, были очень похожи друг на друга: милы, красивы и главное - трепетно, трепетно молоды: новым любовям было по двадцать лет. Но самое удивительное, что если бы Наташа и Дима в те дни вели дневник - их записи бы совпадали слово в слово. Они одинаково пылко любили своих новых избранников, одинаково нежно гладили их красивые руки и волосы и одинаково были к ним снисходительны: это слово Диме и Наташе особенно нравилось - тем более в моменты, когда они лёжы в постели, резко откидывали одеяло, и пристально, бесстыдно смотрели на обнажённых, на робких ещё… детей. Они улыбались, зная, что не утонут, не потеряют себя вот с этими вот - скромными, милыми, слабыми…
Единственное различие их любовей, да и то не значительное, было в том, что, когда он целовал Лену в шею, во влажные ладони и нежно гладил по голове, как дочку, - то чувствовал себя Тютчевым, хотя и более молодым, хотя и безголосым - но Тютчевым (при этом Дима сам не знал: почему же он не страдает так, как он?..), а Наташа с Мишей себя никем не мнила, несмотря на то, что иногда на неё находила странная, бессвязная грусть - и она не пускала в неё смешного любовника, который обижался и тихо, с каким-то вызовом, раздетым сидя на кровати, говорил «я ведь не мальчик уже…» - после чего ей становилось весело и Наташа принималась ласкать Мишу, быстро всё ей прощавшего.
***
Прошло несколько месяцев. В одну из пятниц Дима и Наташа отпросились со своих работ пораньше, чтобы в первый раз, не говоря другому ни слова, провести выходные не вместе. Перед тем, как ехать к своим новым любовям, они решили заехать домой: взять вещи, переодеться, приготовить ужин своему прошлому - в качестве извинения, наверное…
Наташа и Дима встретились уже в квартире: когда он входил, а она только снимала светло-коричневый плащ. Увидев друг друга, они сначала даже ничего не могли произнести - только спустя несколько секунд она тихо сказала «привет», а он опустил взгляд и из его рук выпал мокрый зонтик - стояла ранняя весна, похожая скорее на осень.
Медленно раздевшись, Наташа и Дима пытались было собирать на выходные вещи, но у них не получалось: всё время что-то падало из рук, что-то забывалось, не находилось, а они всё больше нервничали и не успевали к назначенному времени. Тогда Дима и Наташа ушли в разные комнаты - и, робко прикрыв двери, быстро-быстро набрали на мобильных номера Лена и Миши, а потом дрожащими голосами тихо говорили в потяжелевшие трубки:
- Привет, - начал Дима.
- Ты знаешь, я задержусь на два часа - продолжала Наташа.
- Да, - он неловко усмехнулся и провёл потной ладонью по шее, - у меня тут непредвиденная задержка…
- Но я обязательно приеду, - говорила она и зачесывала спавшую прядь, - ты не обижайся, пожалуйста: просто всё как-то так вышло…
- Хорошо, хорошо… я ещё по дороге куплю мартини и апельсиновый сок… не любишь? - ну, тогда я один буду пить его, а ты ещё обзавидуешься, - они растерянно улыбались в шипящую трубку и сбрасывали вызов, а потом выходили из комнат и видели друг друга с мобильными телефонами в руках и, всё прекрасно понимая, бессмысленно бродят по квартире, стараясь не встречаться, но всегда встречаясь, не желая пить чай – и зачем-то его готовили (он, к тому же, оказался слишком сладким) и после всё молчали, сидя на кухне, и выкуривая по две сигареты из одной пачки.
В восемь часов вечера Дима и Наташа всё же собрались - одновременно. Неловко, стесняясь друг друга, сквозь полуосвещенный подъезд они вышли на тёмную улицу, где горел только один фонарь - прямо напротив подъезда - и, посмотрев в такие знакомые, такие родные глаза, они как-то нелепо улыбнулись, попрощались - и пошли к своим автомобилям, которые с недавних пор ставили в разных местах.
Положив левую руку в карман, каждый из них крепко сжимал холодный мобильный телефон, и вместо того, чтобы почувствовать облегчение после глупого, стыдного вечера, вдруг почему-то стал чаще дышать, комкать в ладони другой руки платок (шёлковый - выбирали вместе) – и плакать, плакать…
Пошёл мелкий снег. Они, не оборачиваясь, уходили, уносились кем-то всё дальше и дальше друг от друга и никак не могли остановить редких слёз, никак не могли унять дрожь в руках, потому что каждый из них понимал, что вот сейчас, сейчас он бросает самого родного человека, подобного которому ему никогда больше в жизни не встретить - а выхода для них не было: они делали это, чтобы не исчезнуть, не раствориться... И они отрывали с кожей половину своей души, своё отражение, думая, что ещё успеют спастись, думая, что всё делают правильно.
А внутри тихий голос шептал: не знаю, не знаю… что если всё это - ошибка и нам – да, да, нам, уверенным и молодым – просто не достало тогда, и много после (всю жизнь), силы… любить?

---

[solo invierno]

Спросишь – не знаю – на чем замешано
голубоночневое, черешневое
время преддверия, предвкушения летних гроз.
А вот не спится. И хоть ты выдавись
ягодным соком, а все же видно – ввысь
тянутся души задушенных памятью слез.
Не в настроение, не восторженно
по небу лета течет мороженое.
Липкое, сладкое, недоеденное зимой
наше неверие, наше «можно ли?»
Сложные паззлы, казалось, сложены,
но потерялся один кусочек, попробуй скрой!
Хочешь – презрением, хочешь – шутками.
Ежесезонная, ежеминутная
перевернется колючим боком своя игра
мне – не просить, не жалеть, не каяться.
Мне босоногой беспечной странницей
больше не выйти к твоим чертогам. Ушла пора
головокружева мыслей ветреных.
А неразборчивое, приветливое
перестояло, перебродило в тягучий хмель
недосвершений и недочаяний.
Выпьем. По чашам разлей – печальное.
А разобьются потом о солнце, сажай на клей.

@темы: Стихи

---

Похожее на разбитое зеркало

[Граф Энтропия]

Похожее на разбитое зеркало, странное и изломанное настроение
Никогда небывает вовремя, но, как правило, всегда бывает уместно.
Как бывает к месту в забытых прогнивших церквах видение
Престарелой сельской красавице о том, что она тоже была невестой.

Из изломанного ритма фраз никогда не рождается новая музыка,
Но при этом из тишины полей всегда рождается что-то новое.
И в этой прокуренной комнате нам с тобой тесно и узенько,
Как в галлюцинации старого и прожженного наркомана Петрова.

И вот поэтому мы летим, даже если есть иллюзия как бы падения,
Видит благостный бог, это, конечно, всем и без нас известно.
Вот тогда приходит странное и изломанное настроение,
Которое никогда не бывает вовремя, но всегда бывает уместно.

@темы: Стихи

---

Навстречу лету

[et anima es]

Ты, вероятно, знаешь - я ненавижу лето...
Мне его пряный пламень пуще январской стужи.
Я не желаю слышать солнца его и света -
Он меня ослепляет и обжигает душу.

Я ненавижу лето. Может, ты знаешь все же,
Где нам искать улыбки, как сохранить в пригоршнях,
Чтобы она не сгибла в птичьих горячих криках?
Я ненавижу, слышишь?! День ото дня - все больше...

Вскоре оно взлютует - зло и безумно лето...
Может, любило тоже сны о зиме когда-то?
Я ненавижу солнце, - помни всегда об этом!.. -
Ведь его первый лучик станет для нас закатным.

Лето грядет, а значит - станет нам вновь возможно
Небо вдыхать с горчинкой - словно без опасений...
Руки твои – желанья, светлые волей Божьей,
Слезы мои - лишь отблеск чистых дождей осенних.


Лето уже ступает, в сердце бросая льдинки,
Тленным своим дыханьем мне опаляя кожу...

..ты за меня не бойся. Я ко всему привыкну.
Вскоре настанет осень. Мне лишь она поможет.

@темы: Мысли вслух, Стихи, Чувства, Отношения