10.30

[Rowana]

В 10.30 она встает с его постели и говорит, что холодно,
Что почти разучилась плакать,
Что не помнит, о чем говорила ранее:
Об индексе Доу Джонса
Или бывших любимых, которые не бывают бывшими.
Говорит, что накурено - слишком вязкий и горький туман над городом,
Слой печали, два слоя лака,
Что такие слова она и прежде, наверное, слышала,
Но они никогда (до сих пор) не ранили.


В 10.30 она встает, говорит, что дороги и мысли черные,
Что устала петь о неважном,
Что не помнит, о чем говорила ранее:
Об индексе Доу Джонса
Или бывших любимых, которые не уходят в прошлое.
Говорит, что надоело прощать, "милый мой, не пошел бы ты к черту, а?",
По слогам повторяет дважды,
Что все это (не веришь?) столько раз было пройдено, прожито,
Что "прощай, не простив меня, до свидания".

@темы: Стихи

---

Спроси меня

[Mio Cat]

...Осень…
Она всегда так неожиданно подкрадывается.
Так осторожно.
Так тихо, что можно услышать шелест листьев, когда они падают вниз...

Поймав один из таких – пожухших и уже отживших свое, - я бросила быстрый взгляд на городские часы – шесть вечера.
Ровно шесть… старая городская площадь… приглушенный свет фонарей… знакомая скамейка… и тихий шелест дождя по листве…
И я не знаю, почему, но видимо, так суждено, что я приезжаю в этот город именно в этот день.
И именно в этот час иду по именно этой улице…
И всегда капает дождь.
Ставшая постоянной в этот день мысль, привычно мелькнув, оставляет за собой длинный шлейф воспоминаний: «Сегодня важный, но никому неизвестный день…»
Так много времени прошло с тех пор, как случилось все то, что случилось…
Спроси меня, помню ли я…
Да, я помню.
Но хочу ли я это помнить?..
Спроси меня…

...Он был одним из тех, кем невольно восхищаешься и уважаешь, даже ненавидя. Одним из тех, кому хочется безоговорочно доверять, хотя он, наверняка, обманет. Одним из тех, кто одной улыбкой, мог расположить к себе любого, даже если за этой улыбкой не стояло ничего, кроме вежливости и равнодушия. Он был одним, он был единственным. Он был. Просто был. И иногда мне кажется, что не будь его, меня бы тоже не было в этом чертовски странном мире...

...Я до сих пор помню, как осеннее солнце играло в его глазах. Они смеялись, а лицо оставалось совершенно серьезным. И он так серьезно, так долго смотрел на меня, что мне стало неловко, а том, чуть заметно улыбнувшись уголком губ, наклонился и поцеловал. И мне стало неловко вдвойне, потому что это был мой первый поцелуй. И мой первый мальчик. И вообще, моя первая осень, такая не похожая на все остальные.
С ним все было впервые. Первые ночные прогулки среди сонной тишины. Первые разговоры до утра. Вылазки на крышу, где мы встречали рассвет…. Первые смущенные улыбки и тихие признания - шепотом... И первые осенние поцелуи – горькие на вкус.
Мы тонули в этой осени, обнимавшей город. Мы терялись в ней. И не было ничего кроме нас двоих и многочисленных улочек, скверов и площадей, заброшенных листвой...

...Невинная детская дружба, которая однажды стала невинной привязанностью. Такой милой, простой и естественной для меня. Такой банальной и избитой для него. И иногда, мне не верилось, что это на самом деле. И я украдкой прятала взгляд в листву под ногами. Где-то глубоко было ужасно страшно, что же все-таки будет с нами. Что будет, когда закончится осень…

...Все закончилось быстро. Шел дождь. Было шесть часов вечера. И мы прощались на городской площади. Он стоял и смотрел – как обычно, слишком серьезно. Позже мне казалось, что эта серьезность всегда специально преувеличивалась. Глаза выдавали его. Искрящиеся иронией глаза.
А мне не хотелось ничего. Даже плакать или сожалеть о былом. Лишь странная пугающая пустота.
Он все-таки уехал – после того как я неуклюже клюнула его в щеку и махнула рукой на прощанье. Без эпилогов. Без хэппи-эндов. Обошлись...

...Письма… какое-то время они спасали и создавали иллюзию присутствия. Но даже от этой иллюзии постепенно остался только горький запах листьев и воспоминания о моих глупых признаниях в вечной любви и о его подрагивающем уголке губ.
И я не знаю, почему, но видимо, так суждено, что я приезжаю в этот город раз в году, именно в этот день. И именно в этот час стою на именно этой площади. Грустно улыбаюсь, и жду, когда же пробьет шесть часов. Хотя прекрасно знаю, что этого мальчика здесь нет и не будет. Как и этой девочки...
…И всегда капает дождь…

@темы: Философия, Чувства, Отношения

---

Пыльный мастер

[verde pavone]

Я пыльный мастер пыльных дел,
Я трепет сердца, кара неба,
Я сладость чувств, я серость стен,
Я сухость праведных молебен.
Увы, моя бесславна доля
Причиной быть людских обид,
Быть горем, быть мечтой о боли,
Стыдом, что разум их хранит.
Толкаю я их на убийство,
На ревность, ложь и скупость слов.
Шепчу, чтоб воле дать сломиться,
Чтоб растоптать чувствительных рабов.
И вновь тружусь, чтоб людям сделать больно,
Задеть их, и печалью наградить.
Мне нравится, когда они спокойно
Жмут на курок,чтобы себя освободить.
И снова шаг, и нет там больше страха,
Еще один, ведомый слепотой,
В мой список занесен,
Старинная бумага,
И росчерк густоватой темнотой.
Я пыльный мастер пыльных дел,
Я совесть, стыд, мораль и время.
Я маску истины на род людской одел
Но вот отверстий, чтоб дышать, увы, не сделал.

@темы: Стихи

---

[~Nebel~]

Дождь

Хмурые серые тучи обволакивали небо. Где-то далеко тихо ворочался гром. Ветер порывами разгуливал по вершинам пыльных деревьев. Воздух был пропитан запахом скорой грозы. Первые, маленькие и редкие капельки небесной воды уже начали падать на высохшую землю. Люди спешили скрыться от дождя в домах, под надежными каменными крышами.
Она стояла на просторном балконе, и заворожено наблюдала за тем, как меняется природа. Серое небо рассекла синяя вспышка молнии, гром прогремел прямо над головами запоздалых прохожих. Стена воды зашуршала по крышам домов, листьям деревьев, крышам машин. Бледный, запылившийся город наливался синевой. Асфальт стремительно темнел, омываемый маленькими ручейками дождевой воды. Вода смывала пыль с деревьев и травы, открывая миру настоящий зеленый цвет.
На секунду ей показалось, что она увидела серый силуэт за шумной стеной дождя… Но улица была пуста. Никто не собирался мокнуть просто так.

***

Бабушка стояла на кухне и внимательно смотрела в окно.
- Расскажи мне про дождь! – маленькая светловолосая девчушка дергала ее за подол юбки. – Ну расскажи-и-и!
Бабушка с любовью посмотрела на внучку.
- Ладно. Садись.
Девчушка проворно вскарабкалась на стул и уставилась на бабушку огромными серо-голубыми глазами.
- Когда-то давно в одном старом городе жил мальчик с серебряными волосами и глазами цвета дождевых капель. Он как все не любил учиться, как все бегал на берег реки ловить маленьких змеек, как все обожал сладости. А еще он очень любил дождь. В отличие от остальных девчонок и мальчишек в его дворе. Этот мальчик всегда знал, когда в город придет гроза, и он всегда с нетерпением ее ждал. И когда серые тучи закрывали синее небо, а взрослые и дети прятались в домах, он выбегал на улицу. Он бегал по лужам, подставлял лицо капелькам дождя, весело смеялся в голос с раскатами грома…
Когда мальчик подрос, он научился управлять дождем. Стоило ему только захотеть – как небо закрывали тяжелые серые тучи, и начиналась гроза. И горожане невзлюбили его. Они не любили дождь. Он не был нужен им так, как крестьянам, для них дождь приносил одни только неудобства – промокшую одежду и обувь, холод и протекающие крыши. А он любил дождь. Горожане сидели по своим домам, когда с неба снова начинала литься вода, а он ходил по лужам, подставлял лицо каплям дождя, разговаривал с громом. Они называли его сумасшедшим, кричали на него, пытались заставить вернуться в дом, начать вести себя как все…
Однажды в дом самого богатого человека города попала молния, и начался пожар. Внутри дом выгорел дотла, но огонь не смог выбраться наружу и перекинуться на соседние дома потому, что шел дождь. И все равно юношу обвинили в том, что это он направил молнию в дом богача.
И тогда его прогнали из города. Навсегда. Ведь он надоел нормальным людям своими странностями, а так у них появился стоящий повод назвать его недостойным жить с ними…
Больше никто и никогда не видел юношу с глазами цвета дождя, но иногда поговаривают, что в особо сильные грозы можно увидеть на улице размытый силуэт юноши в сером плаще…
Бабушка замолчала. Девчушка смотрела на нее во все глаза. А бабушка все никак не могла понять, почему же внучке так нравится эта странная история.
- А я люблю дождь. – сообщила девочка, немного погодя.
Она слезла с табуретки и стала смотреть в окно на то, как синее небо закрывали темные тучи…

***

Она быстро надела плащ, и вышла из квартиры.
Ей надоело стоять на балконе, и только смотреть на дождь. Она хотела почувствовать его мягкие прикосновения на своей коже. Она хотела услышать раскаты грома вокруг нее, а не где-то рядом. Она подставляла лицо под теплые капли, не в силах сдержать смех. Она смеялась легко и искренне, потому что только сейчас она чувствовала себя счастливой.
- Сумасшедшая. – буркнула себе под нос какая-то женщина, пробегавшая мимо.
А она танцевала под шумной стеной летнего ливня, танцевала потому, что не могла, да и не хотела иначе.
С самого детства она любила дождь, она обожала слушать бабушкину сказку про юношу с глазами цвета дождя. И с самого детства она мечтала встретить его. Увидеть размытый силуэт за пеленой воды. Она танцевала, бегала по лужам, кричала грому приветствия, но еще ни разу не видела его. Но она не переставала надеяться. Девушка с глазами цвета слепого дождя.
Дождь все лил и лил на землю шумные потоки воды, не прекращая, ни на минуту не убавляя темп. А она все танцевала по лужам, все кружилась в вихрях ветра и капель, она не чувствовала усталости. Казалось, дождь давал ей силы.
- Не устала? – с ехидным смешком спросил кто-то.
Она остановилась. Перед ней, за плотной водяной завесой стоял высокий юноша в сером плаще. Длинные мокрые волосы серебряной волной падали на плечи. Она внимательно смотрел на нее глубокими глазами цвета дождя.
- Нет, – тихо ответила она.
Она не могла поверить своим глазам, неужели, это он?..
- Если хочешь, я могу прекратить дождь.
- Нет. Не надо…
Он улыбнулся, из-за тучи выглянул маленький кусочек солнца и залил все вокруг золотом. Серые грозовые тучи начали расходиться, сменяясь белыми барашками облаков. А дождь не прекращался.
Она с улыбкой посмотрела на небо. Больше дождя она любила только слепой дождь. Когда вода льется, казалось бы, с чистого неба…
- Если бы это было возможно, я хотела бы, чтобы дождь никогда не прекращался… - мечтательно сказала она.
- Так нельзя. – ответил юноша. - Зато можно путешествовать вместе с дождем. Куда он – туда и ты. Так он станет вечным. Для тебя.
Юноша снова улыбнулся и подошел к ней ближе.
- Пойдем? – он протянул ей руку.
Она секунду смотрела в его глаза. В глаза цвета дождя. Она секунду колебалась. Стоит ли? Но потом она вспомнила, как называли ее сумасшедшей все подряд, как издевались над ней…
- Пойдем. – ответила она с улыбкой и подала ему руку.
Облака снова закрыли небо и солнце, дождь пошел еще сильнее.

***

Женщина возилась на балконе, убирая вещи подальше от края, чтобы чего не намокло. На улице не было никого, только та танцующая сумасшедшая стояла посреди дороги. Женщина посмотрела на нее, в очередной раз подумав, что таких обязательно нужно сажать в психушки. Почему она радуется дождю, когда все нормальные люди должны его ненавидеть? Она внимательно следила за девушкой, а вдруг та выкинет что-нибудь ненормальное?
К девушке подошел какой-то парень в сером плаще. Еще один сумасшедший, подумала женщина. Вдруг тучи как-то слишком быстро рассеялись, выглянуло солнце. Она еще раз посмотрела на парочку психов, которые, взявшись за руки, стояли посреди улицы. Небо снова затянуло серыми тучами, а дождь пошел еще сильнее. Женщина с ненавистью посмотрела на небо, которое снова продолжило поливать землю противным грязным дождем.
Радуйтесь, психи, пока есть чему, со злобой подумала она. Но улица была пуста, только на секунду женщине показалось, что она увидела два размытых силуэта за серой завесой воды. Но видение исчезло, не оставив и следа в ее памяти. Она пожала плечами, и продолжила убирать уже изрядно промокшие вещи.

---

* * *

[demodok]

Фантастический вполне
напишу роман я скоро
о стране, в которой не
нарушаются законы.

У меня экран дрожит,
клава прыгает от жути:
очень страшно будет жить
в этой выдуманной мути...

@темы: Стихи

---

[Imago-onnanoko]

Я вот решила все выложить, что прятала долгое время, сначала просто в дневнике, а потом тут в @дневнике...

Название: Призрак
Автор: Я
Размер: Мини
Жанр: Мистика

Призрак

Я призрак. Я душа, пропитавшая насквозь бумажные обои, я звон колокольчика над дверью. И пускай над этой самой дверью висит печать отгоняющая духов. Я не приходила с улицы, я всегда была здесь.
Я заведомо ненавижу тех, кто посмеет назвать мой дом своим. Я их не знаю и никогда не увижу их лиц.
Хватит ли мне сил написать на полу в прихожей слово «проваливайте»? Стоит проверить.
Нет, в моем доме не будет кровавых стен и трупов в стенах. Нет. Он слишком хорош, и даже я не посмею осквернить его чистоту. Я буду ароматом парфюма, которым ни один из новых хозяев не пользуется. Я буду шарканьем по полу в пустой комнате. Трепетанием крыльев, тихим пением, жалобным плачем и шелестом страниц.

Я буду пропитывать воздух, которым они посмели дышать, как табачный дым. Нет, в нашем доме никто не смел курить, этот запах не переносит отец, который завязал с этим делом лет десять назад. Шелест бумаги, хруст сломанного карандаша, шаги по направлению к кухне… все спят, я нет. Снова шелест.

Небольшая квартирка – три спальни, большой зал. Ванная комната. Все тихо лежат в своих кроватках не решаясь пройти и проверить, что за всплески доносятся из ванной.
Снова шелест страниц, моего дневника. В нем я запечатляла воспоминания. Хруст, на этот раз я сминаю вырванную из дневника страницу, я не так хотела это записать. Я не на этом клочке бумаги хотела оставить свои чувства. Маленькие дырочки на обоях, я прикрепляла булавками к ним записки. Шелест. Тихая музыка из невидимых наушников, папа не любит музыку, что я слушаю.
Грохот, мы с братом снова ссоримся. Драка. Плач, перестарались… Шелест. В клочки дневник, к черту его. Я оставлю воспоминания в своем сердце, а сердце, для пущей сохранности, в этих стенах. Они сохранят мою первую любовь, ковер впитает мои детские слезы. Отзвуки моего незначительного гнева рассеются и улетят в окно. Мой смех запомнится лучше, они тоже будут его слышать.
Они будут менять обои, но на них снова появятся маленькие дырочки.
Запах свечного воска и пятна от него на подоконнике. Шелест.
Постукивание по старой клавиатуре в комнате, где нет компьютера.
Шелест … шепот в ночи, я любила рассказывать самой себе сказки перед сном…
Шум воды… скрип двери… шаги… шелест… шелест …шелест

@темы: Творчество, Чувства

---

[Imago-onnanoko]

Рассказ не первый и мне не 13 лет. Так что тапки бросать можно, но не безосновательно, разумеется.

Название: Салли.
Жанр: Зарисовка. Проза.
Ориджинал.
Краткое описание: Любовь может быть и такой.
Предупреждение: Смерть персонажа, убийства, кровь.

Sally

Салли

Он гладит ее мягкую кожу, слегка сжимает тонкие холодные пальцы, он дарит ей свое тепло, он существует именно для этого. Пальцами он снимает пару ледяных слезинок с ее бледных щек.
«Любовь – это всегда боль, Салли…»
Ее кровь струится по его рукам, опадая тяжелыми каплями на простыню. Это ложе их страсти, теперь оно имеет ее цвет, скоро кровь засохнет и шелк станет твердым как дерево, крепким как их чувство.
«Как ты прекрасна, Салли…»
Он медленно вспарывает ее кожу, снимает ее. Каждый лоскут, словно величайшую драгоценность, укладывает на отдельный стол. Он гладит ее освежеванное тело.
«Никто не прикоснется к тебе ближе, чем я, Салли…»
Аккуратно и мучительно медленно, словно работает с бомбой, он освобождает ее мышцы от фасций. Он отрезает от каждого мускула по ломтику и съедает его.
«Лишь я знаю твой истинный вкус, Салли…»
Вспарывая ее брюхо и раздвигая ребра, он приговаривает:
«Кто еще сумел заглянуть в тебя, Салли?»
Он снимает кожу с ее лица и накладывает ее на свое.
«Я смог посмотреть на мир твоими глазами, Салли…»
Он сбривает лоскут ее волос и вшивает его в свою кожу в области сердца
«Часть тебя всегда будет со мной, Салли…»
Он вскрывает ее средостение и опускает туда руки.
«Только я чувствую твое сердце, Салли…»
Когда он вываривает ее кости в огромном чане, запах этого варева поднимается с поверхности и заполняет просторный подвал.
«Твой аромат пропитает стены, Салли, даже твой аромат всегда будет со мной, Салли…»
Он берет чистый белый череп и опускает в сухие глазницы заплывшие красным глаза.
«Ты смотришь на меня, любимая»
Сохранить ее органы было сложно, пришлось использовать формалин, но его запах щекотал ноздри и от него слезились глаза. Он очень плотно закупорил банки, Салли не одобряет резкие запахи.
«Я все сделал правильно, ты можешь не беспокоиться, любовь моя»
Когда он складывает высушенные чистенькие кости в шкаф, локтевая кость цепляется за его рукав.
«Я никуда не ухожу, Салли, я всегда буду рядом с тобой, а ты… со мной»
Этот шкаф он смастерил специально для нее, просторный с зеркальными дверцами, чтобы она могла видеть себя, с подсветкой, потому что она боится темноты, с вырезанными цветами, потому что ей бы это понравилось.
«Я люблю тебя, Салли…»

@темы: Творчество, Чувства

---

Непримиримые противоречия

[librianec]

Название: Непримиримые противоречия
Автор: я
Жанр: рассказ

«В действительности, любое “я”,
даже самое наивное, – это не единство,
а многосложный мир,
это маленькое звёздное небо,
хаос форм, ступеней и состояний,
наследственности и возможностей.
<…> Тело каждого человека цельно,
душа – нет».
(Г. Гессе)

Постель всё ещё дышала теплом их тел. От мятых простыней словно исходили какие-то волны, на которые был настроен разум Норда. В его тонких пальцах тлела сигарета, жадно затягиваясь, он выдыхал полупрозрачное белёсое облако, через которое видел призраки тел слившихся в единую живую массу, источавшую в окружающую среду в месте с жаром адреналин, серотонин и половые гормоны. Всего полчаса назад он был там на этих простынях и чувствовал этот жар, и вдыхал этот сумасшедший коктейль: из солоноватого запаха их тел, адреналина, который заставлял его выделывать невероятные штуки, сравнимые разве что с первым парашютным прыжком, серотонина, приводящего к короткому замыканию в мозгу – коктейль под названием SEX!!! А сейчас Норд просто пересматривал эти моменты в своём воображении и вдыхал никотиновые смолы, он не знал, как, но это подхлёстывал его воображение, делая картинки из памяти ярче. Когда дым рассевался – призраки недавнего прошлого исчезали, но он всё ровно чувствовал этот запах, чувствовал на кончиках пальцев прикосновения к коже партнёра, а на кончике языка вкус губ Сэма. Норд давно заметил, что ему ни просто нравиться всё выше перечисленное, он без этого не может, как наркоман, это чисто физиологическая зависимость. Сэм иногда говорил, что после таких встреч выжат как лимон, что Норд его изматывает, тот лишь отвечал, что просто отдаёт все силы, будто это в последний раз. Отдавать и брать, загоняя себя и партнёра до изнеможения, до потери пульса, гнать на скорости 200 ударов в минуту по взлётной полосе и взмыть вместе с хриплым, еле слышным, повторённым в унисон, стоном так высоко, куда ни каждый космонавт доберётся, оставляя на плечах синяки от пальцев, на шее и ключицы лиловые поцелуи – как клеймо: «Мой! Без остатка! Здесь и сейчас!», а всё, что выходит за пределы комнаты, за пределы двух часов три раза в неделю – не существует!

Норд стоял у окна в одних застегнутых только на ширинку джинсах снова и снова наблюдая, через сигаретный дым за сценами прошлого, получасовой давности, за сплетенными телами: его и Сэма, а губы сами собой растягивались в какую-то наркоманскую улыбку после введения концентрированного кайфа. По спине бежали мурашки от холодного стекла, а он думал: «Что произошло? Когда это случилась? Когда он стал таким зависимым от этих “встреч без обязательств”? И что теперь это для него значит?».
Возможно, всё началось, когда они познакомились? Каждая история обычно начинается со знакомства, но нет, это началось ещё раньше, до того как Норд узнал, что есть на свете такой человек как Сэм и до того как Норд стал “Нордом”.
***
Вначале было слово и это слово – «счастье»! А точнее слова. Слова о счастье и проблемах, одного из менеджеров компании, в которой работал Норд, на совместном ленче в корпоративном кафе. Он (этот пиджачно-офисный, пропахший от ниточек своего костюма до самых клеточек тела кофе и сигаретами и под завязку забитый антидепрессантами, человек) говорил о проблемах в семье: о том, что жена его подозревает в измене и упрекает в том, что работа отнимает всё его время, хотя только отсутствие времени и удерживает его от измены; дети трепят нервы и вытягивают все деньги, он знает, что должен их любить, но ему всё труднее заставить себя верить в это, он всё чаще задумывается о том, что этот брак ошибка. Менеджер говорил также о счастье, о счастливой семье Норда и как он ему завидует: у него нет никаких проблем ни в семье, ни в работе. И этот несчастный, измученный жизнью, обычной жизнью, жизнью, по которой мы все плетёмся, втаптывая каждый год нашего существования в столь же несчастную матушку Землю, был прав. В офисе сотрудники считают Норда героем, т.к. он всегда спасает положение, вытаскивает команду из самых тупиковых ситуаций, а директора компании прочат его в партнёры. Его жена прекрасна и не по возрасту мудра, как греческая богиня, оказавшая этому миру услугу, сойдя на землю и осветив наш серый и скучный мир светлейшим ликом своим. А сын – маленький принц, мыслитель и будущий великий человек, чьи будущая слава, доблесть, храбрость, мудрость, но также и великодушие, и нежность, и ранимость написаны у него в глазах.
Он боготворил свою жену, он до бесконечности обожал сына. Но себя считал всего лишь человеком, полным противоречий даже в абсолютно непоколебимых чувствах к семье.
Норд безгранично любил жену, но не мог её обнять, не мог поцеловать равносильно своей любви к ней, т.к. выраженное в физических величинах его чувство могло причинять равноценную физическую боль: ломать кости, разрывать внутренние органы – могло убить её. И он обнимал её столь нежно, что та таяла в его объятьях, превращаясь в маленькую девочку, которую он был готов защищать от чего угодно, ценой собственной жизни, даже от самого себя. Это сочетание божественности, могущества, совершенства и силы той сущности, что таилось в ней и хрупкости тела фарфоровой куколки – убивало Норда.
Вовлекая его в поцелуй, давая почувствовать через себя пульс вселенной, шёпот звезд, шелест солнечных ветров, она делилась своей божественной энергией, возводя на трон Олимпа в месте с собой. И эта космическая энергия оседала в нём материей страстей человеческих.

По пятницам его друзья по работе звали Норда с собой в паб, но не только из-за дружбы, а скорее из-за корыстных побуждений: девушки слетались на него как на мёд (даже Норд не мог объяснить этого феномена, он был симпатичным парнем, но и друзья его были те ещё франты), а, увидев на безымянном пальце кольцо, чувствовали себя как-то неловко и переключались на холостых друзей. Но были и такие, которых не волновала такая мелочь и они буквально вешались ему на шею. Смотря на них Норд, видел разбитые фарфоровые чашки из сервиза, он думал «сколько из них он сломает, прежде чем это ему поможет избавиться от земных желаний и страстей». На самом деле он не воспринимал их всерьёз, девушки тратили всё своё обаяние, использовали все женские приёмчики обольщения и флирта, но каждый раз обламывались.
Как-то раз, к Норду, когда он подошёл к барной стойке и заказал кувшин пива, подсел какой-то парень, пахнувший фруктовым ликёром и бодрящим капучино. И не успел Норд подумать, что «этот парень вполне соответствует своему запаху», хотя он не знал, почему ему так подумалось, тот заговорил с ним.
– Эй, “пиджак”, что пьёшь? – это было так нахально, что Норд несколько растерялся.
– Пиво, – единственное, что он смог ответить после долгой паузы и то только после того как бармен поставил передним заказанный ранее кувшин.
– Ого! Оригинально. – Одобрил тот с явной издёвкой и добавил, – Парень, а тебе не кажется что у тебя проблемы с алкоголем? – намекая на размер кувшина.
– Я не собираюсь пить это один, а пью с приятелями, – показывая на столик с друзьями и присоединившимися к ним девушками, которые были только на половину доведены до “нужной” кондиции.
Парень ухмылялся, Норд не понял шутки, но когда она до него всё-таки дошла, потупил глаза, мысленно ругая себя: «Да уж, моя любимая педаль – тормоз! Идиот!». Почему ему было важно, что подумает о нем этот незнакомец, он не знал. А ещё он подумал, когда нёс, уже ненавистный, кувшин с пивом к столику, что тот парень выглядит довольно подтянуто и спортивно: «Он точно выдержит. Не сломается...», и тут же осёкся: «Вот чёрт! О чём я думаю? Наверное, мне уже хватит на сегодня», поставив кувшин, сказал что, наверное, поедет домой, и, не слушая возражений компании, вышел...
Нет, не так... Выбежал на улицу!
Свежий ночной воздух несколько остуди его “кипящие” мозги. Но не надолго, т.к. услышав за спиной: «А говорил, что будишь пить с приятелями», он обернулся, и первое что увидел: губы и глаза наглые и ухмыляющиеся. Ворот рубашки постепенно сжимал его горло. Ему хотелось стереть эту ухмылку, хотелось не думать о степени прочности этого парня, хотелось не чувствовать своего тела: его приземлённости, его человечности, хотелось что бы кто-нибудь помог снять “груз”, привязывающий к земле.
– Что тебе надо от меня?! – попытался разозлиться Норд.
– Ничего, – сказал тот как-то обиженно. – Хочешь выпить? – предложил он, чуть помолчав.
– Да. – Не веря тому, что он это говорит, согласился Норд и продолжил, также внутренне удивляясь самому себе. – Только не здесь. – Голос звучал так, спокойно не выдавая его волнения и удивления, как будто это не он говорил.
– Тогда может у меня?
– Хорошо.
***
Они ввалились в квартиру парня, кружась в поцелуе, сваливая по дороге всё, на что натыкались, не видя, ни друг друга, ни окружающую реальность, на ощупь, инстинктивно добрались до спальни. Норд упал на кровать, вернее его туда толкнули, и он даже не подумал сопротивляться, он вообще ничего не думал, он не помнил, как это началось, когда их разговор перешёл в столь “тесное общение”. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Двоякое было ощущение: с одной стороны он не чувствовал к этому парню ничего ни тепла, ни симпатии – он не знал его, а с дугой – его переполняли эмоции, не душевные – нет, эмоции тела: страсть, желание – подогреваемые половыми гормонами.
Они были всё ещё слиты во вдохновенном поцелуи, когда руки медленно расстегнули все пуговицы и стали снимать с Норда рубашку.
– Что ты делаешь?! – резко отстроившись от парня, сказал Норд.
– То есть как что? – С той же ухмылкой ответил парень, – Так мы что не будем? … Ну ты знаешь… – ухмылка превратилась в похабную усмешку. Тут у Норда стала, потихоньку, прояснятся голова, жар и туман стали рассеваться, как будто в сауне открыли дверь на улицу и зимняя прохлада начала красть раскаленный воздух.
– Вот блин! – прошептал он, взявшись за переносицу большим, указательным и средним пальцем, и зажмурился.
– Если ты не хочешь…
– Нет,… я не знаю… – поторопился прервать он парня, но не знал, как продолжить, будто забыл все слова на свете.
– Ты сам не знаешь, чего хочешь? А кто может это ещё знать кроме тебя? Ты что же своей жизни не хозяин? – это больше походило на тираду, риторические вопросы, кажется, парень обиделся.
– Я не знаю,… я никогда, у меня никогда не было,… ну ты понимаешь…. – начал было оправдываться он, – Вот чёрт, не знаю, что на меня нашло. Извини. Мне, наверное, надо, уйти… – Норд попытался, было встать, но ладонь молодого человека удержала его.
– У тебя никогда не было? … То есть с парнем? … Никогда не было? – попытался деликатно выяснить тот, он уже не ухмылялся, это было искреннее удивление, – Ого! А я никогда бы не догадался, судя по тому, как ты мне, вполне “профессионально”, достал до самых гланд. – И опять эта полу улыбка, усмешка.
Норд не знал как себя вести, не знал куда смотреть, он не мог смотреть парню в глаза или на его улыбку, это только усиливало и без того проступающий румянец.
– Знаешь если ты, всё ещё, не против, то мы бы могли начать с “азов”, – предложил парень уже без какой либо издёвки или насмешки. Норд ни чего не сказал, лишь едва заметно кивнул. Этого вполне было достаточно.
Они продолжали с того, на чём остановились, а после того как вся одежда оказалась на полу, перешли к тактильным ощущениям. Норду никогда до этого момента ни приходило в голову, что осязание для него окажется важнее зрения и слуха, что оно может обостриться настолько, что заменит ему зрение и слух. Но это был только начало. Они двигались постепенно шаг за шагом. Норду казалось, что он всему учится заново, будто учится ходить, как в детстве, столь далеком, что его вряд ли кто помнит.

***
Норд не мог отдышаться, не мог успокоить свой пульс, не мог перестать улыбаться. Внешне он скрывал свою улыбку, но продолжал улыбаться внутреннее, потому как не чувствовал своего тела, не чувствовал своего веса, он лишь чувствовал невесомость, он чувствовал как через него про ходят космические токи, слышал шёпот вселенной, шелест солнечных ветров. А ещё он улыбался тому, что оказался прав: стоит ему избавиться от человеческой приземлённости и он сможет почувствовать всё то, что позволяла ему чувствовать его “богиня” когда он лишь находился рядом с ней.

– Ух, ты! – парень тоже не мог отдышаться, словно марафон пробежал, – а ты быстро учишься... Из “новичков” я официально перевожу тебя “профессионалы” – Норд только усмехнулся.
– Сам в шоке от своих способностей…– они засмеялись.

После того как Норд оделся и уже собирался уходить он вдруг понял, что не знает, как зовут парня, мысленно он так его и называл: “парень”. А когда поинтересовался, тот сказал, что его имя ему (Норду) на самом деле не важно и это взаимно, они оба получили то, чего ожидали, ни обид, ни сожалений, ни обязательств, ни обещаний позвонить и встретится ещё – в этом вся прелесть. Но, видя, что его недавнему партнёру всё это в новинку и как-то неловко, предложил называть его Сэмом, а он будет звать его Нордом, если они когда-нибудь ещё встретится. И тот согласился. Уже закрывая за Нордом дверь, Сэм обмолвился между делом, что по пятницам он обычно бывает в том пабе, в котором они встретились. Норд не сомневался в том, что этим предложением он не воспользуется. Ему тогда казалось что это ему больше не нужно, что он освободился от земного притяжения и может спокойно в месте со своей обожаемой женой-богиней подняться в космос, стать частью вселенной, как она, и при этом не чувствовать осадок из человеческих страстей. Но всё ровно, еле заметно, кивнул, мол “учту на будущее”, так же как не так давно кивнул на предложение Сэма “начать с азов”.

Первое время было всё нормально, и даже отлично! Пришла пятница и он, по привычке согласившись сопровождать своих друзей на “ловлю пташек” – так они это называли, но с ужасом для себя обнаружил, что они идут к тому же пабу что и в прошлую пятницу. Почему с ужасом? Потому что понял, что ему хочется туда зайти, оставить своих друзей с какими-нибудь девушками, а самому улизнуть вместе с Сэмом, который сейчас там сидит, пьёт фруктовый ликёр, или пиво, или джин с тоником, или вермут и разглядывает лица посетителей, высматривая Норда. Он вспомнил, какой вкус у губ Сэма “смешанных” с терпким алкоголем. И от этой мысли по спине пробежал холодок. Норд спросил практически у входа, почему бы им не пойти в другой паб. На что получил молчаливое удивление в вытаращившихся глазах спутников, и был немедленно и бесцеремонно втолкан в увеселительное заведение. Единственное о чём он весь вечер мог думать: «Только бы не наткнуться на Сэма», т.к. не знал, какая у него будет реакция на этого, снёсшего ему на пару часов “крышу”, парня. В тот вечер ему “повезло” – он не встретил Сэма.
Но вот прошла ещё неделя и снова была пятница (сюрприз, сюрприз! – комментарий автора), и снова был вечер и тот паб, на этот раз Норд сам предложил его, хотя друзья порывались пойти в китайский ресторанчик. И на этот раз он думал только об одном: «Хоть бы Он был там!». Всё было как обычно: по бутылочки пива, по рюмки водки, потом стали присаживаться девушки, пора было идти за кувшином пива. Норд вызвался поработать официантом в надежде, что Сэм может быть у барной стойки, а, подойдя туда, он попросил смешать ему пиво и водку 5:3, бармен слега покосился на него, но всё сделал.
– Это что коктейль “Земля-воздух”? – послышался за спиной насмешливый голос.
– Скорее: “Земля-земля”, цель – упасть под стол не одному, и на что-нибудь мягкое. – Норд чувствовал, как закипают в крови гормоны, как адреналин отбивает в висках дробь.

***
Во второй раз было даже лучше, чем в первый, т.к. они не тратили время на прохождение курса: “Однополый sex для чайников”, ничего друг другу не говорили после, не думали, встретятся ли ещё раз – существовал только этот раз, ни прошлого, ни будущего – маленькая реальность, состоящая из одной комнаты и двух часов...

«Может быть, тогда всё началось, началась моя зависимость?» – подумал Норд, гася окурок, дотлевший до самого фильтра. Сэм, уходя, как всегда оставил ему пару сигарет, и как всегда, прежде чем уйти из гостиничного номера, Норд обе их приканчивал. Странно было то, что в другое время и другие дни его не тянуло к сигаретам, а всего за два, полтора часа с Сэмом приканчивал пол пачки. На что его партнёр, который выкуривал вторую половину, всегда замечал, что если так продолжится, то они будут первыми, кто заболел раком одновременно, причём из-за sex-а.
Зажигая второе “орудие убийства лошади” Норд вспомнил, сколько пятниц они провели так прежде чем он сам предложил встречаться не только по пятницам слегка подшофе, точнее 2-3 раза в неделю и на трезвую голову. «Кажется, это было на четвертый раз. Да, точно» – Норд помнил количество встреч, но не помнил, что изменилось в его жизни столь радикально, что он сам это предложил, по сути – постоянные отношения, когда у него уже были “постоянные отношения”. Были до бесконечности и беспредельно любимые жена и сын, жившие где-то на Олимпе, откуда и он сам родом. А Сэм и всё что с ним связанно – такое земное, такое человеческое, то, что он призирал в себе. Точнее не призирал, а старался это преодолеть: «Нужно быть ближе к совершенству» – повторял он себе, что включало в себя духовное совершенствование и отречение от той части себя, которая связывает человека с животным миром. И он продолжал также бесконечно и беспредельно любить жену и сына, и продолжал быть “античным героем” для своих коллег и друзей, но и также время от времени “спускаться на землю” и встречаться с Сэмом, убеждая себя, что именно так он избавится от всех человеческих страстей – испытав их. Не забыв при этом дать себе установку что, конечно же, прекратит всё, как только почувствует, что это помогло.
«Чёрт! Все наркоманы говорят, что могут бросить в любой момент!» – подумал Норд, вспоминая, как он, после четвёртой пятницы, сухим голосом предложил то, что привело, в конечном итоге, к этому моменту.

Эти “рандеву” 3 раз в неделю посреди дня в место спорт зала, куда он раньше обычно ходил (менеджерам его уровня компания позволяла тратить 1,5-2 часа рабочего времени в день на спортзал) стали для него отдельной реальностью, отдельной жизнью. Он не знал, что это была за жизнь, но он точно знал, что она была наполнена: бешеным пульсом, движением, болью в мышцах, которую не может обеспечить ни один из тренажёров, удовольствием от sex-а, удовольствием от сигареты после sex-а, нервным волнением от ожидания встречи пока он ехал в метро (и как сопутствующее: открытие для себя, человека передвигающегося преимущественно на шикарной машине, МЕТРО), приятно ноющими синяками от пальцев и губ, неприятной болью, когда кто-то отдавит ногу в метро (и соответственно ... (см. предыдущие скобки – комментарий автора)) и т. д. и т.п.

Норд больше не считал встречи, он не думал о них, не думал о Сэме, когда был с женой и сыном, когда был с друзьями и коллегами, но они были ему необходимы как инсулин для диабетика или как доза для наркомана. Когда он поймал себя на похожей мысли, то решил что уже пора кончать с этим. Прошла ещё пара недель, прежде чем он решился сказать об этом Сэму.

Это произошло сегодня на работе, когда он смотрел на фото жены и сына и мысленно улетал под небеса туда в космос к нирване, самой желанной цели всех буддистов, без каких-либо медитаций. И тут его вернуло на грешную Землю sms от Сэма, вернуло на Землю и смешало с ней и её пороками, превратив в обычного человека с естественными потребностями. И подумав о том, где окажется через полчаса, и что он там будет делать, тут же осёкся: «Неужели я настолько расколот?!!» – это и стало последней каплей.
Всю дорогу до гостиничного номера он думал, что скажет ему, как он это скажет, как он это объяснит. Норд знал, что его партнёр не будет спрашивать “почему?”, не обидится, не заплачет, не будет умолять Норда не бросать его, он просто пожмёт плечами и скажет: «Ну ладно» – это же Сэм. Он ещё продолжает твердить, что их отношения и встречи не носят обязательный характер, только не понятно: действительно ли он так думает или просто пытается убедить в этом себя и Норда. К тому же Норд ещё с первой их встречи понял: этот парень хочет “вылечиться” от боли, которую ему кто-то причинил, и начать жить заново, чтобы не утонуть в пустоте, которую этот “кто-то” оставил после себя. Норд не расспрашивал его об этом, иначе бы их отношения вышли за установленные рамки и причинили боль обоим.

А действительно, какая у него была причина всё прекратить? Только та, что он не достиг той цели, которую поставил себе в начале. Он увяз в этом! Он раскололся на две отдельно живущие половинки, хотя смысл был в том, чтобы сделать его цельной личностью без скребущихся в уголке сознания сомнений и тревог. Однако его двойственная жизнь не довлела над ним. Крепко обнимая и целуя свою жену, он уже не боялся сломать ей хребет. Эта расколотасть никак не мешала ему, несмотря на то, что первостепенная цель не была достигнута.
«Так какая же причина расставаться с этой жизнью?» – вопрошал внутренний голос, добавляя: «И с этим шикарным парнем?», при этом голос у этого “внутреннего голоса” звучал как-то пошло. Норду было до жути страшно, когда он понимал, что ему, оказывается, нужен кто-то ещё, помимо жены и сына. Как это возможно?! Они же вся его жизнь, всё ради чего он живёт, вся его вселенная!
«Да, это так, но только ты не забывай, что теперь у тебя две жизни» – продолжал с ним спорить внутренний голос: «Вторая может ни такая шикарная, ни такая волшебная, это не сказка о роге изобилия, она не идеальна – это земная человеческая жизнь, где есть место и боли, и удовольствию, и решительности, и сомнениям, и страстям, и желанию, и лёгкой влюблённости, и непристойным мыслям, и возвышенности, и злобе, и милосердию. Всё это перемешено и взболтано так, что люди идут по жизни спотыкаясь, падая, набивая шишки, кто-то учится на этом, но большинство нет. Почему? Да кто их знает? Но какой бы она ни была, нет такого повода, чтоб с ней расстаться. Ты знаешь, чем плох “олимп” (эта твоя совершенная жизнь древнегреческого героя с большой буквы), на котором ты живёшь и куда ты возвращаешься каждый раз после “кувырканий” с Сэмом? Он – идеален! Даже слишком, не выносимо, безупречен и полон беспредельного счастья, для такого парадокса вселенной как homo sapiens. Ты – человек, так будь им хотя бы пару часов три раза в неделю!».

***
«Чёртов внутренний голос! И откуда он только взялся?!» – бубнил себе под нос Норд, поднимаясь на лифте. «Нет, если уж решил так и сделаю. Скажу Сэму сегодня. Вот прям сейчас. С порога. Можно было бы и по телефону, но это как-то не очень прилично и жестоко», и уже подходя к номеру: «Но ведь можно напоследок как следует оттянуться, как итог всему?… А?». У кого он спрашивал разрешения? У внутреннего голоса? У самого себя, у той части себя, которая была человеком? Мысли путались, а сердце набирало темп, качая постепенно наполняющуюся адреналином и гормонами кровь.

После того как “высшая точка” была пройдена, Сэм без сил упал на партнёра, сдавив его грудную клетку своим весом. Обычно Норд его спихивал с себя на другую половину кровати. Не то чтобы Сэм был тяжёлым, просто ему казалась, что это лежание в обнимку только сократит между ними эмоциональную дистанцию, установленную ранее. Но сегодня Норд позволил ему отдохнуть на своей груди. Он глубоко дышал, укачивая Сэма. Он приобнял его одной рукой, а другой перебирал волосы на затылке, пропуская их сквозь пальцы. Это была та малость, которую Норд мог себе позволить подарить Сэму, ведь это было в последний раз.
«Неужели в последний?..» – спросил внутренний голос. Норду не хотелось отвечать, он перебирал мягкие волосы, водил кончиками пальцев по спине и ощущал горячие и спокойное дыхание парня, который дремал на его груди, которого он знал очень хорошо и не знал ничего о нём, даже настоящее имя. Ответ на этот простой вопрос мог привязать его к Сэму, а затем бы пошли другие вопросы и ответы, и вот Сэм уже “якорь”, который держит его на земле и в этой жизни, ну или, по крайней мере, часть его. А этого в полнее хватит, что бы всё бытие он провёл распятым между двумя полюсами своей личности. Но не это его пугало. Сохранит ли он равновесие на трапеции, протянутой между небом и землёй, именуемой судьбою? Сохранит ли туже бесконечную и беспредельную любовь к “богине” жене и его “маленькому принцу” сыночку? … И почему всё должно быть так сложно??
«Ну, вот теперь и я знаю, что значит – проблемы!» – усмехнулся Норд, вспоминая коллегу, который завидовал его идеальному миру. Но в отличие от того бедолаги он себя не жалел. Проблемы. Разве не это разнообразит жизнь? Предостерегает её от стерильности, делает её более опасной и от того более захватывающей? И страх начал постепенно отступать.

Норд разбудил Сэма, поцеловав в лоб, и шепнул:
– Пора.
***
Догорела вторая сигарета, и Норд оделся, убрался в комнате, закрыл за собой дверь, и, отдавая ключи портье, попросил забронировать этот номер на следующую неделю на это же время – всё как обычно.
Солнце грело его кожу так же, как недавно тело Сэма, он ничего ни сказал парню. Да – ему понравилось лежать с ним в обнимку. «Надо будет, как-нибудь повторить, – Норд улыбнулся этой мысли и подмигнул проходящей девушке, у него было отличное настроение, – но не каждый раз, а то привыкнет».
Норд понял что, скорее всего, рано или поздно он начнёт привязываться к Сэму, а тот уже к нему привязался, хотя и молчал, – выдали глаза, когда партнёр разбудил его поцелуем. Но это привязанность не на йоту не уменьшит его любви к семье. Он знал, что они с женой созданы были друг для друга и для жизни “под небесами” и после окончания пути, их души станут двойной звёздной системой, и они навечно останутся в месте. А их сияние будет освещать счастьем и любовью судьбу их сына, и всех кто будет после него, всех его потомков. Он знал это также четко, как и то, что глаза его любовника (а не “партнера”, нет, Сэм теперь чуть больше, чем просто “партнёр”) обычно голубые, а спросонок они небесно-синие. И это ему жутко нравилось.

@темы: Рассказ

---

такая вот у меня зима.

[бегущая по граблям.]

наверное, это слишком смешной прикол:
приехала в зимний город на Новый год,
пила с тобой из чашек кофейных ром,
загадывая, чтоб было - наоборот:

чтобы не я к тебе, чтобы ты ко мне,
не на вокзал, а сразу на простыню,
и елку нарисовать на моей стене,
гитару достать: сыграешь, а я спою.

валяться бы на ковре, сочинять бы бред,
придумывать себе будущее, пока
у нас нет продуктов на самый простой обед,
зато полный шкаф ликеров и коньяка.

наверное, это слишком большая дурь:
ходить с тобой в минус сорок, в колючий снег,
от полночи странной к томительному утру,
когда город пьян, а ты совершенно нет.

в троллейбусе печку отчаянно обнимать,
кричать: я не выйду, поеду в другой конец,
а дома лишь плюс пятнадцать - нырять в кровать,
заклеивать окна, иначе совсем пипец.

я очень люблю твой город, здесь снег так чист,
глубок так, что только шататься, а не бежать.
и падать в него, проваливаться вниз.
и так хорошо, и такая...ну...НАША жизнь...
но в следущий раз ты сам ко мне приезжай.

---

Упущенный шанс

[ЧингисХан]

1.1
- Повешаться? – Думал Данил про себя – бабушка всегда дома, не получится, да и наблюдение это проклятое.
2.1
Он сидел на стуле и смотрел в окно, была середина июня, люди всё еще не отошли после марта и по всему городу гуляли целующиеся парочки.
1.2
Застрелится? – пришла новая мысль- пистолет в сейфе у отца, а код он ни за что не скажет, тем более мне, тем более теперь.
2.2
Её звали Виктория, они встретились в парке чуть более двух лет назад, в тот день стояла такая же погода как сейчас, не смотря на то что был конец мая, весна была очень теплой. Он сидел с ноутбуком, делал домашнюю работу с университета, она гуляла, проходила мимо и он во время (или наоборот не во время?) поднял глаза. Они встретились взглядами и пораженный стояли наверно минуту, просто глядя друг на друга, это был шок, гром среди ясного неба, это было озарение, они ясно поняли, что раньше они были не целыми, половинками одного целого, были не законченными, и вот они нашли свою половинку.
- может… - только и успел начать Данил.
- Да, конечно – перебила она его. – Я Виктория.
- Данил.
- Можно присесть?
- Конечно.
Она подсела и заглянула в ноутбук.
- Чем занимаешься?
- Домашку делаю. В универе задали.
- А предмет?
- Базы данных.
- О, это ерунда, я на курсы ходила долго и упорно не просто так. – Она забрала у него ноутбук. – Смотри.
1.3
В окно тоже не получится, решетки везде, в том числе и на балконе…
2.3
Через год они съехались, он смог найти хорошую работу, которая не мешала учёбе. С помощью родителей обоих купили квартиру. Она была на 2 года младше его, ей было 19, ему 21. Они жили, душа в душу, никогда не ссорились, не вздорили, иногда только спорили. Думали о ребенке, когда Виктория закончит учёбу.
1.4
Отравится, таблеток наестся? Они все теперь под замком и выдают ему их под строгим контролем, как же достал этот присмотр.
2.4
Они шли в ресторан, прошло ровно два года со дня последней встречи, Данил хотел сделать Вике предложение в конце ужина, а по дороге она обрадовала его новостью о своей беременности. Его радости не было конца. Ей придется взять академический отпуск в университете, ну да ладно, ничего страшного.
Ресторан был на первом этаже. Огромный зал, отгороженный от улицы стеклом. Они сели поближе к «свежему воздуху». После начала ужина, Данил с нетерпением ждал конца ужина, он заранее заказал оркестр.
Наконец Данил достал заветную коробочку, оркестр направился к ним. Он открыл ее и протянул Вике, тихо позвав ее по имени, она обернулась, в ее глазах отразилось удивление и радость, оркестр заиграл и как аккомпанемент грянул взрыв.
1.5
- Утопится тоже не получится, нигде нет замков, пребывание в ванне строго ограничено и этот контроль повсюду.
2.5
Когда Данил очнулся, он лежал больничной палате весь в бинтах, его первой связной мыслью было неизвестно откуда всплывшая фраза «опять незнакомый потолок» Потом он вспомнил подробности вечера, и от нахлынувших чувств провалился в беспамятство.
Когда он пришел в себя второй раз, рядом сидела его мама, он поднял на неё взгляд полный надежды и муки, но она опустила голову:
- Тебе сильно повезло, можно сказать, ты обманул смерть или она дала тебе еще один шанс, Вика… умерла мгновенно – Проваливаясь в темноту, он уже сквозь пелену он слышал: - врачи обещали поставить тебя на ноги.
В третий раз рядом на кровати сидела Вероника, Данил всегда любил младшую сестренку. Он не смог сдержаться и из глаз брызнули горячие слезы. Вера была умной девушкой, поняла, что слова бессмысленны и ничем не помогут, она просто прижала голову брата к груди, он успокоился только через час и сразу уснул.
На похоронах Данил не сказал не слова, лишь шепнул пару фраз родителям Виктории.
3
Теперь он постоянно находился под наблюдением, во избежание суицида, в том числе психиатров, психологов, хирургов и других подобных, так же была нанята специальная охрана пребывающая с ним 24 часа в сутки, крайне редко выдавалась минутка одиночества, как сейчас. Он давно уже думал, как отправится за ней, но шанс все никак не выдавался.
4
Данил взглянул на часы: «Четыре ночи», как обычно воспоминания затянули его слишком глубоко. Он собрался лечь на кровать и пошел к шкафу, что бы переодеться, он ткнулся лбом в шкаф, заново переживая самые ужасные моменты. Неожиданно за спиной послышался такой знакомый и родной шепот «Данилка», он замер не в силах пошевелится, в голове пронеслось «Неужели снова галлюцинации», но неожиданно на плечо ему легла легкая ладонь:
- Обернись – Прозвучал её голос, Данил медленно обернулся и увидел её, она стояла там настоящая, живая, как будто не было ничего, и не хоронили в закрытом гробу, и не расставались они, как он думал навсегда.
- Но как, любимая?
Вместо ответа она подалась вперед и обняла его крепко-крепко, как делала после долгих разлук.
- Я тут ненадолго, ты пойдешь со мной?
- Да, конечно! Но куда?
- Тебе понравится. Но отправляться мы должны немедленно.
- Секундочку, - он снова сел за стол, что-то быстро написал на вырванном из тетради листе, - пойдём.
5
Утром Данила нашли мёртвым в своей комнате, он сидел за столом с карандашом в руке. Ночью у него остановилось сердце, в прощальной записке было написано «не прощаюсь =)».

23 08 09

---

квазиисторическое

[demodok]

Савелий Гурбин родился в 1867 году, он был предпоследним, третьим сыном в большой крестьянской семье в деревне Гурбинка Мценского уезда Орловской губернии. На самом деле он был пятым сыном, но двое его старших братьев (и один младший) умерли во младенчестве. Всего в семье было 9 детей, четверо из них — мужеска полу, и пятеро девочек.
Отец Савелия, Атанас Гурбин, был крепостным помещика Гурбинского, но, получив в 1862 году волю, так и остался при помещичьей усадьбе столяром-краснодеревщиком. Он был зело искушён в своём деле, но слаб и телом, и духом, и не достало сил искать иную судьбу вместо сложившейся, но вдруг разрушенной освобождением...
А работы, между тем, не было: старый помещик вскоре после раскрепощения своих крестьян умер от огорчения, а молодой пропадал то в Питере, то в Москве, то в заграницах, в усадьбу наведывался изредка, старую мебель не чинил и новую не измышлял, как некогда его папенька. Семья Атанаса Гурбина бедствовала, пробавляясь редкими заработками отца в соседних усадьбах да махоньким, на 20 соток, огородиком, да сдавая своих детей в батраки крепким хозяевам из бывших крепостных помещика Гурбинского.
В 1879-м году Атанасу крепко повезло. Вернулся в усадьбу молодой помещик и сделал заказ: починить письменный стол, некогда принадлежавший якобы самому Вольтеру, большому другу Екатерины II. Атанас был уже не только слаб, но и подслеповат, взял с собою для помощи в работе Савелия, коему уже минул 12-й год — и, если бы не Савелий, вряд ли Атанас починил бы этот антикварный стол, только испортил бы.
Зато Савелий, осознавший, что усвоил всё, что мог преподать ему отец, уверовал в свои силы и через год подался на заработки в Москву, а ещё через четыре года, не найдя счастья в Москве, в Питер. Семью свою Савелий не забывал, при каждой оказии посылал отцу и матушке изрядную долю заработка и на словах передавал приветы. Читать-писать он ещё в Москве выучился, но ни отец его Атанас, ни матушка не были грамотны, отец только чертежи читать умел да цифры знал.
В северной столице Савелий вскоре обнаружил лёгкий и достойный — по специальности! — заработок у студентов. Спервоначалу они ему только стулья да табуретки починить-изготовить заказывали, но Савелий чувствовал: их интересует нечто более искусное и дорогое. Так и вышло: вскоре Савелий стал незаменимым мастером в студенческой компании, оборудуя им тайники в саморазличной мебели. Работу можно было делать только у заказчика на дому, Савелий ходил по студенческим квартирам как свой, обмерял мебель, прикладывая к ней различные предметы, каковые должны быть надёжно спрятаны и легко извлекаемы в нужный момент. В основном это были книги, но случались и химические скляночки, и даже огнестрельное и холодное оружие... Книжки Савелий почитывал — даже по-немецки вскорости навострился читать — и проникся...
Больше двух лет продолжалась эта лафа с хорошим заработком и политическим самообразованием, а в 1887-м Савелия загребли жандармы. Один из заговорщиков признал в Савелии столяра-краснодеревщика, оборудовавшего им тайники для сокрытия крамолы и взрывных устройств... Его бы и не загребли, да стало жалко инструментов — свёрлышек, буравчиков, стамесок и старого, ещё отцовского, шерхебеля, за которыми Савелий и наведался на место своей последней работы, в квартиру студента-химика Александра Ильича. Заодно и немецкую книжку прихватил, чтобы вернуть хозяевам — она для него слишком мудрёной оказалась, не осилил... Сам-то Александр Ильич, как выяснилось, уже в каземате сидел, на острове, а в его квартире день и ночь жандармы пребывали с каким-нибудь из арестованных студентов, и возле обоих дверей, парадной и чёрной, шпики дежурили.

@темы: отрывок

---

[Rowana]

Узнай этот день по лязгу чужих ключей,
По запаху кофе, что просочился в двери,
По сладкому шепоту: "Ты все еще уверен,
Что будешь, как раньше - пьяный, смешной, ничей?"

По дрожи чужой ладони в твоей руке,
По звону цветных сережек, по танцу жестов.
По шелку постелей, где жарко, темно и тесно,
По жадному вдоху после "прости, окей?"

По рюмкам абсента, если в груди саднит,
По россыпи волосков и родимых пятен.
По каждой минуте, когда ты почти что спятил,
Но так и не смог осмелиться позвонить.

По смыслу, который каждый из нас искал,
По вороху снимков, что ты нашел намедни,
Где русые пряди блестят золотым и медным
И вьются на слишком белых моих висках,

А пальцы укрыты мелкой цветной пыльцой...
По косам пустых аллей, по дыханью улиц,
По сонному скверу, где я засмеюсь, целуясь
И где не сумею вспомнить твое лицо.

@темы: Стихи

---

[M@]

Поглядим, что из этого выйдет.
Мы положим узоры в коробку из-под старого детского замка, крышку плотно закроем, встряхнем и поставим на верхнюю полку между книг с пьяным запахом старым, вперемешку лежащих с кусками белых лент из атласа, сушеных листьев в детских альбомах гербарных, старых слайдов, где все молодые (те, чьи руки морщинисты ныне, те, кто вряд ли напомнит, но любит и уверен, что вы не забыли, что придете не просто на дату, но за так, на блины или борщ и расскажете, чем нынче живы, озарите беспечной улыбкой и опять упорхнете в воронку городских скоростей), между пошлых, совершенно ненужных подарков, принесенных случайными в тот, да, в странный год столь нелепых знакомств и компаний безжалостно прошлых, между стопок листов и граненых пыльных двух одиноких стаканов. Через месяц вернемся с надеждой, но усилием воли прикажем вовсе не прикасаться к коробке. Через годы вернемся в заботах, но припомним о ценных узорах, и они нам помогут держаться, продолжая лежать в этом царстве.
А когда наши губы устанут по знакомым нести приговоры, когда складками кожа на тыльной стороне постаревших ладоней ляжет и снять кольцо не позволит – мы загадочно тем улыбнемся, кто пришел к нам на с детства знакомый борщ и стопку блинов на тарелке из коллекции гжели в буфете, улыбнемся – и мельком укажем в направлении книжного шкафа, где забита вся верхняя полка, и посмотрим, что все-таки выйдет, если сами еще доживем.

@темы: Творчество

---

[Mio Cat]

Знаешь, это не в счет все - те игры и детские споры.
Было, все было, и будет еще - пусть не скоро,
Пусть не с тобой, не сейчас и не здесь, но однажды
Все, что случилось, для нас уже станет не важным -
Детски наивным, забытым, пустым и невинным.
Я, улыбаясь, шагаю под солнечным ливнем,
Я, чуть взлетая от счастья, танцую ламбаду,
Чувствуя снова - что я научилась не падать,
Чувствуя ветер на крыльях, по-летнему свежий.
Все наши споры давно уже сердце не режут,
Все недомолвки, твои и мои заморочки...

Главное, вовремя ставить последнюю точку.

@темы: Стихи, Творчество, Чувства, Отношения

---

г. Вольногорск, март 1957 г.

[demodok]

(Главному герою 10 лет. 4-й класс. Пионер.)

1.

Лариса была самой красивой девочкой. Таких красивых не бывает. То есть даже не очень ясно, кто заврался: то ли сама Лариса завралась, то ли заврались все двадцать мальчиков нашего класса. Абсолютно все — даже Савка, который совсем не умеет врать. Настолько не умеет, что если ему загадать загадку про «висит на стене и стреляет», он скажет «ружьё» — а про «полотенце» объявит, что это враньё, причём неумное... Так вот: даже Савка посчитал самой красивой девочкой в классе Ларису!
Дураки, что с них взять.
Я принципиально положил свой подарок на восьмое марта не в Ларисину парту, а в Зинину. Ну и что, что худышка? Зато добрая! И ещё кто-то (я даже точно знаю, что это был Морда) положил свой подарок не Ларисе, а Норке — Элеоноре Тишкиной. И еще кто-то положил, как я, Зине. У меня собезьянничал. Или в Ларисину парту уже не влезало, а они рядом сидят.
У Ларисы оказалось аж 17 подарков!
Дураки...
Всех девчонок обидели, вот дураки!
Ну ладно Верёвкина — её все презирают или в лучшем случае жалеют, потому что дура и горбатая, она и не ждала.
А Майка? А все три Леночки? А Спица — Сашка Спицына, наш самый лучший защитник в классной футбольной команде? (Вцепится — фиг отвяжешься, никакого паса не пропустит!)...
Вот и получилось, что из четырнадцати девочек подарки получили только трое, и семнадцать из двадцати подарков — у этой воображалки...
А всё потому, что не послушались Генку Савостьянова. Савка сразу нам предложил: четырнадцать бумажек с фамилиями, тянем из фуражки, кто кому попадёт, а шесть оставшихся дарят, кому захотят. Разумное предложение, и справедливое, но никто не захотел тянуть бумажек, всем захотелось быть в «шести оставшихся». И Савке, между прочим, тоже: он думал, что будет фуражку держать, а мы бумажки тянуть...
Вот только не всем и не сразу стало понятно, что же мы такое натворили. Даже я не сразу понял. Потому что Лариса повела себя странно.
Казалось бы: ну что тут непонятного? Задери свой горбатый нос ещё выше и поплёвывай на подружек! А она открыла парту, увидела, испугалась и сразу захлопнула. И весь урок просидела белая, как стенка, и такая же неподвижная. Не то что руку не поднимала (а она её всегда тянет, на каждый вопрос), но даже у доски, даже когда её вызвали, ни слова сказать не могла. Стояла и смотрела на нас снизу вверх, как синица с подбитым крылом. Не на Марину Степановну, а на нас.
Зато после урока... Вот это был финт — куда там Спице!
Не успела Марина Степановна выплыть из класса, как эта горбоносая фифа вскакивает на парту (честное пионерское! на парту! Лариса Гуримова!) и визжит:
— Девочки! Все ко мне! Мальчики нас поздравили! Налетай! — и вываливает все конфеты на учительский стол. Выгребает из парты — не глядя и не выбирая — и вываливает... Ну и Норка Васькину шоколадку к этой куче присоединила, и Зина мои леденцы и чей-то гематоген тоже: дурной пример заразителен...
Девчонки утёрли нам нос — вот как это называется, если честно.
А хуже всех было, наверное, Ваське Мудрых. Он даже осунулся, наш Морда, прямо похудел за пятнадцать минут девчоночьего пиршества. Ведь он две недели экономил на эту шоколадку для Норки, через день от школьных завтраков отказывался, а она — бяк её на учительский стол! Жрите все!
Нет, она, конечно, правильно поступила, у неё просто другого выхода не оставалось после Ларисиного финта, но Морде-то каково?
Или вот ещё: у Витали Софронова денег вообще никогда не водилось, он из дома бутерброды с ливеркой в отчимовой планшетке таскал. Зато он у нас в классе самый лучший художник. Правда, как раз по рисованию у него всегда тройки, но это потому, что его рисунки только Простому Карандашу не нравятся, а девочки от них визжат и все наперебой пытаются срисовать в свои тетрадки наряды Виталиных красавиц. Ну ладно... Виталя, никогда не имеющий денег на сладости, нарисовал портрет. Конечно же, портрет Ларисы. И все мы (все мальчики) это знали, и даже вопроса не возникло, в какую парту этот портрет надо положить. Виталю никто и не пытался заставить бумажку с именем тянуть.
А когда Лариса начала раздаривать дарёное, Негуляй возьми да и спроси у неё: «Свой портрет тоже на четырнадцать кусочков порвёшь?».
И Лариса удивила нас ещё раз.
— Нет, Коля, — сказала она. — Портрет — это только мне. Ведь это же и так понятно, правда?
И тогда мне стало окончательно ясно, что без помощи Принца мне этих людей не понять. То есть, не то чтобы всех людей, а девчонок. И даже ещё точнее: Ларису Гуримову.
Она что, глаз на Виталю положила?
Или просто дура?
Потому что умных женщин не бывает — хоть маму об этом спроси, хоть бабушку. Папу спрашивать бесполезно: либо отмолчится, либо начнёт про Софью Ковалевскую рассказывать. А что такого удивительного Софья Ковалевская открыла, кроме формы колец Сатурна? Да и то не открыла, а рассчитала. Открыл их — и кольца, и самую большую щель между ними, и четыре спутника — французский астроном Кассини-старший ещё за двести лет до Ковалевской, она всего лишь рассчитала расположение других щелей между кольцами. Вот и Лариса весь урок сидела и рассчитывала. Правильно рассчитала, на обычную для неё «пятёрку»... Ну ладно. С Принцем всё равно поговорить надо, и сегодня же после уроков я опять пойду в его замок.


2.

В стране волшебного замка не бывает зимы. Ни зимы, ни весны, ни осени.
Там всегда лето.
Неудивительно, что поначалу Принц был такой испуганный и жалкий и ничего не понимал. Ведь это было уже после ноябрьских праздников, когда я впервые увидел Принца. Мокрый, дрожащий, неописуемо грязный, он сидел на половинке кирпича посередине длинной глинистой лужи между задними стенками дровяных сараев. Лужа ещё не совсем замерзла, но стенки, мокрые после недавних дождей, уже успели обледенеть. Принц то ли не видел этого, то ли не знал, что такое лёд, и, наверное, несколько раз пытался допрыгнуть до стенки, чтобы взобраться на крышу. Его коготки скользили по льду, он падал обратно в лужу и почти вплавь добирался до своего кирпичика.
Увидев меня, когда я отодвинул доску задней стенки нашего сарая, он обрадовался и прыгнул прямо мне в руки. Тогда я ещё не знал, что он Принц. Я думал — просто котёнок. Охотился на крыше за синичками и упал...
Бабушка тоже не знала. А может быть, и знала, но ей было всё равно — принц или котёнок. Она кого угодно спасла бы, она все четыре года войны была фронтовой медсестрой.
А вот папа сразу понял, кто перед ним, и обратился к Принцу как положено. Папа всегда знает, кто перед ним — ефрейтор, обер-лейтенант или полковник, — его никакими переодеваниями не обманешь, он человека даже ночью в окопе насквозь видит! И, наверное, знает кошачий язык не хуже немецкого.
И Принц тоже сразу понял, кто перед ним, когда увидел папу. Во всяком случае, при папе он всегда ведет себя очень прилично, хотя и с достоинством, а вот на Короля в замке иногда даже фыркает. Потому что король — это всё-таки не папа. Ну и что, что похож? Мало ли кто на кого похож...
Только мама не хотела признавать в котёнке Принца, сколько мы ей ни втолковывали. А если приходила домой раньше папы, то обязательно закатывала истерику из-за порванных штор или поцарапанной побелки. Тогда Принц забирался на платяной шкаф, делал вид, что весь этот шум не имеет к нему ни малейшего отношения, и ждал папу.
— Его высочество опять ловил мышей? — спросил папа, входя и снимая фуражку. — Или просто тренировался?
Принц мягко спрыгнул ему на погон, выгнул полосатую спинку, задрал полосатый хвостик и промурлыкал:
— Тр-р-ренир-р-ровался!
— Это правильно, — сказал папа. — Своё дело надо знать, а форму — блюсти. Потому что мало ли что.
— Ах, делайте что хотите! — вздохнула мама. — Я смертельно устала и хочу есть. А ещё больше — спать...
Она упала на диван, и пружины сказали своё обычное «дзенн-тр-тр!».
Бабушка не вмешивалась в разговор. Она доставала из буфета тарелки, накрывала на стол и делала вид, что ничего не слышит.
— Про арифметику я не спрашиваю, — обратился папа уже ко мне, усадив Принца на его табуретку и расстёгивая свою портупею.
— По арифметике почти четвёрка, — отрапортовал я.
— Тройка с плюсом или четвёрка с минусом?
— А это одно и то же!
— Значит, тройка с плюсом... А по рисованию?
— А я не собираюсь быть художником!
— Понятно. Нарисуешь мне кроки школьного двора. По памяти.
— Я их тебе на прошлой неделе рисовал!
— Тем лучше. Вспомнишь допущенные ошибки и сегодня нарисуешь правильно.
— Ну почему Простой Карандаш задаёт нам только эти дурацкие кроки? Или кроки, или тротуар и заборы напротив школы? Я, может быть, хочу жирафа нарисовать! Или Сатурн!
— Семён Викторович был разведчиком, и он знает, как это важно: уметь нарисовать то, что увидел, — спокойно объяснил папа. — Это важно для любого человека, не только для художника. Потому что мало ли что...
С папой спорить бесполезно. Принцу-то что — он Принц. А мне опять не удастся сходить с ним в его страну, где не бывает ни зимней стужи, ни мартовской слякоти... Или, может быть, папа отпустит нас хоть ненадолго?
— Если управишься с кроками за полчаса, — улыбнулся папа, — успеешь погулять с его высочеством.
— Управлюсь! — обрадовался я.
А папа подошел к дивану, присел на корточки, погладил почти уснувшую маму по плечу и стал осторожно снимать с нее ботики — она никогда не снимала их сама, если приходила с работы раньше папы.
***************************************************
Уважаемые школяры! Если не влом — продублируйте ваши отзывы мне в личку!
Я сижу без «внешки», а сейчас просто пользуюсь оказией (исключительно редкой) на службе. Но то, что вы напишете мне в личку, придет на мой «внутренний» томский E-mail.
Спасибо.

@темы: отрывки из

---

[[Senri]]

Давление.
Возможно, с понедельника
Начнется жизнь,
Сомнение.
Хотелось бы, наверное,
Остановить
Ход времени.
Не ясно, не понятно мне
Как жить теперь.
Вес бремени
На плечи, как ответственность,
Как мягкий зверь
Устроился.
Рукою не прогонишь прочь,
Не замолчит
Глас совести.
Хотелось бы оглохнуть мне,
Но тщетно все.
И тошнота
Сожмет ладонь на горле и
Я задохнусь,
Наверное.
В кругу друзей капкан,
Звенит металл.
Измерено.
Мой путь измерен до конца,
А в чаше только…
Пустота.
Как в зеркало смотрю в тебя
И тошнота,
Берет за горло,
Тошнота.

@темы: Мысли вслух, Стихи, Чувства, Я

---

helloo

[Млисс]

Я вновь надеяться готов,
Что ты компанию составишь
Мне под симфонию шагов
И листопад отмерших клавиш.
Надеяться, чего ж глупей?
Надеяться - удел бессильных.
Но лестницу, ведущую к тебе,
Я перешагиваю в кедах семимильных.
Пускай смеешься ты сейчас
(Тебя я плакать не заставлю)
Нас под крыло взял этот вальс,
Осенне-радостный как смайлик.

@темы: Стихи

---

[Просто Кошка]

Обесцвечены, обезличины
Наши лица без наличников.
Наши очи без улыбок.
Я замерзла, я как рыба
Подо льдом. Усыхает голова.
Сигареты в пальцах мнутся.
"Ты сегодня не права!"
"Да пошел ты!"- улыбнуться.
Прикусить губу и спрятать
Слезы где-то под глазами.
А сегодня все иначе,
Я сегодня замерзаю.
Я сегодня очень тонкий
Лист папирусной бумаги,
Мне сегодня так далеко
До твоей мужской отваги.
Мне б сегодня не разбиться,
Не порваться на ветру.
Я сегодня единица.
Умираю.. Не помру.

---

[Anastezie]

Бесперебойно. Без точек. Без снов. Без совести.
Грифелем черным изнанку свою корябаем.
Нам бы её чуть поискренней, подзадористей.
Нам бы её попрозрачнее на порядок. А

в комнатах смеха- ха-ха - зеркала потресканы.
Мы всё смеемся, беснуемся, зубоскалим и
если в глазах только злоба до боли пресная,
То непонятно пропали или устали мы.

Если дороги пропахли золой и порохом
Если свинцовые ноги, слова и головы.
Будьте спокойны и кутайтесь теплым ворохом
Зимних надежд, переплавленых солнцем в олово...

---

Бежим откуда и куда?

[Funky Cat]

Бежим откуда и куда

Не знаем сами. Наши души

В сомнениях кричат. Послушай...

И пусть не разобрать слова,

Но боль почувствуешь украдкой.

В истоме так ужасно сладкой

Услышишь стон издалека -

Тебя зовет твоя душа,

Словно под лезвием ножа.

Бежим откуда и куда?

Пытаемся забыть проблемы,

И спрятать карты в рукава,

Да только это все слова,

Что лишь отводят нас от темы,

И наши жизни - словно сцены.

Фанфары, роли, полный зал -

Все то, чего так долго ждал,

А дальше - пан или пропал.

И пусть ты после вскроешь вены,

Сейчас в тебе кипит накал

Страстей написанных героев:

Воров, убийц, придворных слуг.

О этом мы мечтал, мой друг?

Но ты не скажешь никогда

Что хочешь разомкнуть сей круг,

И стать собой - случайно, вдруг.

Лишь в голове звучат слова -

Бежим откуда и куда?..

26.12.2009

@темы: Стихи, Творчество, Философия