Марс в фуражке
1.1.3 Артём и план-схема.
читать дальшеАртём ходил по кухне полуодетым, с незажжённой сигаретой в зубах и, одновременно говоря по телефону, пытался приготовить себе завтрак, хотя уже давно перевалило за полдень.
- Допустим... Мы заинтересовались... и сколько они просят за детали?... - отрывисто бросал он в трубку, щурясь на весеннее солнце, которое беспардонно лезло в его кухню, минуя занавески, слепило глаза и не позволяло определить, загорелся ли газ на плите.
- Нет, в гараж вообще никак, я сегодня обещал к маме заехать... ты там ржошь что ли, долбанавт, я не понял? Ничего смешного не замечаю...
Он довольно ловко отправил на жарку одно за другим четыре яйца, разбивая их о край сковороды.
- А вечером в институт. Заседание кафедры... да без вариантов пропустить...Затем мне это нужно, что я молодой энтузиаст, мля, - - - Сеня, кончай тупить, я тебе сто раз объяснял зачем мне кандидатская.
Он несколько раз встряхнул сковородку, чтобы яичница не пригорела. И выключил огонь.
- Что? Нотариалка на право собственности? Да, должна быть у меня, я посмотрю...
Он перешёл в комнату, пожёвывая фильтр сигареты:
- Смотрю, - сказал он в трубку и отпер маленьким ключиком ящик стола. Артём был слегка двинут на порядке и безопасности. В ящике лежало несколько аккуратно подписанных карандашом папок разного цвета, накладные на детали, пережатые бумагодержателем, счета под скрепками. И неопознанный клочок бумаги исписанный изумрудно-зелёным фломастером.
В детстве Артём любил игру «Что не так в картинке». И вот сейчас он не успел осознать, что было не так, а разум уже посылал тревожные импульсы. Тёма чуть не подавился сигаретой.
- Перезвоню, - буркнул он в трубку и не дожидаясь ответа нажал «отбой». Взял в руку бумажку, поднял брови и перекатил сигарету из одного уголка губ в другой.
Определенно в любой записке, как таковой, есть нечто таинственное. И уж тем более в записке найденной в запертой полке стола, стоящего в запертой однокомнатной квартире, принадлежащей одному человеку. Артему собственно. Нет, Артём эту записку в стол не клал. Ярким фломастером детским корявым почерком в записке было написано следующее: «Артёму. Севодня в семь на крыше. И главнае не ежай по Ленинскай». Бумажка была сложена вчетверо, и данное послание занимало только одну восьмую листа. Артём тщательно осмотрел бумажку. Остальные семь восьмых были чистыми. Артём сел прямо на пол, и, рассеянно взяв со стола зажигалку в виде пистолета, закурил. Курить в квартире было не в его правилах. Последний раз он делал это в день смерти отца, лет семь назад.
Перечитал ещё раз, силой мысли стараясь заставить записку сознаться, откуда она взялась. Но сколько бы он не медитировал, записка глумливо зеленела буквами и не сознавалась.
- Бред. - процедил сквозь зубы Артём и метко плюнул окурок в урну. Взгляд его упал на настенные часы. Артём подскочил, как ужаленный — времени в обрез! Надо обязательно успеть к маме до кафедрального, он обещал!
Забытая яичница сиротливо остывала на сковородке, пока Артём лихорадочно собирался.
Пяти минут не прошло, а он уже гнал по улице, выжимая последнее из своей гордости — старинной Волги, собранной практически самостоятельно. (Мама, конечно, смертельно боялась, что он попадёт на ней в аварию, а тут и подушки безопасности нет).
Артем, как всегда при поездке к маме, мимолётно подосадовал на то, что переехал в отдельную квартиру, и поддал газу. Из-за переезда он постоянно чувствовал себя немного виноватым. Особенно после того, как у мамы случился первый приступ год назад. Как она энергично убеждала его тогда не возвращаться обратно, кричала, что она прекрасно отдохнет одна, а ему до работы близко со съёмной квартиры, и не нужно каждый день ездить, а то у нее сердце не на месте – как он гоняет, да еще и передачи эти про автокатастрофы… Конечно он понимал, что мама делает это для него, а сама-то совсем не хочет чтобы ее Артёмка жил отдельно. И дело было даже не в её здоровье. Он эти ее фокусы научился просекать еще с пятого класса. Просекать-то научился, а вот противостоять соблазну – черта с два. После пары часов жаркого спора он «сдался», «уговорился». Закрыл глаза в очередной раз на мамины наивные психологические трюки. В четверть века, знаете, хочется уже жить отдельно от родителей…Да и такая удобная квартира на съём пропала бы…По крайней мере, он утешал себя тем, что исправно навещает маму.
Артём ловко перестроился в другой ряд — решил срезать через Ленинскую и сэкономить четверть часа.
На лобовое стекло ветер бросил и прижал бумажку. Артем резко затормозил. Ехавший сзади чудом не врезался в него, улицу разорвало матерящимися автомобильными гудками. Тёме было все равно. Его прошиб пот. "Нисмей по Ленинскай, каму сказала!!!" категорично заявляла намертво прилипшая к лобовому записка. Та самая. Которую он дома оставил... В смысле — почерк-то тот же... И фломастер... Артем запретил себе сходить с ума. Он глубоко и медленно сделал пару вдохов-выдохов, включил дворники, смёл бумажку с окна и, стиснув зубы, поехал давать крюка по Октябристов. И уже ни о чем не думал вообще. В такой ситуации это было по меньшей мере опасно. Наконец показался его старый дом. Подъезжая, он мельком отметил на соседней улице толпу народа и пару скорых..."Авария что ли," подумал Тема и сделал еще пару дыхательных упражнений, продолжая яростно подавлять все мыслительные процессы и проезжая мимо загроможденной людьми и машинами Ленинской улицы.
Домой он вернулся гораздо раньше чем рассчитывал. Успел он везде, и заседание вдобавок отменили, потом позвонил Сеня и загрузил ему работой мозги так, что про записки, аварии и прочую хрень он и помнить забыл. Не разуваясь, прошел в комнату и принялся перебирать бумаги в столе — найти наконец эту чёртову нотариалку. Тут снова запиликал телефон. Тёма так и подскочил:
- Да, - рявкнул он в трубку. - Сеня, ты меня реально достал сегодня... Нет, не нашёл ещё... Кто?.. Почём?... Диктуй...
Он взял из стакана один из безупречно отточенных карандашей (Тёма писал только карандашами) и записал номер на четвертинке подвернувшейся под руку бумаги... - Да, конечно, позвоню. До завтра.
Он нажал на сброс звонка. Помассировал переносицу пальцами. С голодным спазмом в желудке вспомнил о покинутой утром яичнице. Но прежде чем отправиться на кухню, он взял со стола бумажку с номером, чтобы перебить его в мобильник. И тут случайно посмотрел на её обратную строну, слегка похолодев - он записал телефон поставщика на той самой фломастерной записке. Теперь надпись гласила: «Ты чо делаиш? Ты где пишиш? Пиняй на сибя!!!». Тёма вздрогнул и выронил бумажку из пальцев.
Но вместо того, чтобы согласно законам физики упасть на пол, бумажка зависла в воздухе — на уровне его груди. Тёма оторопело отступил на шаг назад. Записка двинулась на него. Тёма отступил ещё. Краем сознания отметив только, что путь к двери ему отрезают шкаф и стол. Записка сделала резкий рывок к нему и Тёма шарахнулся, врезавшись спиной в стену. Секунды три ему понадобилось на то, чтобы осознать, что его рука ушла куда-то в бетон, который стал тягучим и податливым, и обратно не выдёргивается, более того, тянет его за собой. Записка зависла напротив и воинственно затрепетала. Вспомнив поговорку про ноготок и птичку, Тёма сжал зубы и сделал то, чего его своеобразный противник явно не ожидал - резко выбросив вперёд свободную руку, поймал чёртову записку в кулак, как
крупную бабочку. После этого стена принялась всасывать его в себя с утроенной скоростью. Тёма зажмурился и набрал воздуха в лёгкие, как перед погружением и... упал, пребольно ударившись задницей о что-то твёрдое.
Народ на крыше Артему удивился меньше, чем Артем крыше и народу. Он с десяток секунд пребывал в ступоре, таращась на присутствующих. Пока, наконец, стоявший ближе всех смуглый парень не протянул ему руку, помогая Тёме встать и совмещая это с рукопожатием.
- Я - Локки, - представился он, сверкнув сочувственной улыбкой. - Ты пиво будешь?
Артём открыл рот, однако вместо него заговорил самый младший по виду, в компании парнишка.
- Это Артём. - в голосе его слышалось облегчение.
- Ага, - нашёл в себе силы ответить Тёма сразу на всё и обалдело посмотрел на смявшуюся в ладони записку.
«Маладец!» - объявляла она.
(с) Лоторо и Фёдор Сумкин
читать дальшеАртём ходил по кухне полуодетым, с незажжённой сигаретой в зубах и, одновременно говоря по телефону, пытался приготовить себе завтрак, хотя уже давно перевалило за полдень.
- Допустим... Мы заинтересовались... и сколько они просят за детали?... - отрывисто бросал он в трубку, щурясь на весеннее солнце, которое беспардонно лезло в его кухню, минуя занавески, слепило глаза и не позволяло определить, загорелся ли газ на плите.
- Нет, в гараж вообще никак, я сегодня обещал к маме заехать... ты там ржошь что ли, долбанавт, я не понял? Ничего смешного не замечаю...
Он довольно ловко отправил на жарку одно за другим четыре яйца, разбивая их о край сковороды.
- А вечером в институт. Заседание кафедры... да без вариантов пропустить...Затем мне это нужно, что я молодой энтузиаст, мля, - - - Сеня, кончай тупить, я тебе сто раз объяснял зачем мне кандидатская.
Он несколько раз встряхнул сковородку, чтобы яичница не пригорела. И выключил огонь.
- Что? Нотариалка на право собственности? Да, должна быть у меня, я посмотрю...
Он перешёл в комнату, пожёвывая фильтр сигареты:
- Смотрю, - сказал он в трубку и отпер маленьким ключиком ящик стола. Артём был слегка двинут на порядке и безопасности. В ящике лежало несколько аккуратно подписанных карандашом папок разного цвета, накладные на детали, пережатые бумагодержателем, счета под скрепками. И неопознанный клочок бумаги исписанный изумрудно-зелёным фломастером.
В детстве Артём любил игру «Что не так в картинке». И вот сейчас он не успел осознать, что было не так, а разум уже посылал тревожные импульсы. Тёма чуть не подавился сигаретой.
- Перезвоню, - буркнул он в трубку и не дожидаясь ответа нажал «отбой». Взял в руку бумажку, поднял брови и перекатил сигарету из одного уголка губ в другой.
Определенно в любой записке, как таковой, есть нечто таинственное. И уж тем более в записке найденной в запертой полке стола, стоящего в запертой однокомнатной квартире, принадлежащей одному человеку. Артему собственно. Нет, Артём эту записку в стол не клал. Ярким фломастером детским корявым почерком в записке было написано следующее: «Артёму. Севодня в семь на крыше. И главнае не ежай по Ленинскай». Бумажка была сложена вчетверо, и данное послание занимало только одну восьмую листа. Артём тщательно осмотрел бумажку. Остальные семь восьмых были чистыми. Артём сел прямо на пол, и, рассеянно взяв со стола зажигалку в виде пистолета, закурил. Курить в квартире было не в его правилах. Последний раз он делал это в день смерти отца, лет семь назад.
Перечитал ещё раз, силой мысли стараясь заставить записку сознаться, откуда она взялась. Но сколько бы он не медитировал, записка глумливо зеленела буквами и не сознавалась.
- Бред. - процедил сквозь зубы Артём и метко плюнул окурок в урну. Взгляд его упал на настенные часы. Артём подскочил, как ужаленный — времени в обрез! Надо обязательно успеть к маме до кафедрального, он обещал!
Забытая яичница сиротливо остывала на сковородке, пока Артём лихорадочно собирался.
Пяти минут не прошло, а он уже гнал по улице, выжимая последнее из своей гордости — старинной Волги, собранной практически самостоятельно. (Мама, конечно, смертельно боялась, что он попадёт на ней в аварию, а тут и подушки безопасности нет).
Артем, как всегда при поездке к маме, мимолётно подосадовал на то, что переехал в отдельную квартиру, и поддал газу. Из-за переезда он постоянно чувствовал себя немного виноватым. Особенно после того, как у мамы случился первый приступ год назад. Как она энергично убеждала его тогда не возвращаться обратно, кричала, что она прекрасно отдохнет одна, а ему до работы близко со съёмной квартиры, и не нужно каждый день ездить, а то у нее сердце не на месте – как он гоняет, да еще и передачи эти про автокатастрофы… Конечно он понимал, что мама делает это для него, а сама-то совсем не хочет чтобы ее Артёмка жил отдельно. И дело было даже не в её здоровье. Он эти ее фокусы научился просекать еще с пятого класса. Просекать-то научился, а вот противостоять соблазну – черта с два. После пары часов жаркого спора он «сдался», «уговорился». Закрыл глаза в очередной раз на мамины наивные психологические трюки. В четверть века, знаете, хочется уже жить отдельно от родителей…Да и такая удобная квартира на съём пропала бы…По крайней мере, он утешал себя тем, что исправно навещает маму.
Артём ловко перестроился в другой ряд — решил срезать через Ленинскую и сэкономить четверть часа.
На лобовое стекло ветер бросил и прижал бумажку. Артем резко затормозил. Ехавший сзади чудом не врезался в него, улицу разорвало матерящимися автомобильными гудками. Тёме было все равно. Его прошиб пот. "Нисмей по Ленинскай, каму сказала!!!" категорично заявляла намертво прилипшая к лобовому записка. Та самая. Которую он дома оставил... В смысле — почерк-то тот же... И фломастер... Артем запретил себе сходить с ума. Он глубоко и медленно сделал пару вдохов-выдохов, включил дворники, смёл бумажку с окна и, стиснув зубы, поехал давать крюка по Октябристов. И уже ни о чем не думал вообще. В такой ситуации это было по меньшей мере опасно. Наконец показался его старый дом. Подъезжая, он мельком отметил на соседней улице толпу народа и пару скорых..."Авария что ли," подумал Тема и сделал еще пару дыхательных упражнений, продолжая яростно подавлять все мыслительные процессы и проезжая мимо загроможденной людьми и машинами Ленинской улицы.
Домой он вернулся гораздо раньше чем рассчитывал. Успел он везде, и заседание вдобавок отменили, потом позвонил Сеня и загрузил ему работой мозги так, что про записки, аварии и прочую хрень он и помнить забыл. Не разуваясь, прошел в комнату и принялся перебирать бумаги в столе — найти наконец эту чёртову нотариалку. Тут снова запиликал телефон. Тёма так и подскочил:
- Да, - рявкнул он в трубку. - Сеня, ты меня реально достал сегодня... Нет, не нашёл ещё... Кто?.. Почём?... Диктуй...
Он взял из стакана один из безупречно отточенных карандашей (Тёма писал только карандашами) и записал номер на четвертинке подвернувшейся под руку бумаги... - Да, конечно, позвоню. До завтра.
Он нажал на сброс звонка. Помассировал переносицу пальцами. С голодным спазмом в желудке вспомнил о покинутой утром яичнице. Но прежде чем отправиться на кухню, он взял со стола бумажку с номером, чтобы перебить его в мобильник. И тут случайно посмотрел на её обратную строну, слегка похолодев - он записал телефон поставщика на той самой фломастерной записке. Теперь надпись гласила: «Ты чо делаиш? Ты где пишиш? Пиняй на сибя!!!». Тёма вздрогнул и выронил бумажку из пальцев.
Но вместо того, чтобы согласно законам физики упасть на пол, бумажка зависла в воздухе — на уровне его груди. Тёма оторопело отступил на шаг назад. Записка двинулась на него. Тёма отступил ещё. Краем сознания отметив только, что путь к двери ему отрезают шкаф и стол. Записка сделала резкий рывок к нему и Тёма шарахнулся, врезавшись спиной в стену. Секунды три ему понадобилось на то, чтобы осознать, что его рука ушла куда-то в бетон, который стал тягучим и податливым, и обратно не выдёргивается, более того, тянет его за собой. Записка зависла напротив и воинственно затрепетала. Вспомнив поговорку про ноготок и птичку, Тёма сжал зубы и сделал то, чего его своеобразный противник явно не ожидал - резко выбросив вперёд свободную руку, поймал чёртову записку в кулак, как
крупную бабочку. После этого стена принялась всасывать его в себя с утроенной скоростью. Тёма зажмурился и набрал воздуха в лёгкие, как перед погружением и... упал, пребольно ударившись задницей о что-то твёрдое.
Народ на крыше Артему удивился меньше, чем Артем крыше и народу. Он с десяток секунд пребывал в ступоре, таращась на присутствующих. Пока, наконец, стоявший ближе всех смуглый парень не протянул ему руку, помогая Тёме встать и совмещая это с рукопожатием.
- Я - Локки, - представился он, сверкнув сочувственной улыбкой. - Ты пиво будешь?
Артём открыл рот, однако вместо него заговорил самый младший по виду, в компании парнишка.
- Это Артём. - в голосе его слышалось облегчение.
- Ага, - нашёл в себе силы ответить Тёма сразу на всё и обалдело посмотрел на смявшуюся в ладони записку.
«Маладец!» - объявляла она.
(с) Лоторо и Фёдор Сумкин
